А я верю в 500 слов "молитвы", снаряжённых в мои магазины. И стальные иконы-пластины, за "молитвами" в плитники вбиты. И на связи я с "богом" всё время, корректирую залп его гнева Мы с ним сеем "пшеницу-флешетом" Сдобрив пахоту тлеющим телом.. Нет апостольских саванов белых Нет и стягов под реяньем ветра Дай бог если жетоны отыщут Где за цифрой судьба человека.. А пока всем с экранов п#здят люди с паспортом стран зарубежных.. "Как нам родину лучше любить" ненавидя хохлов "незалежных"... Так и будет вертеться планета... День сменяться на ночь и обратно.. Так и русский солдат,что поросший травой... Дрёмой белой пробьётся ребята... Арт "Птичник",стихи нашего подписчика Ёжика ❤️‍🔥

Небо забито крестами - Аллея героев войны. Это - Володька с Рязани, Тринадцати дюймов винты. Это - Серёга "девятка" Тащит морковку в зубах, Кружится возле посадки, Ищет добычу в кустах. Где-то бурчит деловито, Гранату ручную несёт, Витька, гранатой убитый - Мавик на третий заход. Выше ветров и тумана, Выше деревьев и птиц, Реет Алан из Беслана - Гордый и смелый МатрИс. Воздух прошит именами, Моторы поют им псалмы, Небо забито крестами - Аллея героев войны. Автор- Евгений из группы помощи фронту САМ. Хочешь сделать хорошо - сделай это САМ!

Тех, кто имеет представление об армии только по фильмам, докладам и новостям в телевизоре, очень прошу сберечь свои нервы и мозги. Не читайте, все равно поймете все не так. После описанных ниже событие уже прошло время, вроде бы достаточное для безопасности всех участников. Для введения противника в заблуждения мудрые высруки решили поставить в серой зоне парочку макетов. От задумки до выполнения есть некое расстояние, а там наложился эксцесс исполнителя (ну а как иначе, когда непрофильную задачу сбрасывают не тем, кому положено, а тем, кому досталось). Макет (один) получился очень даже неплохой для подачи в доклад, но за реальный уровень исполнения бойцы ему дали нежное имя "Уебище". Ну там были еще ребята из Воронежа, которые Уебище нежно называли Аленкой. Ну, поставили, отчитались, забыли. И вдруг паника - Уебище украли. Начинаем разбираться - нет ее на месте, а в полукилометре все в той же серой зоны - макет от противника для нас уже. И хоть выполнен он уже был ну прям очень сильно лучше, но мы же тоже видим - наша Аленка, просто доведенная до ума и повернутая к нам дулом. Угу, вот значит вы как... Когда ты сам уже - немножко больше армия, чем ты сам, то таким финтом тебя не удить. Связываюсь с соседями и уточняю, решили ли он вопрос с бойцами, которые пару месяцев как удачно минуснули технику противника, но из-за проблем с фиксацией не могут получить положенное. Вопрос (ой, как удивили) не решен. Переходим к сути: снова прошу у соседей то, что позарез нужно моим, а соседи не хотят делиться. В ответ предлагаю шикарный новенький макет, который можно оприходовать с отличной фиксацией и наконец-то решить вопрос с награждением ребят. Даю фото Аленки (без привязки к местности) - товар ликвидный. Разведгруппа получает задачу осмотреть по темноте маршрут перемещения Аленки противником из точки "Наше" до точки "Сюда притянули". Заодно принято решение немножко прикоптить место прежней стоянки, чтобы вместо оправдываться доложить про успешное введение противника в заблуждение и уничтожение им Уебища высокоточным дорогим боеприпасом типа Хаймерс (3 шт). Группа возвращается и приносит гранаты, которые к Аленке прикрепил противник (что б мы назад не утащили). Все отлично, делаем контрольный визуальный осмотр места - твою ж мать, Аленке дуло поломали. Что, как? А это разведчики проявили инициативу. На зло врагу. Инициативные мои... Дополнение: есть рукастые мастера, которых любой адекватный командир сдергивает с боевых позиций на обеспечение всех типов работ. А есть между боевыми и рукастыми промежуточное звено, имеющее условную должность дежурного Рукожопа. Решаем отправить назад группу разведки, чтобы прикрыла Рукожопа, который починит дуло. Пусть разведосы косяк исправят. В целом все за, но всегда найдется мудак, которому все не нравится. В нашем случае это - Рукожоп. Но пойти на повышение в штурмовики ему не нравится еще больше, так что он тоже вливается в коллектив. Возвращаются без гранат и происшествий - уже хорошо. Визуальный контроль - отлично. С утра торопим соседей завершить сделку - Аленка так красиво выглядит, что неровен час, противник ее сам под доклад пустит. Тем более что у противника уже точно началась легкая истерика, когда спертой ими Аленке мы дуло то ломаем, то на место за одну ночь пришпандериваем. А мы можем, мы такие. Соседи вступают в игру. С третьей попытки попадают. Аленку разносит так, что сомнений нет - противник ее опять минировал. Уточняю от разведосов - а это, оказывается, наши противотанковые мины. Разведосы их инициативно приволокли вместе с Рукожопом, чтоб если противник туда сунулся снова что-то перетаскивать, то пожалел. В общем, по месту стояния Уебища введенный в заблуждение противник бил Хаймерсами, бойцы соседей получают запоздалое, но абсолютно справедливое представление к поощрению, а в результате выдвижения группы противника в условный квадрат "Аленка" силами подразделения нанесен удар, которым противник полностью уничтожен. В общем, держимся. Полковник Шувалов

Мы - пехота, мы копаем, Как какие-то кроты, Блиндажи, окопы, ямы И подземные ходы. Мы - пехота, топчем землю, Хоть шаги и нелегки, Тянем лямку нашей службы... Мы ж простые мужики. Мы - пехота, мы стреляем. Прилетает нам в ответ. Утром будит нас не кофе, "Тёплый" вражеский привет. Мы - пехота, староваты... Называют нас подчас Молодые командиры словом "кардиоспецназ". Мы - пехота, не спецура, Не десант и не Ахмат. Нет беретов разноцветных, Лишь Броня и автомат. Мы - пехота, мы воюем Без начала и конца В обороне и в атаке До последнего бойца. Мы - пехота, мы в окопах, И на всё один ответ : Если враг прорвался дальше, Значит, нас в живых уж нет... Мы - пехота, нам не жалко Буйну голову сложить. А в бою за Русь погибнуть - Это значит вечно жить. Слова бойца Алексея "Гугл" Рисунок бойца ПВО на осколке ракеты https://t.me/art_kot_pvo_Gallery

Мы каждый сходим здесь с ума, И прежними уже не будем, У всех у нас война одна, Её вовек мы не забудем. У каждого погиб здесь друг, Здесь каждый страху натерпелся Когда разрывы мин вокруг, Когда танк рядом загорелся. Бежит товарищ - вдруг упал, Вокруг разрывы, град осколков, И думаешь: "Лишь бы дышал! Я дотащу до лесополки!" Привыкли спать под шум арты Трясется хата – как живая! "Как можно спать?" – вдруг спросишь ты, Отвечу: "Жизнь у нас такая!" Ору во сне: "Тащи БэКа!! Пустой уже я! Отстрелялся!" Товарищ дернет за плечо: - "Чего, братуха, разорался?" Всем тяжело морально тут, Домой охота, дома ждут! Нас ждут живыми и с Победой Конец наступит мрази этой! Мы верим – своего добьемся! И обязательно прорвёмся! За нами правда, с нами боги – Потом мы подведём итоги, Кто прав был тут, а кто не прав, Неправильный приказ отдав! За всё и всем сполна воздастся, Сейчас не время нам ругаться. 🇷🇺Боец из группы тяжелых снайперов 155-й Гвардейской бригады морской пехоты ТОФ Позывной "Тимати"

Окопы. Воскресенье. Тишина. Мы не стреляем. Укры не стреляют. В посадке их позиция видна, И нас лишь сотни метров разделяют. Один из наших, парень заводной, Кричит, вдыхая воздух полной грудью: «Привет, хохлы! Сегодня выходной! Быть может, в этот день стрелять не будем?» Тот край обычно отвечал огнём, Жужжали пули в бреющем полёте. И вдруг в ответ: «Давайте отдохнём! И если вы серьёзно – мы не против!» Вновь оживился резвый паренёк, И диалог продолжился по-русски: «Давайте вместе проведём денёк! У нас есть самогон, но нет закуски!» На фронте не расскажешь обо всём, Что жизни неожиданно спасало… «Ну, хорошо! Мы сало принесём. А то не пьётся самогон без сала!» Весь день, всю ночь – до слёз, до вспухших вен - Курили, говорили, песни пели… А утром хлопцы попросились…в плен. Ну вот и слава Богу! Уцелели!    13.10    18.04.2024 Автор Константин Фролов-Крымский

Осторожно, ненормативная лексика! "Я сплю и вижу странный сон - Пришли хохлы опять в Херсон. И вот одна у них забота - Ведь наши спи..дили енота. Зеленский срочно прилетел - Увидел всё и ох…ел: «Другого мало было шмота - Ну нах..й спиз …ли енота!?» Не монумент, и не Тойоту Енота сперли, бл..ть, енота!!! Жил в зоопарке мирно зверь - Х…й знает, где он есть теперь. Спросили зебру, та молчок «Знать, засланный был казачок» Хохлам так дорог зоосад: «Це  наш енот, вертайте взад» Согласно присланным отчётам, Как доложила разведрота, Енота видели с утра На левом берегу Днепра, Доволен жизнью тот енот - Сардины жрёт и пьёт компот. Хохлы, поймите наконец - Енот вернётся - вам пиз…ц!" Всё так! 🦝

Штурмовики - соль земли, храбрейшие из храбрых. Двадцать прыгнуло на пидорский опорник, семь двести, тринадцать триста. В упор рубились, чуть не зубами грызли. Взяли. Подлечимся, пополнение получим, следующую позицию выхлопаем Встает линейный пехотинец из мотострелковой дивизии. Мы, говорит, полгода напротив этого опорника стояли под звездюлями. Чтобы тебе было откуда прыгать. И куда откатиться, если не допрыгнешь. Олимпиец, глядь Позвольте, вступает птурист. Вы танки на прямой наводке помните? Леопарды? Бредли с десантом? Да они бы вас в чернозем закатали вместе с вашими пукалками. Если бы не наши расчеты. За один накат шесть слонов сожгли, столько же убитыми и ранеными потеряли Вы сожгли, ага, хохочет дронщик. Не смешите мою писю, она и так забавная. Их сюда двенадцать катило. Нашими трудами доползла ровно половина, и те напуганные до икоты. Я с десяти километров дрон Леопарду запихивал в жо… в выхлопную систему Ой-ой, вступает артиллерист. Вы посмотрите, ебака грозный. В дождь не летаешь, в РЭБ не летаешь, с низин не летаешь. То радиосигнал пропал, то видео отьебнуло, то воробей в вентиляторы попал, то батарейка села, то птицу свои же с автомата ушатали. А моим снарядам плевать на погоду, время года, ПВО, РЭБ, стрелковый огонь и прочие глупости. И батарейки в них бесконечные Ну-ну, говорит водила. Снаряды тебе кто привез? Жрачку? Воду? Трусы чистые заместо испачканных в особо острые моменты матча? Ты сперва пропетляй с моё на чекане под камикадзе и минометами, потом побазарим за жили-были Я пропетляю, уверяет сапёр. За баранку твоего драндулета сяду, по красоте все исполню. Вот ты попробуй хотя бы разок выкатись на мной не проверенную дорогу. Наедешь на что-нибудь интересное, только писюны по стенам полетят Да-да, бурчит ПВОшник. Писюны по стенам, это хорошо. Замечательно даже. Я сейчас свой зонтик над вами уберу на денёк-другой и посмотрю, сколько протянете. Тем более, мы приоритетная цель, на нас даже хаймарса не жалеют И на нас не жалеют, подтверждает бпла-шник. Ловят расчеты на развертывании и долбят. А все одно летаем. Без наших глаз в воздухе Искандеры не стартуют, Ланцеты не попадут, арта промажет. Много не навоюете, короче Хаймарс - это сразу наглухо, отвечает танкист. Даже испугаться не успеешь. Видел, как танки горят? Видел, что от не успевших вылезти остаётся? А с контузией попробуй, выскочи А и выскочи, возражает медик. Выскочи, не тушуйся. Чтобы я за тобой пять километров пешком бежал, мотал тебя, и обратно на своем горбу столько же пёр. Да потом ещё в виляющей от прилетов и дронов буханке капельницы ставил при свете налобного фонарика, пока ты блюешь и стонешь Ну, ставил, говорит пилот. Ну, вилял. Тебе хотя бы вилять можно. В землю зарыться, если припрет. В небе где ты зароешься? Вчера по нам промазали, позавчера промазали, а на завтра пять вылетов в расписании. ФАБы сами себя на хохлов не уронят Хорош эфир засорять, ржёт связист. Я вам его не для болтовни и бахвальства обеспечиваю. Но для эффективного взаимодействия в ходе непрерывной боевой, глядь, работы А в углу тихо дремлет волонтер. Он улыбается во сне. Наверное, ему снится что-то приятное. Например, полностью закрытый список запросов от подшефных подразделений. А также чашечка кофе, поданная с поклоном человеком в мундире и огромных звездах на погонах. Как я поехал на войну. Платон Маматов

Обычный тëплый майский день, Обычные кафе в линейку. Вот-вот и расцветëт сирень Гуляют дети по аллейке. Столы заполнены едой. Фаст-фуд, напитки, чипсы, пицца. Веселье. Папа с детворой. Довольные повсюду лица. Ты не пошел... Работа, дом... Семья, кредиты, ипотека. Там есть кому, там не о том, Там не про то, там не про это... Ну что ж, не надо объяснять, Клянусь, тебя я понимаю! Хотя хочу тебе сказать, Что сложно здесь остаться с краю: Ты водишь сына в детский сад, Конечно лучше сыну с папой, Но в это время наш солдат, Прости, под минами с лопатой... А кто-то из последних сил Штурмует в лоб укреп-район И, как бы "град" его не бил, Спасает мирный тыл ваш Он! Ты не пошёл... Работа, дом... Компьютер, водка, дискотека.. Вдруг... боевой с тротилом дрон Разрушил вдребезги всё это... Автор: позывной «Поэт» 05.2023

Если бы я написал это сразу, то наверное было бы много мата. Каждое второе слово. И наверное меня можно будет привлечь за дискредитацию чего то там. Но и лишней эта информация не будет. Всё время я немного критиковал руководство, но сейчас достанется всем. И так, противник имеет успех южнее Бахмута. Чем же он обусловлен? Первая и главная причина, это потеря боеспособности подразделений на участке. Командование решило, что чем больше юнитов оно загонит на километр фронта, тем больше шансов на стабильную оборону. Это был основной просчёт. А теперь, только о том что видел. На участок требуют выдвинуть людей, в количестве предположим 100 человек. Зайдя на место, мы видим что местность кишит людьми, то есть для организации правильной обороны, надо было просто развернуть несколько опорных пунктов, наладить связь с артой и в принципе задача по удержанию была бы выполнена. Потом, по мере появления свежих сил, производить ротацию и иметь резерв из отдыхающих подразделений, если ситуация ухудшится. Это по классике. А по факту мы видим слоёный пирог из подразделений, которые туда просто впихивают на необорудованные рубежи. Людей столько, что каждые 10-15 метров кто то прячется под остатками зелени, в норах, даже не готовясь к какой либо обороне! При ПОЛНОМ превосходстве противника в дронах, работающих нон стоп днём и ночью и в средствах поражения, потому что если в течении минуты в тебя что то не летит, значит у противника устали. Два миномёта, испытывающие снарядный голод, не способны достойно противостоять той карусели огня, от танковых орудий, до дронов со сбросами, которые без остановки проряжают наши ряды. Есть подразделения, которые сидят там месяцы, потеряв до 2/3 своего состава и почти всю технику (кстати, именно от этих ребят можно услышать, что при Вагнерах был порядок). Главная шутка у парней после очередных прилётов, мы ещё даже не начинали... Есть подразделения, которые большую часть службы провели на лайт участках и не имея на вооружений тяжёлой техники, а значит и возможности отвечать, просто теряют остатки самообладания и бегут. Бегут постыдно!! Приходилось стрелять в воздух, что бы прекратить драп. Если те кто уже обжился имеет хоть какие то позиции оборудованные в инженерном отношении. Пусть это всего лишь перекрытые блиндажики, без возможности ведения огня. То вновь прибывшие, хорошо если отрыли ямку для переночевать. При обстреле они несут потери, выносят раненых и погибших, туда загоняют новую партию и круговорот повторяется. На момент прибытия, при нормальной арт поддержке, участок мог удерживать отряд численностью в две роты. Когда туда загоняли ЧЕТВЁРТОЕ подразделение сопостовимой численности(четыре разных системы связи), всё так же не имеющих собственной арты, всё сломалось! И все побежали! Горы БК валяющиеся в точках доставки, никак не используются. Можно часами писать, ставьте растяжки, но если люди не хотят, они не делают. И ящики с Фками, как и противотанковые мины, просто валяются. То есть подразделения не готовы выполнять задачу. Они просто морально подавлены и ждут своей очереди. Немного о командирах среднего звена. Я не пересекался со всеми, но командир старожилов, здесь передаю привет Гураму, просто выходил раз в два дня в эфир, с матами и оскорблениями, не ставя задачи, а просто делая разнос по таким диким пустякам, что возникали сомнения в его адекватности и точно не было никаких сомнений, в его состоянии сознания. Командир роты, был ближе к подчиненым, но возникает вопрос, он что не видел что подготовленых позиций практически нет? И второй вопрос, почему когда ситуация стала критической, пошёл расставлять его бойцов я, а не он. Ну и куда делись его подчинённые, когда я вернулся??? На момент драпа, удалось остановить два расчёта ПТУР, найти брошенный ПК и РПГ(расчёты которых пришли потом с просьбой вернуть пролюбленное). Позиция АГС была под боком и распределив сектора и начав закапываться, мог возникнуть нормальный узел обороны. Но люди ушли... ПРОГРЕССОР

Когда очередная группа мобилизованных драпала мимо нас, коптер произвёл сброс и в группе появился раненый. Из шести человек, ни у одного не было аптечки!!! Когда им отдали свою, никто не умел оказывать помощь. Они с их слов, ДЕВЯТЬ месяцев учились штурмовать окопы. И ни у кого не было аптечки!!! Прикинув что их осталось пятеро, а раненный тяжёлый, я остановил следующих драпунов и попросил помочь. Эти "своих не бросающие", ускорились. Когда я дал очередь и скомандовал назад, они побежали. Так у меня появился повод написать пост про мотивацию. Ну и вопрос о возможности удержания участка отпал сам с собой. Никто их бегущих не видел ни одного аду, просто охватившая паника была сильнее рассудка, а усиленный артобстрел, стимулировал сильнее любой химии. Группой бойцов моего отряда, руководил замкомандира. Из за раненых в группе оставалось 7 человек. Они практически единственные не оставили заданную точку. Когда я выйдя в точку ноль, по рации обрисовал ему ситуацию, он сказал что не уйдёт без приказа. Там оставались два бойца с моей группы, которые меня ротировали. К счастью появилась возможность попасть "на верх". Там уже были представители других подразделений, которые подтвердили мои слова об оставлении позиций и нам был дан приказ на отход. На вопрос, почему до сих пор несмотря на неоднократные запросы, нам не отвечали. Был дан обескураживающий ответ. Командующий до сих пор не принимает, он корректирует арту(сидя у большого экрана, на котором картинка с Орлана, говорит куда стрелять). Осознав всю важность, никчёмность и уровень своей простоты и много других важных вещей, я спокойно поехал в больничку. И обещал ничего не писать по этому поводу плохого! P. S. Меньше чем за две недели не удержания позиций, у нас почти 20 раненых и 29 пятисотых. Добровольцам проще, не нравится пошёл домой. P. P. S. На фото рядом со мной стоит Добрый. Мужчина моих лет, действительно добрый, умеющий хорошо готовить и переживающий за всех. Он нормально служил в ремвзводе. Что заставило его пойти в окопы, не понимаю. Хотя вру, понимаю. Он всегда говорил, если что уходите, я прикрою с намёком на свой вес. Назад я ехал в кузове пикапа, практически лёжа на нём. Так что как ни крути, не написать всё это, я не мог!!! ПРОГРЕССОР

Истории из жизни // Рассказывает «ДядяЮра» — пилот батальона   Получили мы с напарником Вадяней как-то в декабре боевую задачу: заминировать пути перемещения противника ПМН-ками (противопехотная мина) на одном из южных направлений. В соответствии с боевой обстановкой определили место работы: небольшая, слегка разобранная лесополка. До зоны минирования — около полутора километров, а работать пришлось, пролетая позиции наших штурмов.    Работаем. Вадяня заряжает и следит за обстановкой, а я доставляю «подарки». Естественно, пока я летаю, то ничего не вижу, кроме картинки в очках. Напарник прикрывает. Поднимаю в воздух птицу для очередного сброса. Пролетая позиции наших штурмов, вдруг слышу характерное жужжание у себя над головой.    «Противник!!! Спалил-таки!», — кричу Вадяне: «В укрытие! Это не я!» А сам бросить птицу не могу, тогда мины упадут на головы своим же! Лечу дальше и думаю: сейчас этот «дятел» меня найдёт и... лесополка то жиденькая.   Но мой напарник решил иначе. Вместо того чтобы прятаться в укрытии, он выскочил на открытку и стал привлекать внимание «дятла» на себя.    Слышу, стало жужжать не надо мной, а где-то в стороне. Это Вадяня бегает вокруг дерева, кусты трещат, он матерится, по-хорошему, зло... А дрон гоняется за ним. Он подставил себя, чтобы спасти меня. В итоге у коптера просто начал садиться аккумулятор. Хохол психанул и атаковал Вадяню, как смог. Вышло коряво. Дрон застрял в ветках, потеряв и аккумулятор, и свою боевую часть — «морковку» (выстрел от гранатомёта ПГ-7).   Я тем временем уже возвращал свою птичку обратно. Кое-как со страху посадив её, кричу напарнику: «Валим, а то сейчас либо ещё один прилетит, либо миномётом накроют!» А он мне в ответ: «Ага, щас! Я что зря полчаса от него бегал?», — и полез вытаскивать из кустов упавшего «дятла»! В суматохе Вадяня успел подхватить и нашу птичку.    Как только мы ушли с позиции, по ней тут же начал работать хохлятский миномёт. Ну, а мы, с трофеем и без потерь в технике и личном составе, выполнив боевую задачу, отошли на точку эвакуации.    Так мой напарник прикрыл меня, подставив себя под удар вражеского дрона! МУЖИК!  Батальон ФЕНИКС

Пока лупило по земле Зло неустанно- Традиционно в сентябре Цвели каштаны. Поддерживая их порыв, Порыв почина- Про календарь земли забыв, Цвела рябина. Пока спешило прилетать И в центр столицы, Вдруг стали голос подавать Тихонько птицы. Грачи, поднявшись в свой пролет Поутру стаей, Смотрели, что и как цветет, Где прилетает. Последний выводок -пищат, В крик поголовно. Как будто все вернуть назад Тепло способно. Но если к вам пришла беда Под небом синим, То не уехать никуда От красных линий. И под цветеньем невпопад, Под солнца блюдцем Влетает мина и снаряд и стекла бьются. ...Смотрите- мы еще цветем, Живем, красивы! И лист ложился в водоем Под шумы взрывов. Нас убивают, мы поем - Как будто лето. ...Дождитесь, мы еще придем Весенним цветом. Наталья Литвиненко. Донецк. ДНР.

Мало кто знает, как эти люди ведут свою войну. Их редко показывают по телевизору. Их основной бой идет тихо. Их бой - это бой против своих нервов, подрагивающих рук, стучащего в ушах адреналина и страха, сфокусировавшегося на кончиках пальцев. Мало кто знает, каково это: говорить своим ребятам: "свалите метров на 50, попробую эту хрень снять"... И ребята понимающе отходят, взглядом прощаясь с тобой на всякий случай. И правда, лучше уж одного, чем всю группу. Сложно показать​ телезрителям тот мороз по спине, когда цепляешь ногой растяжку, но умудряешься не сорвать ее, замерев в последний момент. Когда длина твоей жизни начинает измеряться не в годах, а в долях миллиметра торчащей шпильки. Сапер - это человек, которому рады на любом опорнике, потому что "там впереди какая-то хрень стоит, мы ходить боимся. Уберете?". Сапер - это ехидная ухмылка в ответ на вызов: "Там такое страшное минное поле, что хрен кто обезвредит". Сапер - это когда видишь, как красиво наплел растяжек твой противник, и поневоле восхищенно щелкаешь языком. Сапер - это когда обезвреживаешь фугас с 10 кг тротиловой смерти, руки и голова работают на автомате, а по окончанию час ловишь "отходняк" и пытаешься успокоить вырывающееся из груди сердце. Сапер - это когда в отдельных случаях успокаиваешь себя фразой "Да зато трехсотым точно не буду. Сразу в клочья". Сапер - это когда ты знаешь, что необезвреживаемая и неизвлекаемая по инструкциям мина на самом деле обезвреживаемая и извлекаемая. Более того - ты точно знаешь, как именно это делается и сто раз так делал. Сапер - это когда знаешь, какой взрывчаткой лучше всего топить печку. И да, ты знаешь, что она не взорвется. Сапер - это когда на фиг перчатки, и неважно, что зима, потому что чувствительность рук важнее. Это когда контузия воспринимается как издержка профессии. И еще сапер - это когда за год войны не понимаешь, почему ты до сих пор цел. И если меня спросить, чем саперы отличаются от других военных, я отвечу. Валентин Бахтин

Ты не муж мне, не брат, но родней во сто крат Тех, кого называю "Семья". Ты не муж мне, не брат, ты-российский солдат, Тот, кто жизнью рискнул за меня. Я тебе не жена, не сестра и не мать, Но у бога одно лишь прошу, Чтоб помог он тебе без потерь воевать. И свечу с февраля не гашу. Я тебя буду ждать, как в лихие года Ждали дочери с фронта отцов. И ночами не спать, ведь тебе там сейчас Знаю, тоже, увы, не до снов. Ты вернешься живой, в орденах, с сединой. Я тебя у беды отмолю. Ведь с тобою в бою будет верность моя. Верность в вере в победу твою. Ты держись там, сынок, мой любимый, мой брат. Трудно, знаю, но все же держись. Ты герой! ты- ВЕЛИКИЙ РОССИЙСКИЙ СОЛДАТ! И тебе уготована жизнь. Ксюша Зарецкая

В холодном сумраке седого декабря, Почти совсем смешались утро, день и вечер. Хотя б на долю малую почувствовать тебя, Но даже ночь, в ознобе зимнем, не приносит облегчения. Как ты?! - Сыт, одет, здоров? - Одной-единой мыслью день наполнен, - Как ты?! Наш покой от бед храня, Что уготовано тебе пройти, по Божьей воле? Сегодня выпал первый снег у нас, И там где ты уже давно морозы. И с почерневшими остовами дома, Глядят на этот белый свет с укором. Застыла жизнь? - Нет, теплится она, В настырной, непокорной русской воле. Настанет день - воскреснут города И расцветут, под мирным небосводом. Как ты?! - Тяготы войны, Взвалив к себе на плечи, не стеная, Идешь вперед, за ленточку войны, С окопом за окоп, врага сметая. Как ты?! - Нет тебя родней, Всем сердцем чувствую тебя,  сквозь расстоянье. С молитвой вечною: "Спаси и Сохрани", Я за твоей спиной стою, без колебанья. Во сне и наяву тобой живя, Любовью силами тебя оберегая, Нам Богом встретиться с тобою суждено, Что Бог связал, того не разлучает. Пройдя через руины прежних лет, Сквозь все невзгоды, скорби и печали, Отчетливо с тобой мы ощутим: Мы, наконец, войну довоевали! © Татьяна Трофимова

Мы просто делали чуть больше, чем могли, Нам помогали Бог и сила воли: Мы доставали мины из земли Или взрывали строго под контролем. Нас прикрывали снайпера из ТОФ, Ведь мы так сильно раздражаем щирых. Но тем дела дороже громких слов, Что лезли щупом мы в любые дыры. Морпехи чётко сектора секли, Чубатым скоро стало неповадно… А мы тащили мины из земли, Смерть пронесло на этот раз и ладно. И с каждым днём вкуснее был обед, И солнце ярче, голубее дали. Когда табличкой с надписью «мин нет», Немного, словно, Богу помогали. Быть может, кто-то делал за рубли Работу эту… я - на счастье людям. Мы доставали мины из земли, А там, глядишь, Господь нас не забудет. И в этом нет бравады и понтов, Здесь каждый раз - себя преодоленье, Но мы надеялись на снайперов из ТОФ И на своё сапёрское уменье. ©️ Сергей Ефимов

На перине больничной в бинтах, словно бабочка в коконе шёлка, я лежу в наркотических снах – спеленали военного волка. Доктор резал и штопал меня, шепотком матерясь на латыни. И железо земное кляня, не спеша доставал ‘когти’ мины. Он из ниток вязал узелки, мою жизнь с этим миром скрепляя. И из капельниц ставил силки, в моё тело надежду вливая. Ну а я, в бой кинжальный с врагом шёл во сне, о раненье не зная… Медсестрички молились потом, мою Душу с небес возвращая. Но она, как подранок скулит, всё боится ко мне приближаться. Там, где сталь как бумага горит, повезло нам в живых с ней остаться. Я очнусь и, возможно тайком, не от боли, от жизни заплачу, что укрыт простыней, не венком. Повезло… получил жизнь на сдачу. Так что вы не жалейте меня и оставьте свои пересуды. Пусть принёс из боёв, из огня боль и память потерь моих пу́ды... Но вернусь и закончу войну. Силы будут, коль есть к жизни воля. Я солдат, защищаю Страну. Воевать… Победить – моя Доля. Вит Дорофеев 27.03.23 Художник Мария Циколина

Я бы очень хотел без ошибки пройти Эту сотню несчастную метров. До рассчитанной точки её донести, Разместить и дожить до рассвета. Я несу её бережно, словно дитя. Не дай Бог, разбудить, простудить невзначай. Гимнастёркой её согреваю. Хорошо, без луны и предательских звёзд Осторожная наша работа идёт В эту ночь по переднему краю. Разместил. Ключевой наступает момент. Сочетаю искусство с наукой. Как настройщик я чуток, и мой инструмент Отвечает гармонией звуков. Это сказка, конечно. Всё в жизни не так. Но когда вижу их обездвиженный танк С аккуратно распоротым чревом На той точке, где ночью работать пришлось, Как пацан, ощущаю весёлую злость. Понимаю, что сделано дело. Поделюсь сокровенным. Такая мечта: Где-то в будущем, лучше - нескором, Вечерами рассказывать сказки внучкам, Как на фронте работал сапёром. Северный Нил

То ли было, то ли нет, Спорить не годится. Молодой корреспондент Прибыл на позицию. Репортёр, парнишка шустрый. Так и рвётся на рожон. Про военное искусство, Мол, статью готовит он. И, поскольку в жизнь солдата Надо вникнуть до конца, До передового ряда, Надо ли? А как же, надо! В общем, уболтал комбата. Дал ему комбат бойца. Оказался провожатый Неказистый, мешковатый. Хмурый равнодушный взгляд. Внешне не орёл. Не хват. Неудобный сотоварищ. С ним сенсацию не сваришь. На парнишкин интерес Знай твердит своё: «Не лезь!». Вот, к примеру, дивный ракурс. Вид на брошеный окоп. Амуниция осталась, Прямо целый гардероб. Этикетки на английском Сохранились просто блеск! Общий план. А нужен близкий. Только сунулся – не лезь! Или вот: гора металла. Бывший чудо-«Леопард». Как его разрисовало, Надо снять, а он: «Назад!». Ну, а здесь на загляденье, Тут уж, дядя, извини! Журналистское везенье Может ведь и изменить. Перебежка. Вспышка. Снято. Вдалеке какой-то блик. И настырный провожатый Вырос как из-под земли. Пуля снайперская впилась Ему в область бытия. Не такая получилась, Как хотелось бы, статья. Репортёр спросил комбата, Кем его спаситель был. – Под статьёй ходил когда-то, А теперь вот погасил. Северный Нил

Их было сто против нас семерых. Ну, может, не сто – пятьдесят. Но мы должны были сделать их. Приказ: ни шагу назад. Приказ конкретный: только вперёд. Сколько их там, не считать. Какая разница, что за сброд, Какого размера рать. Не нам бояться всякой шпаны. Сегодня так, как всегда, Пехота решает судьбу войны. Смелость берет города. Они надеялись без хлопот Нашу линию взять. Не знали, что мы можем только вперёд. Ни шагу назад нельзя. Мы смяли им центр, раздербанили клин. Сорвали атаки старт. Возможно, даже почудилось им, Что мы — войсковой авангард. Они захлебнулись, отхлынули вспять. Мы ворвались в пролом. Пленных не брать. Куда их девать, Когда идём всемером? Северный Нил

Мне вчера раскаты грома вновь напомнили о том Как держали оборону, окопавшись за Днепром Как в боях сгорела осень и на снег легла золой Как стволы трехсотых сосен кровоточили смолой Как блестели в лунном свете гильзы, вмерзшие в песок Как мы прятались от смерти в колее лесных дорог Как въедалась в лица копоть от буржуек и костров Как весной вокруг окопов проросла цветами кровь Мне вчера раскаты грома вдруг напомнили о том, Как мы встретили Харона под Антоновским мостом Он в тумане правил лодкой, разрезая гладь Днепра На корме сидела тётка, нашей Родины сестра Развращенная Европой и отвергнутая ей На лице пожарищ копоть, на одежде... кровь детей. Стихотворение нашего брата из 7 гвардейской ДШД.

Да что ты знаешь, друг мой, про морозы? Когда и ночи не провёл в окопе. И каково в глазах замёрзли слёзы, Да и штаны пристыли насмерть к жопе. Свеча горит, но ею не согреться; Когда насквозь бельё всё и ботинки. И от мороза никуда не деться, За шиворот летят ещё снежинки. Такого и врагу не пожелаешь, Когда мороз застал тебя врасплох. По сути, ты лежишь и умираешь, И каждый может быть последним вздох. Да что ты знаешь, друг мой, про морозы? Когда не промерзал весь до костей. И каково в глазах замёрзли слёзы, Без стоп остаться страшно, и кистей… ПОМОЩЬ ЗЕМЛЯКАМ

А пока еду в метро за жгутами для ребят хочу предложить мысль младшего брата. Душевное здоровье тоже очень важно. Когда ты уставший с БЗ весь в грязи угнетен тем что увидел или случилось с братишкой... Котики и пёсели помогают залечить душевные раны. Своим мурчанием, лаской. Ты понимаешь что нельзя отчаиваться ведь надо покормить пушистого. И он отблагодарит тебя, трудно перевести это в слова. Но пушистые нужны нам а мы им. У Наших людей гипертрофированное чувство справедливости и защиты более слабого и ближнего. Именно поэтому наверное животные сами к нам приходят на позиции. Они чувствуют что им там помогут, защитят и будут любить. К нам как то когда я работал повалилась ходить кошка. Мы её кормили, иногда она оставалась не надолго поспать и уходила. Но через несколько дней принесла на наши шконки в блиндаж своих котят и осталась с нами. Так же к нам прибился пёс Фугас. Сначала был запуган, были шрамы от осколков но и он быстро свыкся и помогал на фишке, просто так не лаял. Давал без проблем обработать раны, сам подставлял поражённую часть для удобства работы, или для удаления клещей. Не каждое домашнее животное то у ветеринара спокойно будет себя вести. Но это я отвлекся. Мы даём им заботу а они помогают лечить душевные раны. Раны не менее опасные чем те что мы получаем в бою. Спасибо Котикам и Пёселям. Как бы ни парадоксально звучало но животные не дают нам стать животными. Боевой гном

Авдеевка, когда ты станешь мирной, И детский смех коснётся того дня, Прошу тебя бессовестно настырно: Не позабудь погибшего меня. Не позабудь нас всех, кто в эту зиму Брал штурмом город с чистого листа, Где небо не рисуется без дыма, Где каждый шаг, как в райские врата. Не позабудь, парней обыкновенных, Кто шёл на смерть за горсть родной земли. О сколько их, тобой благословенных, На улицах геройски полегли. Мы погибали здесь не за награды. Авдеевка, в нас Родина броня. За то, что я давил фашистских гадов, Не позабудь погибшего меня. А если всё же выберусь из ада, Ты мне не дай забыть среди живых, Как в мёрзлый грунт под грохот канонады Я хоронил товарищей своих. Авдеевка, святая наша треба. Всегда должны мы помнить, как вчера, Как русский флаг взметнулся в твоё небо Под наше громогласное: "Ураааааа...." 17 февраля 2024 года Александр Макаров

Коль Бог не выдаст - дрон не прилетит, И мы, в тени, по краешку зелёнки, Пройдем тишком до нужной нам воронки. Терпи, братишка, мы уже в пути. Пусть Бог не выдаст, дрон не прилетит. Пусть смерть, куражась, не кружит над нами, Мы всё равно, браток, безносую обманем. Мы всё равно придём тебя спасти. Терпи, братишка, мы уже в пути, Не ссы, что не хрипит в кармане рация, Идёт, идёт к тебе эвакуация! А, Бог не выдаст - дрон не прилетит. Мы за тобой придём тебя спасти, Чего бы нам ни стоило добраться, Ведь мы не просто так, ведь мы - эвакуация! Терпи, братишка, мы уже в пути... А, Бог не выдаст - дрон не прилетит. © Олег Русских, 2024

Служил в Алеппо, Сирия, потом гражданка. Работа, дом. Рутина все дела. В двадцать втором не смог сидеть, играть в молчанку. Ушёл я добровольцем, судьба сюда вела. Я помню наш момент отправки.                                              Собрали нас. Снаряга, полигон. Полковник речь сказал, но больше для затравки. И вот на фронт идёт наш эшелон. В Донецке, в ДНР мы помогали детям И Дед Мороз в "комке" подарки им дарил. Стараемся спасти. Они наше наследие. Потом блиндаж и ноль, бревенчатых настил. Сегодня довели задачу нашей группе И вот Урал несёт нас сквозь туман и смог. Взрыв! Рядом! Сколько я пролежал в отрубе? Рука висит, осколок голову рассёк. Своих я пацанов тащу из эпицентра Троих успел и стал сознание терять. Устало сел, от взрыва машина всё горела. Превозмогая стал себя я жгутовать. До вечера второго дня сидели мы в подвале. И сутки напролёт по нам вёлся обстрел. Потом пошёл Укроп, нас тридцать тут стояло. Заняли оборону, стреляй покуда цел. Потом уже сказали, что их там было триста. И мы стояли насмерть, неполный Русский взвод. Пробита голова, руки уж нет-но ЖИВ Я. Покуда я живой противник не пройдёт! И МЫ ПОГНАЛИ ИХ ОТ НАШЕГО УКРЕПА! Кто целый то вперёд пошёл врага давить. На третий день боёв уж окончательно ослеп я И говорю что я, останусь чтоб прикрыть. Но нет меня силком тащили братья к нашим, Слепого, без руки я помогал как мог. А с Угледара в нас стреляли вражьи танки. -"Ребята не могу", себе гранату приберёг. Лежу в обнимку с ней. и жду я этих гадов Тут слышу звук мотора, наверно БМП. "Сюда идите"! Криком кричу я утром ранним Граната без кольца смерть принесёт толпе. Всё кончился рассказ, ведь это были наши. Гранату отобрали и вывезли домой. Руки увы уж нет, теперь не в камуфляже. Ребятам так скажу-"Спасибо что живой". История Номада стихи Велес Автор: Велес

Я хотел бы вам песню спеть Про любовь да про счастье земное. Но приму написать я за честь Про бойцов что в окопе зимою. Снег ложился и таял на ствольной коробке Стены разрушены мы на штурме. Арта всё разносит и очень уж робко Стучит одна мысль в голове. Нас пятеро здесь, мы зажаты по кругу Попали Братиш, вот такие дела. Передаём мы патроны друг другу Последняя наша зима. Вы вспомните нас за столом выпивая Когда день победы придёт. Мужская слеза, уж очень скупая В гранёный стакан упадёт. Нас пять их в стократ уже больше Патроны последние в ход. -"Ну, что командир, вызывай огонь срочно. Пусть в нас вся арта попадёт". Захватим врага с собою мы Братья Наш час. Перекрестимся в путь. Мы в рай попадём и смерть не напрасна. Россия СВОих не забудь! Велес.

Вы устали от сборов, я верю, но там, В лесополках, дотла сожжённых Они ждут, что не похер окажется нам, И мы сможем помочь батальону. Вновь на брифингах бодро про хохлов говорят, А их «птичками» небо забито, Блиндажи и окопы превращаются в ад, Где всё больше и больше убитых. Квадрик только выходит, как охота за ним, Беспредельная злая охота. Вы представьте, что мы сейчас, сжавшись, лежим, Ожидая прямого прилёта. Сложно в это поверить? Лучше кофе попить? Я согласен, но как же ребятам Против дотов с турелями мишенями быть? Как в кино - с черенком от лопаты? Кто из нас понимает, как вытащить тех, Перетянутых туго жгутами, Когда бьёт артиллерия по полосе И жужжат «птички» над головами? Кто-то знает, как раненый может кричать, А его не достать под обстрелом? Но на брифингах принято об этом молчать, Мол, статистика, обычное дело. Кто-то знает, конечно же, как сквозь турникет Кровь упрямо сочится, сочится? Ни надежды, ни помощи, ни выхода нет, Только в небе висят злые «птицы». Бодрость духа - прекрасно, когда по уму, Когда бизнес-процесс не важнее, А сейчас всё к нему сведено одному, И «двухсотит» парней батарея. В блиндажах плотняком обречённых на смерть - Некрасиво читать про такое? Кто-то знает, как смерть обмануть не успеть, Вынося пацанов с поля боя? Враг контрОлит дороги, красный крест ни о чём, Накрывают «буханки» и багги… Вы устали от сборов, но ваше плечо Помогает пацанской отваге… БУДНИ МУЗЫКАНТА

Стих нашёл на просторах телеграмма, возможно многие уже видели, но не лишним будет ещё раз прочитать. Когда я слышу за столом накрытым, Как кто-то хает армию страны, И возмущается с икрою ртом набитым, Хочу спросить: «При чём здесь пацаны?» Когда орут, что всё давно украли, Чем обеспечить армию должны, Что всю страну продали и просрали, Хочу спросить: «При чём здесь пацаны?!» Когда ругаются, кричат и часто спорят, И недовольны все политикой страны, Что неудобно им теперь летать на море… Хочу спросить: «При чём здесь пацаны?!?!» Когда я слышу, мол, они солдаты, И молча Родине служить должны, За это получают, мол, зарплату, А нам заботы эти не нужны. Хочу спросить всех этих недовольных, Обиженных, расстроенных людей. «Вы знаете, что значит «страшно»? «Больно»? Что значит хоронить своих друзей? Вы знаете, что значит спать в окопе? И ночью ждать очередной прилет? Засунуть бы вас на день в эту жопу, Быть может, понимание придет. Оставить бы на сутки вас за лентой, Дав в руки сухпаек и автомат, Тогда, быть может, что-то в жизни этой Получится понять и осознать. А лучше на неделю вас закинуть, В штурмы или любой разведки взвод, Чтобы по полной удалось прикинуть, Как пацаны прожили целый год! Когда мне кто-то скажет, что солдатам Мы вовсе помогать и не должны, Мне хочется послать культурно матом, Ну и спросить: «При чём здесь пацаны?» Когда я слышу, что не будет мира, Что всех убьют, и мы обречены, Трусливы и продажны командиры, Хочу спросить: «При чём здесь пацаны?!?!?!» Когда я слышу это от «мужчин», мне страшно, Ну уж они-то понимать должны… Пока вы набиваете бумажник, ЗА ВАС воюют эти пацаны! Нас прикрывают спинами отважно И погибают эти пацаны… Автор: Таня Витязь

Страна к смертям привыкла, устала от смертей, Как будто в этом списке нет у неё детей. Она в эфире ищет повеселей контент, Тот самый, что привычней заходит под шофе. Не вся страна такая, героев есть процент, И эта рать святая готова умереть За равнодушных граждан, чья хата на краю, За тех, кто полагает, что обойдут войну. СМИ бодро рапортуют, что ратник жив-здоров, Враги вот-вот отступят, в тылу всё хорошо, И мирно засыпает она под шум дождя, А в поле остывают Отчизны сыновья. Здесь главное не рыться, не рвать со зла штыком, Не обострять, не биться за правду кулаком. Война опять всё спишет, но есть один момент, Где взять ещё, ты слышишь? ещё такой процент. Где взять ещё героев, былин богатырей, И что прощать умеют последних сволочей, Кто не добьёт из мести сражённого врага, Ни спросит после боя ни капельки с тебя. Ну что молчишь? Не видишь, у вас есть только мы, Стоим по стойке смирно который год войны, Шумим в строю ветвями: берёза, дуб и клён, Отмечены на картах простым карандашом. Олег Палежин, участник боевых действий, 12.08.2024.

Там, где взрывы растут Как из дыма цветы, Рядом с нами живут Фронтовые коты! И откуда они Там где горе и боль, Словно с неба сошли... Души Ангелов, что ль! Только в каждый блиндаж, Где вселялся народ, Как божественный страж Заявлялся свой кот. Черный, серый, рябой Перепутать нельзя Есть на выбор - любой - Это наши друзья Кот водительский - "Дрон" За Камазом лежит, Пока ближний его Под капотом торчит, "Тайсон" - черный, как ночь, На охоту ползет И пошли бы все прочь - Он в разведке живёт! "Рыжик", хитрый зело, По тропинке бежит! Кто хозяин его? Угадал! - Замполит! Самый толстый - штабной - Не боится собак Светло-серый, стальной По прозванью "Черпак"! "Боцман" - страшный на вид, Разбегайся, народ, Громче всех он шипит И при кухне живёт!.. Если долго не спал, На душе маета, Если очень устал - Позови ты кота! Позови ты кота И он сразу придет, Словно скажет тогда -Ерунда, все пройдёт! В руку тыкнеся лбом, Рядом ляжет, урча, Сразу вспомнишь свой дом И заснешь, как дитя... Автор Олег П., позывной Дырокол

А я Кот не простой...а я Кот - Боевой, Дом имею - блиндаж и окопы. Пусть и нет автомата...но когти со мной, Да и зубы к сражениям готовы.   Долг Котовый мой битву с мышами вести, Охранять Сухпайки и Припасы. Днём и ночью В Секретах Дежурства Нести, И Старания мои не напрасны.   Не боюсь я обстрелов...и вражеских мин, Чую их...до прилётов...задолго. И Бойцам Намекаю - Поведением Своим, Жизней Спас...не считалось...но МНОГО.   Да и ночью холодной Грею Души Солдат, Чем умею Парням Помогаю. Где Свои Знаю Точно - Бесконечно Им Рад, Каждого из походов Встречаю.   И тушёнки паёк - Заслужил - ем не зря, Талисман - Позывной и Работа. Так сложилось - Судьба - дом с рождения - война, Новый Вид - Фронтовая Порода.   Да я Кот не простой...да я Кот - Боевой, На войне суждено мне родиться. Пусть и нет автомата...но Инстинкты со мной, Для Победы - Каждый Зуб Пригодится.   автор: Юрий Сопелкин. ( 18.09.2022 )

Мне хочется проснуться утром рано И объявить, что наша группа не нужна, Ведь протрубили нам со всех экранов, Что наконец закончилась война. Что не нужны теперь заявки, сборы, Ведь больше нет за ленточкой боёв, Что смогут спать спокойно волонтёры И не переживать за пацанов. Что больше к нам не прилетят снаряды, И что сирены больше не нужны, Что в коридорах больше спать не надо, И что домой вернулись пацаны. Что можем позабыть дорогу к складу, Освободить его и сдать ключи, Ведь больше ничего хранить не надо И никого не загружать в ночи. Что будем утром ездить на работу, А вечером быстрей спешить домой. Что снова в воскресенье и в субботу У нас, как раньше, будет выходной. Что будет отпуск, солнце, горы, море, Где сможем позабыть про телефон. Что не увидим мы смертей и горя, И станет, наконец, спокойным сон. Но снова просыпаюсь утром рано И в группе открываю новый сбор… Чтоб больше пацанов пришло обратно, Старается здесь каждый волонтёр! 6.11.2024 ©️Таня Витязь, Белгород  

Они пришли с утра к воротам храма, Был чуть растерян их солдатский взгляд: - Прости, отец! Мы спросим тебя прямо, Возможно ль без имён отпеть  ребят? Мы не успели их в бою узнать ... Но, стали эти пятеро – родные! Пусть примет Бог в  свою святую рать, Но, знаем мы лишь только позывные... И старший их записку протянул, Священник старый к ним сошел с амвона И молча ту записку развернул, Сказал: «Я не нарушу здесь канона!» В истории есть множество святых, Чьи имена забыты родовые, Но прозвища в веках мы помним их, Что есть по сути те же позывные! Я совершу, конечно же, обряд! Такие вновь настали времена! Кто против бесов становились в ряд, Господь наш знает все их имена! Под тихий перезвон колоколов, Под искреннюю батюшки молитву, Шли в небо, не жалевшие голов, Вступившие с врагом России в битву... Дорога их лежала в небеса И шли по ней уверенно, без страха! Девчонка-фельдшер, позывной Оса, Испанец, Кум, Железный Гусь и Птаха! И сам апостол Петр их встречал, И шире распахнул он в рай ворота И выпрямился, будто честь отдал! Входила в Рай российская пехота ... 🙏🙏🙏 Михаил Дьяконов, 2024  

А если ты в сети, то значит, ты живой. И значит, я дышу, как будто все в порядке. Здесь правды не найти, но принимаю бой, вгрызаясь в Телеграм до молний на сетчатке. А если ты в сети, всех рифм нелепых шум летит к тебе, ложась второй броней на танки. И счет до десяти. И не сгорел Изюм в огромной малоросской черствой запеканке. А если ты в сети, то значит, держим строй, соединивший нас почище суперклея. Считаю до пяти. До точки огневой. Считаю и молюсь. Сентябрь. Балаклея.  

Вы можете взглянуть в глаза солдату? Казалось бы, не трудно посмотреть. Но что вы в них увидите, ребята? То что они пусты? И в душу запертую дверь? *** Они вам не откроют эти двери. Не потому, что закалились и черствы. А потому что своей правде верят. И защищают вас от нечистей войны. *** Солдаты надевают маски в разговорах. Они улыбчивы общаясь и добры. Не надо расстилаться в уговорах, Чтоб вам поведали о подвигах они. *** Ведь там, где радость подвига былого, Есть и  большая горечь от потерь. В глазах солдата сухо, слёз не много. Их слезы в слезах жен и матерей. *** Солдат не скажет вам, что в сердце больно. И не покажет вам рубцы души своей Он скажет вам с улыбкою спокойно: Я жив! Здоров! И за себя, и за друзей. *** Глаза солдата могут рассказать о многом, Но не в стихах и прозах от людей. Глаза солдата повествуют взглядом. И повествуют для таких, как он парней. *** В моих глазах вы тоже не старайтесь, Увидеть то, чего в них тоже нет. Скрывая в балаклавах лица, глаз не прячем. В них всë равно вы не увидите ответ... *** Вы можете взглянуть в глаза солдату?... 24.10.24                            "Чинитель"                   8й гвардейский АП  

Стук в дверь, тихий шепот: - Могу я войти?, - Пытается втиснуть ручонки На вид, так, порядка, ну лет десяти Опрятно одетый мальчонка. - Привет! Чем обязан? - я громко спросил - Что тут позабыл? Чей ты будешь? Ну, если по правде, малец удивил, Не так часто ходят к нам люди. - Я - Саша. Принес вот… ну сам посмотри, - И тянет мне в руки коробку. В коробке лежат шерстяные носки, А Саша глаза прячет робко. - Я… это… ну, папка у нас на войне, Врага там громит…. мы вот дома С мамулей носки для него… чтоб в тепле… Туда вы поедете скоро? Ему передайте! Я очень прошу... Чтоб только носил, не снимая, Еще вы скажите, что я его жду И очень люблю! Обнимаю! Там, кстати, записка. Ее не читал, Так мама моя наказала, Просила, чтоб вам я её показал, А после совсем замолчала. Пошарив по дну среди мягких носков, Извлек я записку в конверте И, быстро открыв, пробежал между строк... В груди защемило вдруг сердце. "Мой друг! Я хочу у тебя попросить, Ты выполни просьбу ребенка, Уж папке его те носки не носить - Вчера нам пришла похоронка. Как Саше сказать, я не знаю еще, Он очень его, очень любит. Ведь эти носки сам вязал для него, Сказал, ждать его дома будет, Но так получилось, не свидеться им... Нет жизни солдата важнее - Пускай, хоть послужат носочки другим, Отдайте бойцам, им нужнее!» По мне пробежала холодная дрожь От этих прочитанных строчек, А в штабе у нас прекратился галдеж И стало в душе больно очень. Малец, понимая, взял руку мою И крепко так сжал, прям по-свойски: - Про папку? Я понял. Убили в бою? Я плакать не буду. Я взрослый. Слезинка скатилась по юной щеке, Смахнув, сразу вышел мальчонка. Я долго еще так стоял в тишине, С носками сжимая коробку. ©️Николай ЯНИН, Челябинск. 08.11.2024  

Каждый третий уже был ранен, Каждый первый терял друзей. Это дети рабочих окраин, Соль усталой земли моей. В шалом взгляде - упрямство волка, Обманувшего цвет флажков. Вновь уходят на штурм посёлка Дети серых и злых дворов. Доставая из-под подушки Письма с ворохом теплых слов, - Улыбаются добродушно, Не стесняясь беззубых ртов. Не садились за руль Бугатти, Не сидели в кафешках Ницц, Только знаете... Не испугать их Ни свинцом, ни жужжаньем "птиц". Не из стали, не из титана Появлялись они на свет. Если рана, то значит рана. Если смерть... Ну, так значит смерть. Надевая броню на плечи Перед выходом к огневой, Вспоминают любимых женщин, Самых верных на свете женщин, Что живыми их ждут домой. Каждый третий давно контужен, Каждый первый войною бит. Но пока эти парни служат, Мир шатается, но стоит. Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

А в подвале пыльно, много мышей, накурено. Генератор кряхтит последними оборотами. Мы контролим дорогу в Селидово из Цукурино. Поднимаем птицу, наводим арту - работаем. А грунтовки в полях ржавеют сожжённой техникой, А поля засеяны минами и снарядами. Мы вчера у врага отбили Желанное Первое, - Это значит, еще на шаг подошли к Курахово. Вот из Карловки с рёвом, сшибая ветки акации, Беременная парнями из Тулы и Грозного, Несётся "буханка". Везёт бойцов на ротацию. Надеется только на РЭБ и на волю Господа. Где-то в Москве отдыхают, играют в мафию, Девчонки в клубе вертят красивыми шеями... А мы изучаем русскую географию В посадках и лесополках, изрытых траншеями. И нам бы хотелось к родному порогу - коленями; Любимых женщин нежно назвать по имени. Но мы наступаем в западном направлении, Потому что нас ждут: В Одессе, Херсоне, Киеве. Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

И вот уже не слышно канонады. В Авдеевке маршрутное такси Трясется на ухабах, объезжая Воронки, гильзы, души пацанов, Что бродят здесь и ищут свою роту, - Им некого, им некого спросить: Живые их не видят и не слышат. Таков удел. Быть воином. Жить вечно. Под Карловкой мы взяли П..дор-лес И закрепились. И стремимся дальше Дойти и обмануть старуху-смерть. Вчера двоих бойцов на мотоцикле Догнал случайный/не случайный дрон. Один на руль упал и свесил руки. Второй боец запутался в коляске. Так и сидит. И будет так сидеть Сто тысяч лет. Уже войдём мы в Киев, Уже Одесса снова станет мамой, А тот боец останется сидеть, Прикованный навек к своей коляске. Устанет лето, пожелтеют краски, Я сделаю последний/крайний выстрел, Но пуля как всегда летит не прямо, - Ей прямо не положено лететь. Сто тысяч лет пройдёт на белом свете, И то, что было Карловкой, Авдосом Под толщей вод окажется на дне. И только два бойца на мотоцикле Останутся, как прежде, на посту. И снова будет дрон жужжать на небе, Закольцевав собою ход времён. И ничего уже не изменить. Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

Когда мы домой вернёмся, Когда мы с войны вернёмся, Живые когда вернёмся - Оставив усталость и страх, - Всё также пусть светит солнце. Огромное русское солнце. Пусть желтым играет солнце В седеющих волосах. Дружище, рюкзак твой в дырах. Сынок, твоё тело в дырах. Любимый, душа твоя в дырах. Так много их, этих дыр... И я объяснить не в силах, Что в светлых ваших квартирах, Что в чистых наших квартирах На дыры обменян мир. Чтоб бес не маячил слева, Чтоб дома хватало хлеба, Мы чутко слушаем небо И зорко глядим наверх. Когда мы придём с победой, Огромной, как мир, победой, Беззвучной, как всхлип, победой - Мы вспомним повзводно всех Оставшихся в лесополках, Убитых от пуль, осколков, Ушедших на штурм посёлков, Не встретивших свой рассвет. И лишь на одно мгновенье, Покажется на мгновенье, Поверится на мгновенье, Что смерти в природе нет. Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

И смерти нет, и дочка без меня Уже не верит в Дедушку Мороза.  В Донецке на ветру не мерзнут слезы.  Здесь плюс четыре вот уже три дня.  Наш полк на волевых идет вперёд (Точнее, то, что от него осталось).  И плечи гнет смертельная усталость,  И завтра не наступит Новый Год Для пацанов, для тех моих друзей,  Что навсегда остались под Авдосом.  И Дед Мороз с румяным красным носом Подарок не оставит у дверей,  Но мы сквозь грязь и снег идём вперёд.  Мы - русский мир огня, добра и хлеба!  И тот из нас, кто дольше проживёт,  Расскажет всем, как нам далась Победа. Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

"Мы умрём под Авдосом", - сказал мне на выходе смежник, Поглядев немигающим взглядом и руку подав. Будет солнце таким, как вошедший в столицу мятежник, И на плечи нам лапы положит век-волкодав. Позывные оставшихся в поле у Царской охоты Утекают сквозь пальцы, но память хранит имена. Я не сплю по ночам и часто курю отчего-то, Я пока ещё жив. Я пока ещё жив. Я пока... Как побитые птицы - идут, ковыляют по роте Те, с кем раньше шутил, собирал нехитрый багаж. Я и сам, как подранок, кричу, кувыркаюсь в полёте, Я как дрон-камикадзе, пикирую к Царской охоте, Чтоб на бреющем врезаться точно в немецкий блиндаж. Нас не надо жалеть, у военных другие замашки. Человек выживает не хлебом и страхом одним. Мне всю жизнь будут сниться Туманы, Мосты, Чебурашка И пропитанный смертью, горящий в огне Коксохим. Пацаны из Москвы, Ленинграда, Донецка, Ростова Навалились на стену всей мощью натруженных плеч, Чтоб в осенней степи растворилась увядшая мова, Чтоб в Авдеевке вновь зазвучала русская речь. "Мы умрём под Авдосом, - сказал мне на выходе смежник. - Или выживем. Тут как получится. Надо суметь". Этой ночью мне снился убийственно белый подснежник И буграми заросшая дикая дивная степь. Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

Осыпаются листья, желтеет привычный пейзаж. На губах привкус ржавчины, ветра и карамели. Это осень опять надевает свой камуфляж, Чтобы скрыть по посадкам стихи, «лепестки» и потери. Наши мёртвые нас не оставят и смогут помочь, Даже если мы будем орать, бесноваться и плакать. У Малого остались жена и красавица дочь, И зачатый ребёнок, который родится без папы. Бородатый, улыбчивый, крепкий, как новый блиндаж, Потрещать по душам ко мне ночью приходит Калина. Мы с ним снова на промке ныряем в разбитый гараж, Он опять, не смотря ни на что, закрывает мне спину… Эта осень косыми дождями мне бьёт по лицу, С каждым новым ударом всё больше и больше зверея, И кричит мне живому, забывшему стыд подлецу: «Никогда. Не вернёшь. Ни Хопеша. Ни Тоху. Ни Змея» Но дорогу осилит идущий, и надо идти. То не бурные реки нахлынули по половодью, - Это строчки, теснясь, разрывают меня изнутри, Оттого что накормлены потом, землёю и кровью. Все мы ходим под Богом, не зная, что будет потом, Но в одном я уверен на этом израненном свете: Если мой позывной, как и ваши, не станет стихом, Я клянусь, пацаны, - я вам всем расскажу о Победе! Дмитрий Филиппов, позывной "Вожак"  

Ночь. мотора стон. М-4 Дон. 18 часов в пути. и устал, будь здоров, объездная Ростов, поскорей КПП пройти. Век ужалил нас. В комендантский час меня знают все патрули. Друг звонит - в слезу, я парням везу, им опять с утра на нули. На Нули… Наколенники, бронеплиты Чтоб живые вы, не убиты. Помолюсь за вас, знаю слово: Не взгляну в глаза вашим вдовам. Мне в обратный путь не везти Матерям вашим новости Те недобрые новости. Сохрани и прости. До Успенки путь За рулем не заснуть. Глянут в паспорт, кивнут - езжай. Пусть по сто рублей, Но со ста друзей Соберем на передний край. Там беда, там мрак Где был брат, там враг - Я уже его не спасу. За тебя, родной, Монастырский строй. Они молятся, я везу. Я везу… Наколенники, бронеплиты Чтоб живые вы, не убиты Пошепчу за вас, знаю слово: Не взгляну в глаза вашим вдовам. Мне в обратный путь не везти Матерям вашим новости Не дай Бог эти новости. Сохрани и прости. Боль. болит внутри Сердце раз два три Перестань, не дури, не так. Там ничто не зря Сберегут друзья. Что ж ты скис, размазня, дурак! Дома дел парад, Но спешу назад - Мать поймет, а жена простит. В снег, в жару, в грозу Я парням везу И когда везу, не болит Не болит. Наколенники, бронеплиты Чтоб живые вы, не убиты Промолчу за вас, зная слово: Не взгляну в глаза вашим вдовам. Мне в обратный путь не везти Матерям вашим новости Не по глупости, не по кОрысти... Не меня, ты его спаси. Даниэль Орлов  

17.05 «Я же умер». – Иван очнулся от необычного ощущения вдоль целого левого бока. Что-то с шелестом скользит мимо него, а он этому чему-то мешает, весь такой тяжелый, большой и живой. «Я живой…» – пульсирующая ноющая боль в руках напомнила о пулевых ранениях. «А живот? Про внутренности лучше не думать, сколько из меня всего вытекло? Крови и не только. Сейчас я шевельнусь, и меня добьет снайпер. – Иван решает еще поспать. Вокруг тишина: ни арты, не стрелкотни. – Может, я все-таки умер? А что за хрень скрипит рядом, спать мешает?» Иван открывает глаза. Те же сосновые стволы склоняются над ним, серое небо в вышине. Перед смертью небо голубело. «Сколько же сейчас времени? – Мысль о часах на запястье отдает болью в левой руке. – Лучше не шевелиться! И не думать об этом! Еще немного отдохну». Иван закрывает глаза и прислушивается: «Где я? Опорник в «огненном мешке» наши вряд ли удержали. Значит, я у хохлов? Они б меня прикопали, чтобы не вонял. Кстати!» Нос заложило, Иван сопит, сморкается, пытается прочистить ноздри. Начинает крутить болью внутренности. Он замирает в надежде унять ее. «Да, пахнет мертвечиной. В отрубе я пролежал прилично. Снова клонит в сон. Ты дурак? Какой сон?» В плечо утыкается что-то костлявое. Иван открывает глаза. «Мавик—3», без тепляка, весь изломанный, перемазанный в грязи. Оператор предвидел, что коптер подавят РЭБом, и, чтобы не увели, привязал его леской. Сейчас тянет по кустам, сучьям и окопам к себе. А чей коптер? От «Мавика» отламывается очередной крошечный пропеллер о плечо Ивана, и коптер скребется по песку дальше. «Ухватиться бы за него, записку написать, попросить о помощи – да нечем! И потом, чей это коптер? Обе стороны используют китайские игрушки, обе стороны применяют РЭБ, обе стороны привязывают дроны леской, если лететь на разведку недалеко. Может, в степи это и уместно, а здесь, в лесу, фишка бесполезная». Иван пытается вспомнить: в каком направлении наши? И чувствует, что чудовищно замерз! «Пулемет у ног, значит, ползти надо назад. От пулемета. Ползти? А как встать без помощи рук и не используя изорванный пресс?» – Иван думает. Левая рука измочалена двумя пулями, правая – одной, но справа осколки в боку. Иван прислушивается: «Какая из ран болит сильнее? Один хрен! Надо пробовать!» Он силится перевернуться на левый бок, выходит это с трудом. Его прилично присыпало землей от разрывов. Больно! Иван закусывает губу, стараясь утопить перебитую левую руку поглубже в рыхлый песок, перебирает, сучит ногами, пробует прижать колени к груди. Стылая спина не гнется. В глазах темно. Он ждет, пока боль утихнет, пока вернется способность соображать: «Нет, это не в глазах темно, это – вечерние сумерки». Через несколько минут Иван упирается лбом в землю, переворачивается лицом вниз и просовывает левое колено под себя, ставит ногу на стопу и… толчком встает, балансирует, стараясь распределить боль в животе на обе ноги. Кровотечение возобновляется. Кровь стекает по бедрам в берцы. Надо поспешить. Иван оглядывается, видит опорник хохлов. Первый, захваченный утром. Искореженные снарядами траншеи. Наши – дальше. «До моего НП метров сто двадцать. Не дойду! – Он шагает, считает шаги, слабеет с каждым шагом. – Девять!» Испарина на лбу, которую не утереть. – Стой, кто идет?! Иван силится понять: откуда кричат? Крик на русском, без акцента. Свои? – Стой, стрелять буду! Иван хрипит в сторону темнеющего входа в блиндаж. Два наката бревен поперек траншеи, вот и весь блиндаж. Иван сипит, почти шипит: – С-с-с-с-вои-и… – Кто свои? Позывной? – С-с-саноса, ты? – Ваня? Живой? Иван, наклонившись вперед, чуть не падает в окоп: – Да! Спотыкается о тело убитого. В вечерней тени не понять, наш или украинец, но падать нельзя! И Иван не падает. Обходит покойника. – Иван! Ты сам как-нибудь, а? – просит Заноза. Иван не отвечает, он различает белеющее в темноте блиндажа лицо оператора антидронового ружья. – Мы раненые тут все, неходячие, – говорит Заноза. Вход в блиндаж перегорожен двумя мертвецами, сложенными друг на друга. – Обезбол есть? – шепотом спрашивает Иван, переступает через убитых и оказывается внутри. Три пары обутых в берцы ног торчат из темноты, шевелятся. Живы! Заноза сидит, привалившись спиной к бревенчатой стенке. Обе его ноги выше колен перехвачены жгутами, бинты поверх штанов черные от крови. Бледный как смерть, Заноза баюкает автомат: – Нету! – Найди обезбол в моей аптечке. Я не могу, – просит Иван, усаживаясь поудобнее. Ноги опять тяжелые. Иван закрывает глаза. Чувствует копошение у себя на поясе, Заноза роется в аптечке Ивана. Потом в бедро сверху впивается шприц. – Ты, если можешь идти, уходи, – в словах Занозы неясная горечь. – Не дойду. – Если у тебя только руки, дойдешь. – У меня живот. – Иван обнаруживает, что сидит в луже собственной крови. – Мы хохлов ждем, – хриплый незнакомый голос из темноты. Иван присматривается. На Занозе нет бронежилета. А в левом кулаке товарищ зажимает гранату. Кольцо на месте. Заноза смотрит на висящие как плети руки Ивана: – Когда придут, ты меня грудью накрой. Вместе подорвемся. – Вместе, – соглашается Иван. Он видит время на часах Занозы: «Выходит, я провалялся в лесу девять часов? Вот и вышел к своим. А толку? Все равно помирать». Промедол начинает действовать. – Аляска – сука, – говорит кто-то из раненых, – загнал нас в ловушку. – С коптера не видна глубина окопов, – возражает второй, – он мог не знать. – Не жалко им нашего брата, – стонет третий. – Это – преступление. – У первого раненого перехватывает дыхание, и все молча ждут, пока он успокоится. В горле у раненого что-то булькает, но, справившись с мокротой, он продолжает: – Нашего первого комбата помните, как убило? То ж самое было. Атака на неподавленный опорник. Все ж слышали в эфире, как комбат, царствие ему небесное, Аляску матом обкладывал. – Но комбат пошел… – не соглашается второй, – и подвиг свой совершил, пацанов не бросил. Иван борется с ускользающим сознанием. Трясет головой и на всякий случай уточняет: – Меня слышно? – Да, братан, – говорит третий, который лежит в самом дальнем углу. Иван не видит их лиц, не узнает голосов, хотя первого он должен знать, ведь тоже был под Васильевкой. – Мы все – человеки… А человек ошибается. Разница лишь в том, кто сколько на себя берет. Иван умолкает, ему никто не возражает, и потому продолжает: – И цена ошибки у всех разная. Снайпер ошибся – одна цена, взводный ошибся – другая. – И цена ошибки – жизни, – перебивает второй. – Наши шизни, – шипит третий. – Аляска – кэп, он берет на себя много, всех нас. И цена ошибки Аляски очень высокая. – Иван сглатывает и говорит быстро, нутро наливается смертельной тяжестью, – Будь я на его месте или ты. Кто нас знает? Как ошибались бы мы? – Везде – бардак. – Третий раненый пытается смеяться. – Да уж, я б накосячил так накосячил, – соглашается первый. – Но все же… – У Аляски хоть результат есть, – перебивает его второй. – Да, – говорит Иван, – результат есть, полк идет вперед, значит, мы гибнем не напрасно. – А здесь? – спрашивает первый. – И здесь, – вступает в разговор молчавший до сих пор Заноза. – Аляска цепкий, силы в кучку соберет, мозги всем расправит и… вперед! – И потом… – Иван спешит высказаться, тяжесть из живота растеклась вокруг и давит на уши. Похоже ОНА подошла и стоит близко у самого входа в блиндаж. Тяжесть снаружи – это ОНА! – Представьте, что Аляска сейчас чувствует, сидя на ППУ. «Я успел! – думает Иван. – Успел заступиться за Аляску! Сказал главное! Пусть приходит!» Но глухая тяжесть обволакивает блиндаж и как-то неуверенно пульсирует, словно кровь в висках. – Мимо иди, – шепчет Иван ЕЙ, роняет подбородок на грудь и ускользает в беспамятство. 20.00 – Тихо, пацаны! Тихо! Я из пятого батальона. Бостон. За вами пришел. Иван видит огромного десантника, из кармана разгрузки которого еле светит голубым фонарик смартфона. Десантник стоит на коленях под низкими накатами блиндажа и, перегнувшись в поясе, внимательно рассматривает лежащих на полу раненых. – Тихо, малой, тихо! – Он находит в песке между Занозой и Иваном колечко и аккуратно вставляет назад в чеку гранаты, которую по-прежнему сжимает в руке Заноза. – Вот так получше. Над головой коротко бьет пулемет. – Это – наш! Прикрывает. Иван слушает, как в темноте копошится медик, осматривает раненых. – Еще гранаты есть? Кольца где? Решительные парни! Я с вами поседею сейчас! Спокойно, малой! Бостон встает на колени добавляет яркости экрану смартфона и осматривает складки одежды раненых, песок между ними, находит одно кольцо, другое. – По очереди, лады? – С кольцом на указательном пальце медик двумя руками обхватывает посиневший от напряжения кулак ближайшего к Ивану раненого, отрывает от груди, внимательно смотрит на гранату: – Осторожно, вот этот пальчик отожми, хорошо! Бостон находит отверстие в чеке, вправляет туда кольцо, уверенно разгибает усики. – Всё! Можно отпустить гранату! Еще одно колечко сверкает в песке между колен медика, но третий раненый бесшабашно протягивает ему гранату. – Аккуратно! Все в порядке, чека доступна. Медик аккуратно складывает обезвреженные гранаты в рядок у стенки окопа. Запалы из них он не вывинчивает: вдруг пригодятся? Бостон притягивает к себе медицинскую сумку, осматривает раненых, но из-за его спины в темноте Иван не видит подробностей. Он прикрывает глаза и открывает, когда слышит копошение рядом. Медик осматривает турникеты и повязки на ногах Занозы, цокает языком, хмурится. Ивана Бостон осматривает последним и выносит вердикт: – Братан, тебя первым потащу. Иван не отвечает. Бостон перевязывает ему руки, достает из сумки два кровоостанавливающих брикета и сует их Ивану под измочаленный броник с правого бока, потом добавляет третий. – В сознании? В сознании! Терпи! Медик хватает Ивана под мышки сзади и вытаскивает из окопа. Затем отодвигается, цепляется за скобу на задней части броника Ивана и волочит его по земле. Иван, как может, помогает каблуками, но сил у него немного. Ивану хочется закрыть глаза, но над ними свистят пули, некоторые в темноте падают рядом. Крошат и без того истерзанные пригорки. Бостон отдыхает у развороченных корневищ, пока в древесину впиваются новые пули, Иван ждет. Пулемет бьет все ближе и ближе, Иван угадывает, когда коллега меняет позиции, когда меняет магазин. Иван слышит мат пулеметчика, когда медик тащит его через распадок – три слившиеся воронки от снаряда. Но едва Бостон перетаскивает Ивана через гребень, пулемет смолкает. – Бл…! – ругается медик и оборачивается к Ивану. – Тута будь! Бостон приваливает Ивана спиной к краю воронки и исчезает в темноте. Иван силится разглядеть звезды в плотной низкой облачности и прикидывает, сколько они прошли. Точно полпути до 79-го опорника. Там же наши. Бостон затаскивает в воронку пулеметчика, при виде лица которого у Ивана мороз бежит по коже. Пуля пробила глаз и вышла через висок, на вид рана страшная, но неглубокая – пулеметчик в сознании, лишь дышит часто-часто. Пулеметчик Ивану незнаком, тоже из пятого батальона. – Вставай и иди! – кричит Бостон пулеметчику. – Подумаешь, глаз?! Я пацанов не могу там бросить! Я разоружил их! И на помощь позови! – Сейчас! Изуродованный пулеметчик силится встать с четверенек, раскачиваясь. Иван отворачивается, непонятно, почему медик не перевязал пулеметчика, но ответ следует немедленно – из воронки снова бьет пулемет. Бостон, подобно пулеметчику, то и дело меняет позицию, смещаясь, Иван определяет это на слух, ближе к блиндажу с оставшимися ранеными. Наконец пулеметчик рывком встает и, наклонившись, смотрит на Ивана единственным глазом. Иван понимает, что не умрет, улыбается и теряет сознание.  

1 июля. Белогоровка. Проснувшись, не спеша пили чай, кофе, но вдруг поступила команда первой группе - через час выход. Я во второй. Мы - на следующий день.  Парни вытаскивают во двор свои неподъёмные рюкзаки. Почему-то все хотят всё взять с собой. Облачаются в броню. Лица у людей, конечно, меняются. Как там будет? Я вечером попытался провести ревизию рюкзака, но тот всё равно остался неподъемным... Всё. Жадность. Тащи на себе.  Утром самый умный, старший, Ярд, вещал о том, что неплохо было бы приготовить что-нибудь поесть и, так как я могу приготовить, и у меня для этого есть и время, и силы, и продукты, варю борщ.  Тигр помогает почистить картошку. За капустой сходили в магазин. Заодно купил хлеб и очень вкусное и натуральное луганское мороженое.  Да, магазин есть в этой деревне. Муж с женой сначала хохлам продавали провизию.  Потом начали нам, русским, им без разницы было. Сказали только, что русских не боятся, они честные. Хохлы, было такое,  могли зайти и просто ограбить с автоматами. Короче сейчас лучше стало, но они не сознаются, просто не могут объяснить.  Русские солдаты не обманывали ни разу. Кстати, их убило летом, ехали на своём гражданском автомобиле, прилетел дрон. Прочитал в новостях ЛИС о Привольном. Жалко семейную пару, они шли к успеху. Торговали. Плитка в летней кухне давала не слишком сильное пламя и поэтому варка слегка затянулась. Борщ получился вполне съедобный, а я, после трудов, завалился подремать. Заснуть не смог. Встал и пошел есть борщ... Потом читал молитвы и Евангелие. Совесть мучала, что я тут сытый, а кто-то не очень. Ближе к вечеру нам сообщили точное время выхода на позицию, и мы потихоньку собирались. Доложил ещё одну полторашку воды. Стало четыре. Докинул четыре бич пакета. Раскрошил. Проколол дырочку. Выдавил воздух. Не удержался кинул черничный джем Махеев... Получил у начальства рацию, и запасную батарею. На тумбочку возле выхода, на утро положил Омепразол, Нимесулид, выпить для профилактики. Постарался нормально весь день питаться, чтобы были силы. Тигр приготовил очень вкусные кабачки с соевым соусом. Поужинал двумя пакетиками овсянки. На БЗ (боевое задание) будет один утром и что-нибудь вечером тоже завариваемое... 2 июля. Встал рано утром. Не люблю быстрые сборы. Умылся. Включил чайник, который заревел на весь дом. Поставил вариться яйца. Свет не включал. Ходил с фонариком смартфона. Две ложки кофе и два кусочка сахара. Вместо сахара хотел сгухи, но не нашел открывалку, а в холодильник заглянуть забыл. Там стояла открытая. Не спеша попивая кофе, сижу на нашей импровизированной летней кухне. "Серость" и утренняя прохлада... Проснулся Чехов. Пока мы отдыхали в пункте постоянной дислокации, он оставался здесь на хозяйстве, занимаясь благоустройством домиков нашей роты. Вчера ротный ни с того ни с сего поставил его на боевое задание, хотя, в принципе, есть кого поставить. Впрочем, как и я, идет на передок, хотя полно бойцов, которые там не были. Но мы не унываем, потому что лучше сходить сейчас, когда ещё стоит зелёнка, чем потом, когда зелёнку сдует взрывами. Хотя...  Позавтракал тремя яйцами и беконом из ИРП (сухпаек). Намешал пол-литра изотоника. Выпил кружку лёгкого предтреника. Запил им l-карнитин. Подумал, подумал и... надел защиту бёдер. С нею тяжелее и несколько неудобно, но я здоров и физически готов. Вешу снова 84 килограмма и почти месяц тренировался. Обулся в свои Вагобунды. Боевой пояс. Броник. Раздумываю брать или не брать наушники. Беру. Надо потестить их на "птички".  Парни во дворе. Сидим. Осталось недолго. Рюкзаки и оружие уже здесь. Беседуем о том о сём. Подошла машина. Время. Грузимся. Поехали. На другом домике забираем такелажника и проводника Бурю. Он тянет такелажку на одну из наших позиций и, типа, наш проводник, хотя и я и Чехов знаем дорогу. Чехов и Математик идут на одну позицию. Урал, Димон и я идём на другую. Но вообще они рядом. Буря тянет такелажку на третью, на заходе он старший.  Выгружаемся все дальше и дальше от точки эвакуации. Не знаю, как где, а на нашем направлении ситуация с дронами противника всё хуже и хуже.  Буханка заскакивает под худосочные деревца. Выгружается. Только успел осмотреться, двигаем. Помогаем друг другу надеть рюкзаки.  Пошли. Всё. Теперь главное правило - смотри под ноги и слушай небо. Растягиваемся. Почти два километра в гору надо преодолеть пешком.  Начинается длинный длинный подъем - тягун, как говорят лыжники. Сразу тяжело и с каждым шагом становится все тяжелее. Я иду замыкающим. На обочине разбитая дронами техника, и свежая и уже ржавая. Идём. Идём. Димон время от времени начинает останавливаться и, наклонившись, то ли отдышивается, то ли разгружает спину. Я тоже, наклонившись, раздышиваюсь, потому что вертикально броник не даёт вздохнуть полной грудью. Идём. Идём. Появляются птички. Может быть наши, но никто не рискует проверять. Укрываемся в кустах.  Идём. Идём. Впереди Буря. Кто-то выходит навстречу. Подтягиваемся поближе. Развилка. Буря идёт короткой дорогой. Это против наших планов. Небольшой спор. Мы настаиваем на своём маршруте. Буря уступает. Перестраивается. Это место уже больше месяца, как перестало быть безопасным. Здесь месяц назад потеряли двух трёхсотыми (ранеными). Они попали под миномёт 120-го калибра.  Надо заметить, что они спалились сами, отработав по "птичке" антидрон-ружьём. Птичке-то ничего. Она, потеряв связь с оператором, подскочила на четыреста метров и хохлы накрыли квадрат кассетными и осколочно-фугасными. Так что мораль. Работай РЭБом только, когда у тебя есть укрытие или в самом крайнем случае... По другой версии операторы противника по выходам в радиоэфир вычислили нашу точку эвакуации и, после того, как наши в тот день начали выходить в эфир, накрыли точку... Да, и мы с Аяксом побегали тут под миномётным огнём. Нас тогда просто спалила "птичка". Отпуская группу, стою опираясь на дерево. Трое вышедших на встречу бойцов сидят на бревнышках. Двое заморенные неопределенного возраста мужички. Третий молодой. Приглядываюсь и понимаю, что это наш товарищ с бригады - Большой. Я не узнал его так он похудел. Остриженные под ноль волосы отрасли. Подхожу. Здороваюсь. Судя по всему, он меня не узнал, но, в общем, понял, кто я - батюшка. Говорю ему, что не узнал его. Большой отвечает, что за это время чуть не погиб, и у него появилась седина в двадцать пять лет. Приглашаю заходить на нашу позицию, но он отвечает, что выходит на отдых в тыл... Желаю ему удачи и иду снова в гору, но уже не так круто, хотя также тяжело. Идём. Идём. Птичка. Идём. Идём. Димон устал. Проклинает свой рюкзак. Я тоже устал, но меньше. Очень тяжело. Наконец привал. Опираясь на рюкзаки, сидим под деревьями. Хорошо, но мало. Делюсь с Чеховым и Уралом мыслями о том, что в ППД на отдыхе, иногда раздумываю о смысле жизни. Там одни мысли, а здесь на подъеме с грузом совсем другие, когда отчётливо, пусть и на фоне слабости понимаешь, что война - дело молодых... И, что Круг (он не сказать, что молод - лет сорок ему, на восемь лет моложе меня) в первом заходе, что Урал (38 лет) сейчас прут под нагрузкой намного бойчее меня. Идём дальше. Навстречу выходит ещё один боец бригады. Высокий, худой с лимонно-жёлтым лицом гепатитчика. Начинает рассказывать, что они малой группой ходили на Триаду. Возбужден. Его никто не спрашивает, но он рассказывает, что командование предложило им попробовать зайти скрытно. Раздолбали на подходе, а те несколько, что заскочили в Триаду, 200 (убиты), 300 (ранены) и двое ещё пропавшие без вести... Нам некогда слушать, но боец успевает нам всё это сообщить пока расходимся на тропе. С ним ещё двое. Похожи на бурят или казахов. У нас же свой путь... Идём. Идём. Птица. Под куст. Идём. Идём. Забуриваемся в хорошую лесополку. Встречаем группу наших, которых первая группа поменяла вчера. Расходимся и через некоторое время валимся отдыхать. Помолился.Чуть отдохнули и идём дальше. Тропа петляет по лесополке. Идти несколько легче, чем в гору. Густая зелёнка закрывает от "птичек", но впереди ждут небольшие, но коварные открытки. Долго ли, коротко ли, но мы дошли до Ангары. Толпой не стали туда вваливаться. Разбрелись вдоль тропы. Я завалился под дерево. Не понравилось. Точнее, сидеть понравилось, но место не понравилось. Переполз поглубже в куст. Расслабон. Урал кидает бутылку воды - подгон от Ангары. Не доброс. И я, пока отдыхаю и попиваю свою воду с изотоником. Съедаю протеиновый батончик. Встаю. Дохожу до бутылки воды. В ней четверть, но и этого напиться вдоволь. Съедаю второй батончик. Пью воду. Хорошо. То и дело пролетают птички. Ору: "Птица!" Отдохнули. Выходим. Идём. Идём. Вдруг, понимаю, что сползли штаны. Из них вылезла футболка. Плюс набедренная защита тянет вниз. Плюс к тому, реально похудел. Огромная нагрузка и, видимо, работает изотоник, сжигая жир. Прошу ребят по цепочке тормознуться. Привожу себя в порядок. Идём. Идём. Изредка "птички". Иду в наушниках. Не понравилось. Все звуки громче, но такое ощущение, что "птиц" слышу хуже. Снимаю наушники. Чуток попутал лесополки. Оказывается мы пришли. Перескочили парами в нашу лесополку... 3 июля. Вчера, проводив ребят, Урал и Димон завалились спать. Я же заварил кружку чая из двух пакетиков. Засыпал фруктовый напиток из сухпайка. В общем, если вы хотите попить самый вкусный чай на свете, то добро пожаловать на передок. Пешком. Километров семь или восемь. С грузом. Покайфовал с чайком. Чуть оставил. Начал набирать дневник, время от времени делая маленькие глотки чая.  Помолился. Завалился (именно завалился) поспать. Подремал пару часов. Подняло желание сходить по нужде, но так просто осуществить эту миссию не удалось. Снаружи постоянно висели "птицы". Жужжали, то слева, то справа, то сверху, и такая канитель целый день. Точнее, пока не стемнело. Помочиться пришлось в бутылку. Получилось не очень. В темноте непрерывно продолжали жужжать "птицы", курсиующие вдоль лесополки. Сегодня проснулся от голосов и прохлады. Пришёл Ярд - старший дальней позиции. Не смогли наладить выносную антенну.  На улице жарко и пахнет смрадом разлагающихся трупов. Ветер. Передовая рядом, в километре от нас. Ярд сидит с нами довольно долго. Разговоры примерно одни и те же. Как хреново всё организовано в нашем батальоне и, как примерно надо организовать. Конечно, поговорили про героических штабных и раздутом штате штаба. Ярд уходит. Отдаю ему два протеиновых батончика. Один ему. Один Чехову. Ярд будет проходить мимо. (Потом пожалел, что разговаривал с Ярдом. Ярд -  стукач. Всё докладывает начальству. Точнее, он руководствуется принципом  - доложить, не значит настучать).  Урал идёт с Ярдом до Чехова. Возвращается с новостью, что Математик взял с собой только две бутылки воды...     Зашёл Математик. Подогнали ему одну бутылку воды... Заскочил переждать "птичку" сосед - боец одной из бригад. После его ухода почти целый день проспал, потому что ночью бодрствовал на фишке, менялись каждые  два часа. В перерывах молился. Читал акафист Божией Матери. Живём в режиме минимальной траты воды. Приблизительно бутылка на два дня. Есть особо не хочется. Сил тратим мало, в основном, сидим в окопах и лежим в блиндаже на нарах. По позиции Ярда три прилёта. Кто-то из наших союзников промахнулся слегка. Километра на два. Причин может быть миллион: от износа ствола до ошибки в расчетах или ошибки в развесовке порохов. Почти всю ночь в ногах мурчала кошка, а днём ни разу не появилась. Наверное, нашла более щедрых хозяев. У нас всяких паштетов и консервированных колбас почти нет... 4 июля. День сурка. Ничего не происходит, надеюсь, так будет и дальше, хотя всё в руках Божьих. Вокруг шумит, идёт разнообразная артиллерийская работа, от миномёта до реактивных систем. Подносим снаряды нашим артиллеристам. Носить приходиться далеко. 5 июля. Прилётов со стороны противника поблизости почти не ощущается. Видимо, потому что у нас здесь второстепенное направление, и работают они только по выявленной активности. Там, где сосредоточена техника. Урал смотрит вчерашний фильм второй раз и также, как и вчера, какие-то моменты в быстрой перемотке. Еще Урал и Димон играли в карты, но вдвоём им не интересно... Я не играю в карты. Вчера вечером Димон ругался на кошку. Мы с Уралом ее защищали. Кошка всяко лучше мышей. Димон парировал, что мышей ещё месяц не будет. Сглазил. Ночью кто-то бегал по потолку за утеплителем. Здесь ценность приобретает не только вода и еда, но возможность спокойно и безопасно сходить в туалет. Нам повезло, у нас есть заглубленный замаскированный туалет, где можно расслабиться. Просто сходить под дерево не получится. Если из-за ветра ты не видишь и не слышишь дрон, это не значит, что его нет... 5 июля. Спал плохо. Очень душно. Да еще и Урал храпит – не может дышать носом, поэтому дышит ртом. Меня и Димона это напрягает. К кому повернется, того и бомбит своим храпом. Димон, время от времени толкает Урала, чтобы не храпел. Но это бессмысленно. Я терплю. Не толкаю. Отсюда вывод: отправляясь на СВО, всё-таки, по возможности, решайте проблемы со здоровьем. Все время просыпался. То Урал храпит, то мыши шуршат... Под головой рюкзак, а не подушка - неудобно. Но когда все же засыпал, сны снились хорошие, добрые, про жену, дом, детей. Дежурил на фишке, почти один. Читал молитвы, как в мирной жизни. Общался с Богом, почти как на службе в храме. Отслужил вечерню, утреню и обедню. Вернувшись, причастился запасными дарами. Поблагодарил Бога. В воздухе запах гари. То ли позиции противника, то ли наша первая линия затянута дымом. Наверное, всё-таки горит у хохлов, потому что у нас в первой линии гореть особо нечему. Лесополки выкошены и позиции по большей части выжжены. Приходил Чехов. Проблемы с водой. Остался всего литр. Я сходил к соседям, и принёс две бутылки, плюс две бутылки добыл Математик. Три принёс Чехов. Димон, кстати, тоже принёс три бутылки. Одну бутылку отдали проходящим зекам-штурмовикам. Но этого мало. Сходить через открытку, рискнуть? Принести для всех? Завтра пойду. Делать нечего. Никогда не думал, что буду считать воду... 6 июля. Утром рано в 3 часа ночи, пока не рассвело. Без броника, каски, автомата сбегал на ближайший опорник за водой. Принес в рюкзаке шесть полторашек. Это называется по-серому, когда ночные дроны с тепловизорами уже не летают, а дневные ещё не летают. Пересменка у них - это результат моих наблюдений. Доложил на опорнике, что на передке нет воды от слова совсем. После этого к соседям (в соседнюю лесополку) на максимальной скорости подлетел мотоцикл и через секунд тридцать умчался. Хрен какой камик догонит. 7 июля. Спали опять плохо. Духота, и Урал все храпит. После отбоя пришла кошка, пыталась устроиться в ногах между мной и Уралом. Димон же, патологически не переносящий кошек, все время её гнал. И тоже мешал спать. Я говорил: нравятся тебе кошки или не нравятся, но мыши гораздо хуже, и скоро будут по головам ходить, если кошка не будет ночевать у нас. Должен быть хотя бы кошачий дух, чтобы мыши совсем не обнаглели. 9 июля. Рано утром пришёл Чехов. Я был в блиндаже, молился. Вышел к парням, поговорили о том, о сём, но, в основном, о воде, которой совсем мало. Я сидел в окопе, а парни у входа «на глазах». И вдруг… мина! Это «полька», ни выхода, ни свиста. И прямо в блиндаж. Рвануло так, что земля подпрыгнула. Слава Богу, никого там не было, но рядом – были. Всех оглушило. Минут пять лежали без сознания, словно мертвые. Потом очухались. Меня контузило. Ухо правое не слышит совсем. Голова трещит, рвота. Дезориентация, ничего не соображаю. Дали воды, попил, снова вывернуло. Так до вечера голова и болела. Дали феназепам. Уснул. Утром встал, шатает. Голодный, но есть не могу. Потом поняли: разведчики-дроны срисовали активность возле моего блиндажа, и аккурат попали внутрь. Осколки в земле остались, собирали на следующий день. 10 июля. Чехов рассказал интересное о Математике. Короче. Почему Математик взял только две бутылки воды? Оказывается, он уже был в отряде полгода назад. Тогда на позиции их подвозили на грузовике и высаживали примерно метрах в пятистах от первой линии (нам сейчас такое и не снилось – слишком много заминировано вокруг, а вражеские дроны отслеживают все перемещения техники). И вот сейчас он слушает разговоры более опытных бойцов о дефиците воды, дронах и трудностях такелажки, и думает: «Да, ладно?! Ветераны просто жути нагоняют, думают, я молодой... А я-то опытный боец. У меня четыре выхода на передок...» В общем, собирается на задачу, как привык. Куча шмурдяка (вещей, продуктов) Дохленький пауэрбанк. Воды две бутылки и немного еды. А в итоге потом носится по лесополке в поисках питья. Две бутылки где-то намутил, и всё равно Уралу пришлось пожертвовать одну свою... Конечно, в нашем случае в такелажку вмешались обстоятельства. Нужно было эвакуировать 200. Вчера начали, но вынесли только из самой дальней позиции. Сейчас эвакуация продолжается, это иногда слышно по рации. Ещё один момент про Математика. Это было дня четыре назад. Он что-то замешкался на выходе из блиндажа, ему постоянно казалось, что он что-то забыл. Парни кричат: «Давай быстрее!» А он им: «Что, боитесь?» Этот Математик, что с виду, что по натуре своей простой, как валенок. Чем-то похож на солдата Чонкина. В общем, по простоте своей и типа по бесстрашию бегает он по лесополке, а мы, трусы, боимся носа высунуть. Но только дурикам просто от скуки мотаться по лесополосе, и совсем не думать о том, что будет с нашим или его блиндажом, если противник обнаружит активность. Когда он был в командировке в 23-м году, на передке можно было шашлыки жарить. Не было тогда столько дронов, как сейчас. Не знаю всех раскладов того времени, но вели они тогда себя крайне пассивно, противник нас не беспокоил. Он готовился. Прямо на Триаду заезжали «вертушки» с бетоном. Готовили окопы. Работал экскаватор довольно долго. «А мы хером груши околачивали.» - так рассказывает. Потом к хохлам прибыла рота БПЛА и они начали по нам жестко работать. Примерно с марта. Чем дальше, тем становилось хуже. Они набили руку. Отработали тактику. Хорошо, что в поражении их тылов мы довольно сильны, но и там началась активная работа по уничтожению наших дальних «глаз» дронами. Говорят, у них мало арты. Это отчасти правда, но это, в основном, 155-й калибр, которые бьют далеко и точно. Плюс хохлы в ключевых точках разбрасывают jps-треккеры, датчики движения, что повышает скорость и точность наведения. Их не обнаружить, вернее, боишься прикасаться к любой херне, из которой торчат провода. Сейчас, по ощущениям, немного их активность снизилась. Но лишь немного. Скорее всего, здесь у них минимум остался взвод штурмовиков и нас они сдерживают хорошо укрытыми расчетами БПЛА. Это объяснимо: идёт активное наше давление на других участках, и противник перебрасывает туда резервы. 11 июля. Димон ушёл к соседям. Почти сразу передал по рации, чтобы ждали гостей. Чуть позже подошёл Рок с Преподом. Рок оставил Препода у нас отдохнуть, а сам ушёл, но обещал за ним вернуться. Препод явно перегрелся. Не сказать, что на улице жарко, но броня, груз, РПК и плотная куртка сделали свое дело. Препод заполз к нам, сбросил броню. Воды же у нас почти нет. 12 июля Ночь, как ночь. С баханьем рядом на Клешне и буханьем где-то далеко в Золотаревке. Ночью утихает ветер, и вылетают ночные «птички». Жужжат не только «птички», но и осы – они здесь тысячами вьются. Видимо едят там, под горой, чью-то плоть. Столько ос я никогда в жизни не видел. Парни обсуждают, как лучше обозначить тропу - красной изолентой или синей. Синей у нас больше, но её не видно в траве. Для мирной жизни такие проблемы кажутся неважными. А здесь - сошел с тропы, можешь остаться без ноги. Чехов сходил за водой, принёс две упаковки по шесть, без одной бутылки – отдал ее Димону. Переход был очень долгим и трудным, Димон потерял много жидкости. Воду подогнала бригада, поэтому наши парни, кроме воды себе помогали их бойцу тащить ВОГи (сбросы для дронов). Чехов очень устал, посидел покурил и ушёл к себе. Он крут, я уже обессилел немного от обезвоживания. К нашей такелажке, конечно, есть вопросы. Почему бы там, в тылу, не примотать к воде ручки, хотя бы скотчем? Так было бы удобнее нести. Они же выкинули из машины и приспосабливайся как хочешь. В итоге одну упаковку в рюкзак, а со второй в обнимку. А так в рюкзак бы еду положил и патроны, а в руках две упаковки воды тащил, если бы были ручки. Днём я ходил к Чехову. Отнёс им армейские гигиенические наборы. Пауэрбанк у них сел, сидят они почти в темноте. Поболтали о том, о сём. Чехов рассказал про конфликт на тропе. Наши шли налегке и хотели обогнать трёх бойцов. А те в бутылку полезли. Проявили агрессию. Не захотели пропустить наших вперёд. Слово за слово… Чуть до ругани не дошло. Это оказались такелажники другой нашей роты. Вообще, это крайне непорядочно. На тропе принято пропускать тех, кто идёт быстрее, но парни, видимо, с оружием и во всей броне почувствовали себя невероятно крутыми перцами, а наши, по примеру бригадных такелажек, шли налегке, то есть без брони и оружия. Взял у Чехова смартфон. Зарядил ему на 43% и моя «банка» села до половины. Отключил. Сорок три, это почти пять тысяч ампер, а половина моей «банки», это примерно десять тысяч ампер. Нам тут ещё неделю жить, если Бог даст. Зашедшие вчера парни активно тусят вдоль лесополки, пытаясь найти что-нибудь интересное, а, может, просто от скуки. Димон в соседнем блиндаже нашёл магазин для СВД. Вот и снова эффект «непуганой дичи». Они удачно зашли – ветер сильный, «птички» этого не любят. Но такое ощущение, что пока они воспринимают выход на боевое задание, как лёгкую прогулку. Они все уже были на СВО, но не в новых условиях. Впрочем, может быть, им повезёт, и противник снизит здесь свой потенциал - им что-то надо делать на других угрожаемых направлениях. Но не думаю. Ночью начался обстрел по нашим позициям. Мы все забились в лисьи норы. Но зато засекли их огневые точки, и по тапику сообщили координаты нашим артиллеристам. Через полчаса их разнесли, они заткнулись. У нас они разбили окопы, завтра снова копать, восстанавливать. Слава Богу, никуда серьёзно по нам не попали. Есть подозрение, что били по «открытке» перед нами, готовят проход через минное поле. 14 июля. Семь часов. Птички жужжат. Нам завели роту зэков. Их провели через наши позиции, через нашу лесополку вперёд, а на ЛБС в это время пошла стрелкотня. Потом затихла, но началось очень активное баханье. Миномёт насыпал беглым. В ответ время от времени прилетало и очень громко. Впрочем, наш миномёт продолжал работать. Эта неизвестность напрягает... И тут по рации мне наш комбат говорит: «Иди спасать их, Батя. Они там засели на выходе из лесополки перед «открыткой», их там разнесут. Веди их вперёд на блиндажи, куда они и должны были пройти. Что с ними не знаем. Но до места они не дошли». Мы все собрались и побежали туда. Сидят. По ним уже отстрелялась миномётка. Сейчас прилетят дроны. У них 14 раненых. Трое убитых. Раненым, кто может сам идти, приказали отходить назад, и захватить с собой кого смогут. Мы повели оставшихся ребят вперёд на позиции. Довели. Урал остался с ними. А мы вернулись в начало лесополки. Ещё трое тяжело раненых... Надо выносить. Одного я взял себе на плечо. Двоих парни положили на носилки. Я не донёс. Умер он, почти у места эвакуации. Тело дотащил за ноги, чтобы родственники могли забрать. Сам чуть не помер от нагрузки. Прости, меня, братишка. Я старался. Молюсь за тебя. Потом встретимся. Уснул на земле. Проснулся ночью. Громко до сих пор, но уже не так. Только, судя по всему, это уже по нашим позициям бьют. Хохлы подумали, что мы отступаем, начали накат на нас. Отстреливались от них из всего, что есть. «Утес» был припрятан и два АГС. Отбились. Если бы второй раз на нас пошли, пришлось бы вызывать артиллерию на себя. Потому что израсходовали все, что есть. По полмагазина у каждого осталось. Я тоже стрелял, когда другие перезаряжались. Поверх голов стрелял, мне как священнику нельзя убивать. Сосед кричит: «красный», и ты накидываешь, чтобы к земле их прижать, пока он перезаряжается. Так прошёл день, хотя по ощущениям, как одна минута, искра в памяти. Смотрел потом на ребят - глаза у всех стеклянные. Наверное, и у меня такие же были. Колени, руки трясутся. На душе плохо. Начал читать кафизму за наших погибших. Ребята подтянулись, слушают. Все молчат. Смотрят на поле перед собой. Оттуда доносятся крики. Не по-нашему, на каком-то арабском что ли. Всю ночь стоны. К утру всё стихло. Я всю ночь молился. 15 июля. Наши позиции. Всё обожжено, всё в следах от осколков и пуль... По-моему субъективному мнению, противнику надо отдать должное - он почти полностью заменил арту дронами. Дроны спокойно залетают в тыл на 15 км и жгут технику. На передовой же висят в небе постоянно. Приземлятся в поле, спрячутся, и в нужный момент взлетают совсем рядом. Жужжание, хлопок... В небе высоко висит дрон-разведчик. Не достать из автомата. Этот "Мавик" поднимает дроны-камикадзе со смертельной начинкой. Шанс здесь только один - если сработают рога РЭБ на машине, дрон упадет рядом и не взорвется. 16 июля Ночь уже не спасает машины подвоза. У противника почти все дроны с теплаками. Иногда ночью выбивают по 2-3 машины в тылу. Иногда специально ждут, когда за поврежденной техникой приедет эвакуационная машина, и подбивают её. Лишь часть машин удается оттянуть на ремонт, другие сгорают полностью вместе с экипажем, да так, что потом не найти даже лоскуток от одежды. А если везли боекомплект - все просто в пыль. На этом месте потом только воронка зияет метров в пять. 17 июля. Примерно в полночь слышим, где-то недалеко едет "Урал" на позиции минометчиков. Везет парням боеприпасы. А в небе "баба Яга"- большой такой дрон. Мы их ни предупредить, ни крикнуть не можем, бьём из четырёх стволов трассерами в небо... Мгновение и страшный взрыв, метрах в пятиста от нас. Земля подпрыгнула. Сдетонировал боекомплект в машине. Мы в этот момент были в укрытии. Но ударная волна прошла прямо над нами. У меня уши заложило. А глаза - такое ощущение, что чуть не лопнули в этот момент. Бегу в сторону подвала, а внутри всего колотит. На ходу руками себя проверяю - всё цело. Ввалился в подвал и вырвалось само "Господи помилуй!" С утра решил пойти посмотреть. А там лишь воронка. Ни крови, ничего не нашел. Всё превратилось в молекулы. Железяки от "Урала" нашли в километре от взрыва. В машине был пластид. Мощная штука. Его используют для разминирования проходов на минных полях. 30 см такой "колбасы" могут разрушить подъезд девятиэтажного дома. А этих "колбас" тут несколько было. Да, любая поездка уже лотерея... 18 июля. Моемся так. Есть сухой душ. Там две салфетки. Столовую ложку воды добавляешь и трешь. Потом обтираешь всего себя насухо, и вроде уже чистый, не воняешь. Спорно, конечно, но других вариантов все равно нет. Погода становится совсем переменчива. Ветренно, но не так, как вчера. Скоро август, придут холодные ночи, и блиндажи станут видны в теплаки ночных птичек... Если будут отапливаться, конечно. Выход только в организации перекрестной защиты позиций, когда стрелки с теплаками и дронобойками прикрывают друг друга. То есть действовать надо максимально агрессивно. Для этого нужны наши ночные птицы, чтобы подавлять нашей артой вражеские минометы и арту, которой они будут прикрывать работу своих птичек. Зашёл Математик. Попросил у ребят сигарет. Подогнали ему несколько пачек дешёвых, которые взяли на обмен. Воняют эти сигареты как лесной пожар. 19 июля. Все отощали, но не то, чтобы от голода - еды вроде хватает, а, скорее, от дефицита воды. Да и много здесь лучше не есть – чаще в туалет бегать будешь. А это целое приключение: многих накрыло именно там. Сейчас вешу примерно 73 килограмма. А был 93 кг. Нам ещё дней пять-шесть осталось, а потом - забег по пересечённой местности, правда, налегке. Очень сильный ветер. Один раз залетал камик. «Птичек» считай почти нет. Но стоит только ветру стихнуть, как начинают кружить... Парни смотрели кино, а я в коридорчике дышал свежим воздухом, читал Псалом 50. Стараюсь по несколько раз в день читать за бойцов, что на передке. Весь вечер говорили с парнями про человеколюбие. Вспомнил. Полночи куролесили мыши, но потом появилась наша приходящая кошка и поставила их на место. Кругом все бабахает, уже не обращаем внимания. На всё воля Божия. Стоял в дозоре «на глазах» с полуночи до шести утра. Потом долго не мог заснуть, хотя, спать вроде хотел. А когда заснул, снилось, как служу диаконом с епископом Михаилом. Молодость вспоминаю. Часто вижу во сне прихожан, которых сейчас уже нет. Молюсь за них. За двадцать шесть лет служения в соборе Александра Невского многих уже не стало. Молюсь за каждого, кто в память приходит. 20 июля. Много мы с ребятами вывели раненых. Потом мертвых забирали - кого видно было и до кого смогли безопасно дотянуться. Но некоторые до сих пор там лежат. Дронами нас долбят и долбят. В эвакуационных бригадах потери от дронов каждый день два человека. Хохлы как будто дежурят там: заметили, куда воду и продукты привозят, и кружат. Нужно менять место. Водилы уже не хотят туда ездить, говорят, попадалово. Отказываются. Вот сейчас в штабе решают, куда им приезжать. Варианта два, потому что дороги две, но обе убитые. Одна в объезд, другая напрямую, но опасная. Короче, утром тут все матерились. Обе стороны неправы, но кто меня послушает? Молись батюшка... А нужно всего-то навсего график поменять, чтобы приезжать не в одно и тоже время. 21 июля. Сегодня День Казанской иконы Божией Матери. Утром в три часа служил Литургию, возле блиндажа на улице. Это называется «по-серому»: ночные птички уже не летают, а дневные ещё не летают. Прочитал основные молитвы. У меня последние Дары остались. Преждеосвященные. Причастился сам, и причастил ребят. Вымыл чашу, и сказал себе прощай. Как будто бы всё уже кончилось, и это последнее слово. Пошли копать. Сегодня как никогда много птичек - и транзитных, и наблюдающих, и патрулирующих. Но несмотря на это, Урал решил идти копать траншею. Конечно, никакую траншею в несколько сот метров нам не выкопать. Завели ее в недоперекрытый блиндаж и стали углублять. Нас спалила «птичка» и зависла над нами. Мы, недолго думая, удрали. Птички покружили и оставили нас в покое. Наверняка позиция уже срисована, но мешать доводить её до ума противник, скорее всего, не будет. Типа, пусть русские умотаются, а потом развалим её. Мы вернулись и продолжили копать. Мимо проходил мобик из полка. Расспросили его о ситуации, о потерях. Рассказал, что хохлы прощупывали наши позиции. Вроде как с передовых укрепов им выйти уже невозможно, они хотят прорваться через наши позиции и малыми группами выходить к своим, а, может, вообще смешаться с местным населением. Мол, а что? Шевроны сорвал и не отличить от наших. Захар говорил, своей каской копать не буду, сходи возьми хохляцкую – чуть мол проползти, там их много. Ага... а снайпер лупит! Захара это, правда, не остановило, сползал, достал три каски. Лишь бы своей не рыть. Каски у них такие же как у нас! Советские, «Колпак-20». Пришли с земляных работ. Уработались в хлам, сил нет. Допил оставшиеся несколько глотков воды из фляжки. Взял «завтрашнюю» воду. Заварил чай с двумя пакетиками. У нас есть пластиковой кофр от миномётных мин, там осталась куча всякой еды после выходящих групп. Особенно много каш и лапши, но для этого нужна вода, которой дефицит. Есть немного консервов из сухпая. Нашли два яблочных пюре. Кофр в тамбуре, там прохладно. Охлажденное пюре с жары для обезвоженного организма - это непередаваемо!  

Если спросят меня, как же там, на войне? Я отвечу, ничуть не таясь: Это новые дырки в на брючном ремне, Бесконечная, липкая грязь. Это всполохи "Градов" в туманной ночи И шипящая радиосвязь. Мы, обросшие, грязные, словно бичи И, опять-таки, липкая грязь. Это печка-буржуйка в твоем блиндаже, Что нас греет, дымясь и коптясь, Скрежет банок консервных о кромку ножей. И опять вездесущая грязь. Это крик – всем в укрытие в отсвисте мин, Это "Бух", это "фьють", это "хрясь", Это несколько первых нежданных седин. Ну и как без неё, это – грязь. Это скрежет лопаты о стебли корней. Ну и так, что бы не матерясь, Если спросите вы, как же там, на войне, Я отвечу вам коротко – грязь. © Александр Топильский, участник СВО (позывной "Поэт")  

На новый штурм пришёл приказ, Арта, «штурмы», пехота, В колонне с ними в ранний час, Отправилась медрота. Взяв рюкзаки, БК, броню, Разбившись на три группы, Идут «штурмы» с проводником, На «передок», где трупы. «Двухсотых» там не сосчитать, Лежат хохлы и наши. Нельзя их никому достать, По ним арта шарашит. А на «нуле» стоит блиндаж, В нём медики на «фоксе», Сидят с радийкой, ждут приказ… «Трёхсотый в лесополке!» В ночной тиши на «передок», И, помолившись Богу, Три санитара, фельдшер, док, Отправились в дорогу. Идут, петляя по кустам, Чтоб дроны не «спалили», Ну всё, дошли. И жив братан! Схватили –потащили. Братишка ранен в две руки, И ногу «размотало», Жгут, «обезбол», чуть-чуть воды, Накрыли одеялом. Теперь дойти бы до «нуля», Чтоб группу не накрыли, Летят молитвы в небеса, Чтоб ангелы закрыли. А медики в цене сейчас, Хохлы ведут охоту: БПЛА не сводит «глаз»… Всё, засекли медроту. «Держись, братан, ещё чуть-чуть –  Овраг, две лесополки…» Но нас накрыл артой хохол, Летят кассет осколки. На этот раз не рассчитал, И нас не зацепило, Носилки снова на руках, Бежим, пока есть силы. Ну вот и «ноль»… «Ты жив, родной, «Таблетка» уже близко». А медики - скорее в строй! По рации - вновь «триста». И так, по кругу, день за днём, С «ноля» на «передки», К солдатам медики бегут. Спасибо вам, братки! *** Автор – позывной «Иисус», заместитель командира взвода эвакуации разведывательно-штурмового отряда «Иртыш» казачьей бригады «Сибирь» Добровольческого штурмового корпуса.  

Жирная грязь в Кременной почти по колено В накат за накатом, зубы стиснув, снова идёт пехота. Полпуда глины на каждом берце, на губах хрип и пена Но как ни крути, это сегодня наша работа Мы не особо разбираемся в геополитике, Да и в обычной, скажем так, не то, чтобы сильно. Мы просто военной машины маленькие, но нужные винтики. И для нас всё предельно просто: впереди – враг, позади – Россия. Ещё немного, парни, тянем вон до того пригорка. Упали. Дышим. Справа улыбка - родная чумазая морда: - А слышал, братан, нацики нас называют орками? А по-моему норм, орк – это звучит гордо. Зелёные, злые, страшные, прямо как мы сейчас. Гражданских не трогают, законы войны соблюдают твёрдо. И с патриотизмом у них точно так же, как и у нас: Если родился орком – защищай свой Мордор! - Балабол, блин! – сам не могу удержаться от смеха. Лёгкие горят, вместо смеха какой-то хриплый кашель. А от укропов по нам начинает работать «бэха» И мы падаем лицами в грязную жирную кашу. И снова давим, выдирая неподъёмные берцы из глины, Не понимая, откуда на каждый новый шаг берутся силы. Для нас всё просто и ясно, как Пифагоровы штанины: Впереди бандерьё и нацики, а за спинами – вся Россия. С нами Христос, и, Аллах, и Будда, и прочие боги, Кому до тошнотиков надоела мишура европейской фальши. И они помогают нам выдирать из грязи пудовые ноги, Чтобы снова идти на запад, всё дальше, и дальше, и дальше…. А завтра утром мне расскажет стрелок второй ЗУ-шки, Застрявшей, завязшей в колее по самые борта Как кто-то сильный, в разгрузке и с крыльями за спиной, толкал плечом рядом с ним тяжеленную пушку, И вытолкал, успел, пока не накрыла вражья арта. И с осколками в бедре и руке, знакомый чечен Будет клясться, что за миг до прилёта, Заслонив его грудью и разворотом крылатых плечей, Основную волну на себя принял неведомый кто-то. Значит есть и терпению Высших какой-то предел, Если ангелы жертвуют жизнью во имя людей…. И для нас по-прежнему всё просто и ясно, Какие бы против нас не собрали силы, Гендера только два, нацизм – плохо, жизнь – прекрасна, И как обычно, за нашими спинами – вся Россия. 02.12.2024г Огилько Андрей «Док»  

Цвёл калиной майдан, и скакали Паньки, За бандерий тризуб с кружевными трусами. А в Луганске спускались в забой мужики, С обведёнными угольной пылью глазами На шевронах оскалились «волчьи крюки», «Щеневмерла» ревелась дурными басами. А в Донецке из лавы идут мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Бесновались Мыколы, Тарасы, Грицьки, Примеряли нацизм, прорастали чубами. И всё больше не нравились им мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Накатили волной, на помине легки, На подворье соседское впёрлись панами. Вот тогда дали им первый бой мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Закаляясь в жестоких боях городских, Каменея лицом и твердея сердцами, Замыкали в Дебале "котёл" мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Минск пунктиром границу провёл вдоль реки. Лёг на годы Донец между нами с панами. Обживали в полях блиндажи мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Восемь лет безысходности. Сжав кулаки, Вы свои боль и горечь давили зубами. Я горжусь, что был с вами в строю, мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Новосветловка, Брянка, Свердловск, Ровеньки, Несгибаемой воли священное пламя. От России земной вам поклон, мужики, С обведёнными угольной пылью глазами. Огилько Андрей «Док»  

В спортзал, где ночевал наш батальон, Моцарт не вошёл, а ворвался. Ночью. Огромный, шумный, в каком-то нелепом костюме на пару размеров меньше, испуганно трещащем швами при каждом движении втиснутого в него тела. А ещё Кольку Моцарта трясло крупной дрожью, и зубы выбивали замысловатую дробь. Но главным было даже не это. Со вчерашнего утра, с боя на Счастьинском мосту, Моцарта и всю ударную группу, прорвавшуюся в город, считали если не двухсотыми, то пропавшими без вести однозначно. Хохлы подловили нас грамотно и жёстко, как по учебнику. Беспрепятственно, не показываясь на глаза, пропустили через мост ударную группу, а потом отсекли и заблокировали на мосту остальную колонну. По всем чертежам, полная хана светила и нам, на мосту, и ударной группе в городе. Против нашего батальона, численностью меньше трёхсот человек, ВСУшники скрытно стянули почти полторы тысячи. Да не абы каких, а отборных головорезов из "Айдара". Но мы об этом тогда не знали и не думали, отчаянно огрызаясь из полностью безнадёжной ситуации. Согласно ей, двенадцатый бат в полном составе должен был лечь на том мосту. А ударная группа - в городе. Без вариантов. Однако... - Короче....живых семнадцать...трёхсотых пятеро..., Лабутен сильно, остальные лёгкие. Моцарт с трудом протискивал слова сквозь барабанную дробь зубов — в посадке напротив "Мальты". - Дракон живой? А Дядя? Захар? Кто ещё? — вопросы посыпались со всех сторон. - Отвалили все! — сквозь окружавшую Моцарта толпу ледоколом пёр Ёлка - наш зампотыл — дайте хоть согреться пацану! Ёлка - он такой! Вижу цель, не вижу препятствий. Габаритами чуть меньше Моцарта, но пробивная способность повыше будет. Отнял Кольку у пацанов, усадил на мат, накинул на плечи одеяло, сунул в руки стакан с водкой. - Вы охренели, бойцы?! Пацан из реки только вылез, непонятно как вообще живой, а вы насели! - Давай, Колёк, залпом, согреться надо. Я смотрел, как Колька, стуча зубами о края стакана, глотает водку, как обычную воду, а в голове рефреном крутились строчки из "Василия Тёркина": "Гладкий, голый, как из бани, Встал, шатаясь тяжело. Ни руками, ни губами Не работает - свело..." Ситуация, реально, один в один по Твардовскому. Только Колька, в отличие от Тёркина не голый, а приблизительно даже одетый. Правда, одёжка от носителя очень сильно отставала по размеру. Моцарт - парняга здоровый, здоровенный, я бы даже сказал. По срочке - морпех. Но вот так, в конце февраля сунуться в ледяную воду и переплыть Северский Донец... Не уверен, что у меня хватило бы духу. И здоровья. А Колька смог. И благодаря ему, у пацанов из ударной группы, сумевших выжить и с боем прорваться к реке, появился реальный шанс. Если описывать события вкратце, картинка получилась откровенно неприличная. Отсечённая от колонны бронегруппа на двух "бэхах" и "ЗУ-шке" с ходу влетела под плотный огонь на хохляцком ТПП. Хуже всего пришлось ребятам, ехавшим на броне. Комбат, Серёга Дракон, погиб в первые минуты боя: пулемётная очередь просто сбила его с брони. Не успев отстрелять второй магазин, словил пулю в голову Дядя. На небольшом пятачке, простреливаемом со всех сторон, "айдаровцы" методично и хладнокровно выбивали пацанов. Тридцатимиллиметровая пушка "бэхи" коротко откашлялась, "разбирая" в хлам пулемётное гнездо хохлов и кусок хлипкого забора за ним. Крутанув тяжёлую машину на месте, мехвод рванул в образовавшийся пролом, задавая направление остальным. Между двухэтажками протиснулись почти впритык, царапая бортами стены. Сокол с Йосиком на «ЗУ-шке» лихорадочно выкручивали турель, направляя стволы назад по ходу движения. Как оказалось, не только и не столько для того, чтобы без проблем втиснуть в проход машину. Укрыв кабину «Урала» и стрелков между кирпичных стен, водила нажал на тормоз, а Сокол – на педаль огня. Спаренная скорострельная 23-миллиметровая зенитная пушка – штука, доложу вам, убойная и в прямом, и в переносном смысле слова. Зу-23-М «выплёвывает» две тысячи снарядов в минуту. В ленте чередуются два осколочно-фугасных на один бронебойнозажигательный. Два короба по полста патронов вылетели в пару секунд, устроив нацикам на прощание настоящую мясорубку. Всё, что попало в сектор обстрела, разлетелось в мелкую крошку с брызгами. - Заряжа-а-ай! – здоровенный Моцарт подхватил новый короб одной рукой и защёлкнул с той же лёгкостью, как пристёгивают к автомату новый магазин. Сокол повторил тот же манёвр со вторым стволом. Нацики временно попритихли, не желая повторять судьбу перемолотых «ЗУ-шкой» коллег и Радик рванул «Урала» вдогонку за БМП-шками. С боем пробились к окраине Счастья. У гаражей перед лесопосадкой, нацики снова навязали бой, пытаясь если не отсечь от спасительных деревьев, то хотя бы задержать пока не подтянутся основные силы. Хохлов отбили, но те успели слить координаты и через несколько минут группу начали нащупывать миномёты. Двигаться дальше на технике было совершенно не вариант: посадка густая, подходы к ней и от неё к реке, стопроцентно, минированы. И по самой реке бродов, пригодных для техники, в пределах досягаемости нет. Самый доступный вариант – бросить технику и пешком прорываться к Донцу. На авось. Перед самым отходом убило Женьку Ореха. Мина ляпнулась рядом, и от осколков не спас даже броник. Смертельный влетел в пройму бронежилета, в подмышку, начисто перебив артерию. С висящей на сухожилиях рукой, торчащими через огромную дыру в боку рёбрами, Жека был ещё жив, когда пацаны втянули его в десантный отсек «бэхи». Но и сам понимал, что жить ему осталось считанные минуты. - Колёк, не парься, без толку всё. Хана мне, - остановил Орех Моцарта, стянувшего с него расхлёстанный броник и вскрывающего ИПП. К таким моментам привыкнуть невозможно, сколько бы лет ты не провёл на войне. Женька, Орех, Орешек… Совсем ещё мальчишка, едва справивший своё 23-летие. Отчаянный жизнелюб, фонтан позитива, шебутной и совершенно неугомонный, организатор всех розыгрышей и весёлых пакостей в батальоне, надёжный товарищ и настоящий воин. Сейчас он умирал на руках своих друзей с таким естественным достоинством, что у взрослых циничных дядек наворачивались слёзы. - Может уколоть хоть, братан? - Моцарт растерянно вертел в своей лапище шприц-тюбик с трамадолом - Не…вам нужнее…мне кабзда, по-любому. А у вас сколько ещё трёхсотиков будет, пока…- Орех затухал прямо на глазах, - холодно, Колёк…вы идите, прорывайтесь… Моцарт ушёл последним. Когда понял, что Женька больше ничего не скажет. Накрыл тело броником и заклинил дверь в десантный отсек. Здоровый сорокалетний мужик, только что потерявший друга, годившегося по возрасту почти в сыновья. Каким чудом прошли минные поля на подходе к посадке, никто никогда не узнает. Группа проскочила без потерь, а вот нацики сунуться следом побоялись. Через посадку, уже к вечеру, вышли на «заброшки» - бывший дачный посёлок, опустевший после 2014 года. Подступы к Донцу тогда минировались по обоим берегам, а ходить на дачу через взрывоопасные поля – удовольствие из разряда так себе. Задерживаться в заброшках надолго не рискнули, мало ли что, но задержались на часок в одном из самых крепких с виду домов. Пересчитались, перевязались, разделили остатки б/к. На семнадцать человек, оставшихся от группы, насчиталось трое трёхсотых. У Захара и Толика – не критичные сквозные в плечо и ногу. Серёге Лабутену повезло гораздо меньше. Пуля пробила щёку и вышла из другой, раздробив челюсть и выбив несколько зубов. Хорошо уже было то, что удалось быстро остановить кровотечение. - На трамадоле пойдёшь, короче. И не понтуйся, героя-партизана из себя не строй. Чувствуешь, что хреново становится, сразу вкалывай следующий. Сейчас главное что? Главное – от группы не отставать и не задерживать движение. Понял? – короткими фразами проинструктировал Белый. Невнятное мычание Лабутена было единогласно принято как подтверждение того, что он, Серёга, всё понял и с поставленной задачей согласен полностью. Два офицера на группу, капитан и летёха. Белый, как старший по званию, принял командование, Моцарт – дублирующий. Через две уцелевших рации попытались выйти на связь. Глухо. Эфир надёжно забит наведёнными помехами. И ожидаемо. Сто процентов, глушат с обеих сторон. Хохлы – чтобы наши с этого берега не сливали их координаты. Наши, соответственно, страхуются на случай захвата ВСУ-ками раций и пленения их владельцев. Тактика правильная, но пацанам от этого ни разу не легче. - Короче, парни, будем к речке отходить, - подвёл итог Белый, - здесь оставаться не вариант. Немцы, даже если через мины не сунутся, по-любому заброшки миномётами причешут. Сейчас уходим через протоку, там в посадке заночуем. Утром будем посмотреть по ситуации. Если наши завтра в Счастье зайдут – норм. Если нет, бойцы, будем как-то на наш берег переправляться. Как добрались до протоки – отдельная история. Все мало-мальски удобные подступы к Донцу хохлы заминировали ещё в 15-20-м годах. Шаг в шаг, след в след, прощупывая каждый сантиметр мёрзлой земли. Потом брели по грудь в серой, вымораживающей до костей, февральской воде. На берег многие выбирались уже ползком – не держали ни руки, ни ноги, напрочь потерявшие чувствительность. Кто ещё держался на ногах, волоком оттягивали товарищей от берега, в заросли кустарника, поднимали чуть не пинками, заставляли двигаться. На прикрытой от ветра поляне, Моцарт, сам трясущийся крупной дрожью, стаскивал с пацанов насквозь мокрые шмотки. - В кучу сбились, ну! Плотнее, вашу Машу! К-короче, парни, шмотьё на себе сушить не вариант. Замёрзнете насмерть раньше, чем высохнет. Вещи на кустах развесим, на ветру подсохнут. Трусы на себе оставили – и в кучу. Хоть друг на друга ложитесь. Вертитесь, местами меняйтесь. Как овцы в м-мороз г-греют-тся видел кто-нибудь? Вот, по той же схеме: кто в центре согрелся, выталкивайте к краю, пот-том об-братная д-д-движуха, поняли? П-пока руки-ноги в норму не придут – не засыпать. Уснул – сдох от п-переохлаждения. Увижу – сам добью. Двухсотых на сегодня и так лишка. - На заброшках надо было ночевать, блин. П-позамерзаем тут к чертям псячьим, - пробубнил кто-то из трясущейся, сине-пупырчатой, одетой в одни трусы кучи. - В-воин, ты кукухой п-потёк?! - Моцарт глыбой навис над дрожащей кучей. - Заброшки твои немцы или прочешут или, чтоб не париться, миномётами отработают. А в воду не сунутся, не сезон нынче. Да и попробуй найди, на каком из островков мы стихарились. Короче, рты закрыли и греемся. На дежурство по очереди будить буду. Железный он, Моцарт, не иначе. Пока парни тряслись, сбившись в кучу, он, такой же синий и пупырчатый, в одних мокрых трусах, негнущимися руками развешивал по кустам мокрые вещи бойцов. И первым заступил в охранение, накинув на плечи полупросохший бушлат. Прав был Колька насчёт заброшек, ох как прав. Перед самыми сумерками, хохлы жахнули по дачам миномётами. Больше получаса разбирали посёлок в хлам «сто двадцатыми». Под аккомпанемент недалёких прилётов, почти согревшийся Колька беззлобно пихнул локтём притихшую кучу: - Слышь, деятель. Ну что, на заброшках надо было остаться? Там сейчас вообще ни разу не холодно. Из кучи что-то неразборчиво-примирительно буркнуло в ответ. Утром, поднялись со скрипом. Все живые – уже хорошо. Больше половины – жёстко простуженные, с температурой. После ночёвки, на покрытой инеем земле остался исходящий паром круг абсолютно сухой земли, согретой теплом тел. Шмотки с кустов пацаны растащили потихоньку в течение ночи, досушивали уже на себе, и вид к утру имели приблизительно пристойный. По крайней мере, сухой и не очень трясущийся. До середины дня с места не трогались, ждали. Когда стало ясно, что штурма сегодня не будет, группа двинулась дальше, к Донцу. Планировали выйти к берегу до темноты. Хохлы, слава Кукулькану, про группу не вспоминали. С раннего утра их позиции начала плотно кошмарить арта, и «немцам» было явно не до того, чтобы отлавливать на собственных минных полях два десятка чудом выживших орков. Чем орки и воспользовались. То ли все известные боги были в этот день на нашей стороне, то ли, наоборот, отвернулись, чтоб не сглазить, но по минным полям группа проскочила, аки Христос по воде – чисто и без потерь. Порядком подпортили настроение ещё четыре протоки по ходу пьесы. Но спешки вчерашней уже не было, укры в спину не дышали. Поэтому поспешали не торопясь. Сначала брод провешивал почти двухметровый Захар, под прикрытием всей группы. Оружие и шмот над головой, вчерашний квест повторять не хотелось никому. По Захаровой отмашке, Белый переводил в том же контексте первую половину группы. Прошли, оделись-закрепились, отмахнули Моцарту, прикрыли вторую половину на переходе. Только раз, на третьей по счёту протоке, оступился и нырнул Андрюха Изюм, самый мелкий по росту в группе. Потому и ушёл по-взрослому, с головой там, где Захару, к примеру, едва доходило до груди. Дальше и глубже уйти, к счастью, не дали. Одновременно с Изюмовым нырком, едва ли не опережая, метнулась ручища Ваньки Йосика и сграбастала потенциального утопленника за ещё торчащие над водой руки. Молодец Изюм, вещи и калаш не выпустил. И Йосик тоже молодец. Не сбиваясь с шага, как котёнка, выдернул Изюма из воды и протащил до самого берега. К Донцу выбрались, как и планировали, за час-полтора до сумерек. Берег хохлы заминировали давно и плотно, но и тут повезло. Группа вышла прямо напротив «Мальты» - нашего опорника на противоположном берегу. На опорнике том каждый из группы успел отдежурить не по одному месяцу, и хохляцкий берег был изучен давно и плотно. В том числе и проходы в минных полях, через которые ВСУ-шники по лету частенько выбирались к реке на рыбалку. Мы со своей стороны грешили тем же самым, и в те месяцы, когда на ротацию заступали регуляры, а не нацбатовцы, поддерживали с хохлами негласный нейтралитет и с удовольствием дополняли армейский рацион свежей ухой и жареной рыбкой. Соваться к берегу до темноты не рискнули. Движуху на берегу с «Мальты» по-любому заметят. А учитывая отсутствие связи, со стопроцентной вероятностью, примут группу за хохлов, замышляющих какую-то пакость, и без долгих разговоров укроют чем-нибудь тяжёлым и осколочно-фугасным. А оно нам надо? Впрочем, проблемы на этом только начинались. Пока шли, тешили себя надеждой обнаружить у берега или в ближайшей лесопосадке сныканную хохлами лодку. Ну была же у них, сами видели. Но, то ли прятали укры грамотно, то ли вообще к зиме утащили куда… Короче, с лодкой вышел облом. И во всей своей красе, перед группой встала проблема переправы. Хотя бы одного бойца. Добраться до той же «Мальты», выйти к своим, доложить. Оттуда лодку-две ребята быстро сообразят. Только как теперь до этих ребят добраться. Февраль на Донбассе с сибирским или уральским, конечно, не сравнить. На том же Урале, на минуточку, форсирование водоёма зимой вообще проблемы не составило бы. Перешли пешком по метровому льду – и всех делов. Донбасские же реки замерзают далеко не каждую зиму. Климатические особенности, мать их! Особенно сейчас и в данной конкретной ситуёвине. Температура держится между минус пятью и плюс столькими же, «фирменный» донбасский пронизывающий ветер. Снега нет, от слова совсем. Про воду при таких вводных и говорить не хочется. Вчера успели оценить, так сказать, на ощупь. Серый стылый кисель, даже на вид жутко холодный, какой-то густой, непривычной для воды консистенции. Лезть в эту жидкую жуть после вчерашнего никому решительно не хотелось. Да и не протока это, которую можно вброд перейти, а вполне себе полноформатная река. Больше ста метров в ширину и с неслабым течением. Совершенно не факт, что у кого-то попросту хватит сил и здоровья на такой зимний заплыв. Если не ошибаюсь, учёные оценивают продолжительность жизни человека в подобной водичке, температурой аж в четыре градуса по мать его, товарищу Цельсию, приблизительно в четыре же минуты. А потом всё, хана: переохлаждение, несовместимое с жизнью и как следствие оного, банальное утонутие. И происходит сей четырёхминутный спектакль до обидного незрелищно и абсолютно негероично. Поверьте человеку, пару раз чудом не дожившего до последнего акта в подобных постановках. Хотите ощущений? Их есть у меня. В первое мгновение тело обжигает таким лютым холодом, что напрочь перехватывает дыхание. От слова совсем. Просто грудная клетка отказывается расширяться и впускать в себя воздух. Потом соглашается на компромисс, но полный вдох тебе, таки, сделать не грозит в течение всей водной процедуры. С минуту ты ещё способен активно и целенаправленно двигаться, даже холод становится, вроде бы, не таким обжигающим и вполне переносимым. На второй минуте ты вдруг обнаруживаешь, что твои движения замедляются независимо от твоего желания, с каждым следующим гребком. Ты начинаешь дёргаться, пытаешься двигаться активнее. Поверьте, бестолку. Ледяная вода высасывает тепло и силы из организма быстрее, чем ты тянешь коктейль через соломинку. К исходу четвёртой минуты ты перестаёшь вообще что-либо чувствовать. Тебе уже не холодно, ушла паника, нет боли, нет тела, нет ничего. Мозг ещё пытается (вяло), заставить тебя в очередной раз поднять руку, уговаривает тело сделать ещё гребок, но уже как бы со стороны. Организм уже словил анабиоз, как лягуха, ударенная заморозком и командам мозга не подчиняется. И этот очередной гребок ты уже не делаешь, а апатично уходишь под воду. Насовсем. Перспективка, в общем, ни разу не радужная. Учитывая течение и ширину реки, уложиться в отпущенные четыре минуты шансов ноль. Лодки тоже нет. А плыть надо. - Плот надо. Хоть приблизительный, - разродился идеей Изюм. - Ты бензопилу в разгруз засунул? Или топор хоть прихватил? – хмыкнул Белый. - Из чего плот? Моцарт с интересом прислушался. Кто хорошо знает Андрюху Изюма, в курсе, что попусту он не говорит. Раз заикнулся про плот, значит что-то и где-то под свою идею увидел. - Смотри, Вань, - Изюм ткнул пальцем назад и вправо, - там штук пять-шесть пятишек валяются. С крышками… «Пятишками» в просторечии называют пластиковые пяти и шестилитровые бутыли, в которых в маркетах продают питьевую воду. Начало идеи вполне себе. Будь вода чуть теплее, достаточно было бы просто обвязать пловца четырьмя-пятью такими баллонами с воздухом. Сейчас на одних бутылях далеко не уедешь. Утонуть может и не дадут, но жизнь не спасут, ещё и замедлят. - Ладно, убедил. Дальше что? - Сухостой проходили, недалеко. Стволов с руку толщиной наломать побольше. В разгрузе моток верёвки есть, может ещё у кого найдётся. Не хватит – ремни снимем. Короче, связываем типа матраса, чтобы человек лечь мог. Пятишки – снизу или по краям. Лучше снизу, чтобы грести не мешали и плот над водой повыше подняли. Если норм свяжем, один-то точно переплывёт. Могу я… - Ага, ты! - коротко хохотнул Йосик. - Из тебя пловец, как из дерьма пуля. Не дай бог. Рассыплется твой лайфхак на середине. Ты даже квакнуть не успеешь. - Ты, что ли, поплывёшь? – огрызнулся Изюм на крупногабаритного Ваньку. - Так под твою тушу нам всю посадку в плот увязать надо. А под низ ещё такой же из пятишек. - Хорош собачиться! – рявкнул Белый. - Изюм, давай за своими пятишками. Йосик, берёшь Радика и ещё пару бойцов, идёте за сухостоем. Бойцы, у кого верёвки есть, доставайте. У кого ножи, будете ветки обрубать. Плавсредство вышло гротескное, да и по надёжности слегка сомнительное. Пластиковых бутылок нашлось даже не пять, а целых восемь штук. Хорошую охапку сухих стволиков увязали, как смогли, в виде лежака, пятишки примотали снизу. Недоверчиво оглядев сооружение, Моцарт попросил увязать бутылки не только к плоту, но и между собой: - Конструкция, блин, подозрительная, Изюм. Не факт, что посреди реки не развалится. А так хоть шанс какой-то будет на поплавках догрести…небольшой совсем. Короче, даже если замёрзнешь насмерть, так хоть не утонешь. - Вот умеешь ты, Колёк, вовремя ободрить и утешить, - хохотнул Радик, не прекращая увязывать бутылочную «гирлянду». - Угу, - хмыкнуло из-за плота, - взглядом ласковым, да словом матерным. Поплыл всё-таки Моцарт. Логичнее было бы отправить почти невесомого Изюма, или тощего Радика, чем здоровенного дядьку ростом под 190 и весом больше центнера. Только вот Изюма уже второй день бил жёсткий озноб после купания в протоке, а из Радика пловец был, мягко говоря, не очень. Моцарт же с водой был на «ты» с раннего детства. Плюс срочка в морской пехоте. Плюс ежегодные купания в крещенской проруби. В общем, если у кого и был хороший шанс доплыть, то только у железного Моцарта. Плот под Колькиной тушкой сразу же просел почти до самой воды. Не потонул – уже хорошо. На себе Моцарт оставил только штаны и китель: замёрзнуть на ледяном ветру – тоже идея так себе. Берцы завернули в бушлат, бушлат в полиэтиленовый пакет и примотали к Колькиной спине, калаш – туда же. Сунули в руки два обломка доски вместо вёсел и осторожно оттолкнули хлипкую конструкцию от берега, в сгустившиеся сумерки. Вода тут же обожгла холодом грудь и живот. Плотик возвышался над поверхностью реки едва на пару сантиметров, и даже небольшие волны легко перехлёстывали через край. Уже метрах в пяти от берега плот подхватило течением. Подгребая обломками досок, Колька пытался восстановить в памяти рельеф нужного берега. Главное - не проскочить излучину напротив «Мальты». Дальше река расширяется, и выгрести против течения будет намного труднее. И мины. До «Мальты» все тропки-проходы знакомы и истоптаны собственноножно. Дальше начинается зона ответственности «тринашки», совершенно незнакомая территория. Вляпаться после заплыва на своих же минах было бы очень обидно. Плот рассыпался прямо на середине реки, как бывает только в плохом кино. Лопнула где-то верёвка, или по какой-то другой причине, выяснять было поздно, да и некогда. Моцарт просто ухнул с головой в ледяную реку, успев только поймать и зажать в руке какие-то верёвки. Оказалось, не просто какие-то, а именно те, что надо. Когда вынырнул, с трудом проталкивая воздух в грудную клетку, в кулаке обнаружился конец от связки с «поплавками». Уже бонус. Не выпуская верёвки из рук, Моцарт активно погрёб наискось течения, волоча за собой «пятишки». В том, что остатки «плавсредства» ещё пригодятся, Колька ни разу не сомневался. В лучшем случае, позади осталась половина реки. Что хватит собственных сил добраться до берега – далеко не факт. Может и помогут «поплавки». Каждый гребок давался труднее и медленнее предыдущего. Холод больше не беспокоил. Тело просто потеряло чувствительность и напрочь отказывалось подчиняться командам мозга. Делая очередной взмах, Моцарт только по всплеску понимал, что онемевшая рука ещё поднимается над водой. Ещё немного, и застывшее тело полностью выйдет из подчинения. Кое-как поймав верёвку второй рукой, Колька пропустил её под грудью. Теперь тратить силы на то, чтобы удержаться на воде, уже не приходилось. Сознание издалека хохотнуло, рисуя картинку медведя, обвисшего на связке воздушных шариков. А Моцарт пытался хотя бы немного шевелить руками и ногами, направляя свой дрейф в нужную сторону. И даже не сразу понял, что к чему, когда течение потащило тело по чему-то твёрдому, неприятно неоднородному и угловатому. Оперевшись на руки, неожиданно не почувствовал даже, а увидел, как тело приподнимается над водой. Встать на четвереньки попросту не хватило сил. Какими-то ящеричьими движениями, Моцарт тянул и толкал непослушное тело, не очень понимая, куда. До тех пор, пока плеск от каждого движения не сменился сухим шорохом прибрежной гальки. В отличие от онемевшего тела, голова работала адекватно, хоть и слегка замедленно. Последовательность действий отщёлкивалась скупыми командами. Двигаться, двигаться, двигаться…теперь встаём…ещё раз… На четвереньки Колька сумел подняться раза с четвёртого. Встать на ноги получилось с пятого или шестого. Негнущиеся пальцы не справлялись с пуговицами кителя, и Моцарт попросту их оборвал. Сухой бушлат надел прямо на голое тело, берцы натянул, не пытаясь завязать шнурки. Сначала просто переставлял бесчувственные ноги. В какой-то момент к согревающемуся в движении телу начала возвращаться чувствительность, и с ней пришла боль. Жгло каждую клетку, как будто Кольку с головой окунули в кипяток. Как ни странно, боль вернула ясность мысли. Шипя сквозь стиснутые зубы, Моцарт огляделся по сторонам, пытаясь понять, где именно его вынесло на берег. Унесло, как оказалось, до самой излучины. Если бы не отмель, глубоко врезавшаяся в русло, плыть бы Кольке и сейчас вниз по течению безжизненным телом. От пацанов на том берегу отнесло, получается, почти на полкилометра вниз, это не есть гут. Зато отсюда ближе до «Мальты»: пройти берегом до посадки и подняться вверх, на холм. Плохо то, что в темноте не видны вешки, обозначающие проходы в минных полях. Выломанный сук в качестве замены щупу – идея так себе, но других вариантов, собственно и не было. Два-три тычка в землю перед собой – шаг, потом ещё и ещё, в той же последовательности. Импровизированный щуп втыкаться в мёрзлую землю отказывался напрочь и Колька продолжал прощупывать тропу не столько по делу, сколько ради самоуспокоения. Первые деревья посадки появились перед глазами совершенно неожиданно. И в то же мгновение по глазам ударил слепящий луч фонаря, а по ушам стеганул резкий окрик: - Стоять! Упал, рылом в землю воткнулся! Оружие в сторону откинул, живо! Дёрнешься – шмаляю! Моцарт послушно обмяк, обвалившись на землю расслабленной мокрой тряпкой. Через секунды в спину между лопаток упёрся ствол «калаша». - Куда путь держим, хлопчик? – Участливо поинтересовались сверху. - На «м-мальту» - буркнул Колька в мёрзлую траву. - Ну, считай, добрался. А сам-то чьих будешь? - Д-двенадцатый. Парни, т-тащите к к-командиру. У меня б-бойцы на том берегу ждут. - «Двенашка»? На хохляцком берегу? А ты не чешешь, хлопчик? А ну, повернулся на спину, портрет покажи. Моцарт послушно перекатился на спину. - Караван, иди глянь, знакомый портрет, или брешет? – луч фонаря снова резанул по глазам. - Моцарт? Колёк?! Парни, тормозите, реально наш. Взводник ЗАВ из двенадцатого. – Юрка Караван, невысокий и шустрый, протянул руку, помогая подняться. – Рассказывай по дороге, братан. Слушай, уже с вашей банды живыми никого увидеть не ожидали! Сколько? Где? Как до речки добрались? А ты здесь как? Что, реально переплыл?! Блин, Колёк, ты наглухо отмороженный, я бы в такой холодрыге сразу ласты склеил! Вопросы из Каравана били фонтаном, и Моцарт едва успевал на них отвечать. - Лодку найдёте? Лучше две или три - спросил Колька, когда Караван набирал воздуха, перед следующей серией вопросов. - Всё организуем, братан. Сивый, Кот! Берите УАЗик. Ща, Моцарта в сухое переоденем, увезёте в двенашку. Потом на Глинку, там у местных лодку видел. И парням из двенашки скажите, может тоже знают, где есть. С сухими вещами возникли проблемы. Контингент на «Мальте», как назло, подобрался на удивление тощий и низкорослый. - Б-блин. Да что ж вы уценённых од-дних понабрали? – стуча зубами, обиженно бубнил Моцарт, откидывая в сторону очередной 48 размер четвёртого роста - нормальное что-нибудь есть, не из ддетского магазина? Самым «нормальным» оказался неизвестно чей синий спортивный костюм, почти подошедший по росту, но как минимум, на размер-полтора меньше нужного. Растянув несчастную синтетику до испуганного треска по всем швам, Моцарт чудом втиснулся в протестующую одёжку, навевая ехидные мысли о слегка раздобревшем Супермене. В таком вот виде и привезли Кольку в Дом Культуры посёлка Металлист, где в спортзале, на матах, одеялах и просто в брошенных на пол спальниках, отсыпалась потрёпанная во вчерашнем бою «двенашка». Стакан водки Моцарт выпил, как воду, даже не почувствовав вкуса. Зато, буквально через пару минут, зубы перестали отбивать дробь и на белое, как мел лицо, начали возвращаться краски. Я протиснулся к Кольке поближе: хотелось сказать хоть пару слов человеку, которого я знал уже больше двух лет, но сегодня увидел с совершенно неожиданной для себя стороны. Только вот с красивыми и нужными словами у меня как-то не очень получается. Да и видок Моцарта прямо намекал. Наплевав на пафосный позыв, я оглядел критически Колькин, трещащий по всему фронту прикид, и с ехидной усмешкой, ткнул друга в плечо: - А труселя красные где, братан? Забыл второпях? И плащик? - А шёл бы ты лесом, Док! – беззлобно огрызнулся Колька – заняться нечем больше? Давай, хоть ты мне что-нибудь пристойное найди, а. Штаны ж того и гляди, лопнут. Лодок нашлось всего две. А это означало, что надо спешить. До рассвета пацанов с хохляцкого берега надо было, кровь из носу, перевезти на наш. Одну лодку закрепили на крыше "буханки", вторую впихнули в грузовой отсек. Ну как, впихнули? Нос всё равно торчал из дверей, но кого это волновало? Уже перед самым отъездом, я по какому-то наитию влетел к зампотылу, сгрёб со стола кольцо колбасы и, провожаемый возмущённым рёвом Ёлки, рванул к УАЗику. - Держи, братан. Слушай, а что вы там жрали двое суток. - А фам как думаеф? – с набитым ртом откликнулся Моцарт. Протолкнув мощным глотком здоровенный шмат по пищеводу, продолжил. - Святым духом, братан, реально. Где первую ночь ночевали, пару кустов шиповника нашли и боярышник. Ягоды, сам понимаешь, не свежак, коричневые уже, мёрзлые. Так обклевали эти кусты за две минуты, снегири не конкуренты. Ну и, пока до речки шли, тоже находили. Короче, за колбасу спасибо, я чо-т сам не подумал. С переправой еле управились до рассвета. В лодку, помимо гребца, можно было взять троих. Ещё двое плыли, держась за лодку. Пятеро за один заход, на две лодки – десяток. Причаливая, первым делом выдёргивали из воды пловцов. Растирали, укутывали в сухое, тут же тащили в машину. В трёх метрах от берега чуть не потеряли Йосика. Ванька держался за лодку до последнего, молча. А у самого берега замёрзшие руки разжались, и Йосик тихо ушёл под воду. Точнее, ушёл бы, если бы не Изюм. Перевесившись с борта, Андрюха успел ухватить Йосикову руку и, пыхтя от натуги, тянул центнер Ванькиного веса из воды. - Держите, блин! Кто-то из пацанов ухватил за бушлат самого Изюма, под Ванькиным весом начинающего сползать за ним следом. А на мелководье уже перехватили Ваньку другие руки и вытащили на берег. Всё, последний рейс. Трёхсотых сразу забрал госпиталь. И ещё четверых, словивших сильное переохлаждение. Остальных утащили кормить и отогреваться. Хотели забрать и Моцарта, термометр показал 38,7. Моцарт отнял у эскулапов горсть таблеток и не поехал. На таблетках этих он пойдёт дальше, до самой Кременной. Знаю, ибо я был той сволочью, что ежедневно заставляла Моцарта мерить температуру и впихивать в себя лекарства. Изюм с Захаром вернутся в строй только в апреле, Лабутена будут штопать до осени. Но это всё нам ещё только предстояло. Сегодня утром мы с Моцартом и бойцами ударной группы наворачивали добытую Ёлкой колбасу и пили обжигающий, чёрный как смола, чай. И разговаривали. А завтра был штурм… Огилько Андрей «Док»  

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть, Как шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи. В. Цой. Нас встретили жёстко, грамотно и страшно. Классическая ситуация из учебников по военной тактике: "уничтожение колонны противника на мосту". Беспрепятственно, без единого выстрела пропустили бронегруппу - три БМП и ЗУ-шку - и через мгновение тишина взорвалась яростным грохотом пехотного боя. В первую машину с пехотой влепили заряд из РПГ, почти в упор. Тут же рванул заранее подготовленный контейнер с песком, перекрывая движение колонны вперёд. По логике (и тому же учебнику) одновременно с головной машиной поражается и замыкающая, чтобы перекрыть возможность отхода. Но видимо в спешке ошибся наводчик, да Сафон, водила наш, на сверхъестественной чуйке протянул машину вперёд, и рвануло уже позади моей ЗУ-шки. Совсем рядом, но мимо. И тут же, из посадок по обе стороны моста по колонне ударила "стрелкотня", плотным автоматным огнём. Да, так тоже бывает. Может, недоработала наша разведка, может ВСУшники оказались хитрее и переиграли нас на этом участке. Это только в сказках былинные богатыри пачками крошат супостатов, выходя из боя без единой царапины. В реальности всё намного жёстче. И противника недооценивать нельзя ни в коем случае. Неплохо натаскали хохлов за 8 лет. Упёртые, злые, обученные, тактически грамотные. На хорошо укреплённых позициях, по уши залитые в бетон, яростно грызущиеся за каждый метр, блиндаж, окоп. В этом мы убедились прямо в первый день СВО, 24 февраля, на мосту к городу Счастье. - Док, на три часа! - орёт в ухо Саня "Цыган", сбрасывая стопор турели. Стволы развернули за доли секунды. Пока Цыган ловит цели в коллиматор, выставляю дальность... - Давай! Очереди спаренных 23-х миллиметровых пулемётов выкашивают посадку. Реально выкашивают, я подобное видел только в кино. При попадании в дерево просто исчезает кусок ствола, а остальное валится, куда попало. В лентах через каждые два осколочно-фугасных, один бронебойнозажигательный трассер. При таком раскладе, эффективности стрельбы не мешает даже густая посадка. Наоборот, помогает: ОФЗ-шки разрываются при малейшем касании и дают плотную волну осколков. Уцелеть просто нереально. Высаживаем на вспышки по коробу из каждого ствола. Поляк, Моряк и Туник поддерживают автоматами с борта. Попаданий не видим, далековато, но огонь из посадки вроде утихает. - Заряжай! Пустые короба летят в кузов, на их место с лязгом вщёлкиваются полные. Но отработать уже не успеваем. Правый ствол клинит намертво - пуля попала в спусковой механизм. А ещё через пару секунд - крик Пушкина: - Водила двести, с машины все! Сафона, водителя, снайпер снял. Чётко в голову. А это уже совсем плохо, по двум причинам. Во-первых, неподвижная машина становится лёгкой целью. Второе, и самое главное - сейчас этот же самый снайпер начнёт выбивать расчёт. Так что, с машины надо прыгать. И чем быстрее, тем лучше. Успеваем. Прямо в последние мгновения. Моряк, Поляк, Цыган... Туник прыгает через борт, а я вижу, как прямо под его рукой в железе появляются три аккуратные дырочки. Точно на том месте, где секунду назад был он сам. Уже не оглядываясь лечу следом - не словить бы самому. Прыгать с почти двухметровой высоты в бронике шестого класса и с полным комплектом БК... Короче, ощущения так себе. Ноги не отбил лишь потому, что вовремя сообразил упасть и перекатиться. И ещё сообразил кое-что: пытаться встать - идея тоже не фонтан. Не сам сообразил, подсказали. Дёрнули за ногу так, что чуть носом в асфальт не воткнулся и сопроводили сие действие очень убедительной фразой, где единственными цензурными словами были "лежать" и "дебил". Тут я по сторонам глянул, наконец. Поляка увидел сначала - это он меня, оказывается, за ногу дёргал, и слова нехорошие в мой адрес - тоже он. Потом вокруг огляделся... И захотелось мне к словам Поляка ещё много чего прибавить. Тоже нецензурного. Потому что общая картинка мне очень не понравилась. Никому не понравилась, если честно. Если коротко описывать, то дело так обстояло: колонну на мосту заблокировали. Впереди машина пехоты горит и завал из песка. Назад тоже никак: мост узкий, это во-первых. А во-вторых, простреливается этот мост с обеих сторон, очень плотно. И снайпера работают. Можно по этому мосту только ползком. И то не везде, а только по краям там с каждого края вдоль моста - бортик бетонный. Сантиметров тридцать-тридцать пять высотой. Всё, что выше бортика - простреливается на раз. Середину моста тоже достают. Пацаны уже вдоль бортиков рассредоточились-залегли. Стреляют, но не прицельно, а так: ствол через бортик выставил, не поднимая головы, дал пару коротких в направлении огня - и всё. Толку от такой стрельбы немного, но хоть хохлам расслабляться не даём. Что дальше делать - непонятно, в рациях пока только мат и никаких дельных предложений. Одно понятно - надолго такой пинг-понг затягивать нельзя - патронов не хватит. Но пока приказа нет - лежим вот так, постреливаем. Напротив у бортика, смотрю, Борчана перевязывают - зацепило. Не его одного, сзади где-то тоже слышу, жгутуют кого-то. В горячке боя трехсотых и двухсотых считать некогда, но понятно, что не обошлось. Про пацанов с первой машины даже думать боюсь, про бронегруппу, которую пропустили хохлы - тоже. Слышно только, что в городе тоже бой идёт, значит, надежда есть. Тут по рациям приказ - отходить. На ТПП на нашей стороне. Вопросов много, конечно, но это всё потом. Отходить - это сильно сказано, мы максимум, отползать можем. Вот за теми же бортиками, плотненько к ним прижавшись и изредка постреливая через голову. Ползём, что ещё делать? Укры мешают, как могут. Стреляешь слишком часто - начинают твой участок прицельно поливать. Или из подствольников навесом кидают, что уже совсем не есть хорошо. Если видишь, что на тебе огонь сосредоточили - лучше замереть на время, переждать. Сместилась стрельба в сторону - ползёшь потихоньку дальше. Как раз пережидал момент, когда осторожно подёргали за ногу Повернул кое-как голову - каска мешает, - смотрю - Игорёк Корешков за мной. - Живой? - говорит. - Ага, - отвечаю, - живой пока. Так и поползли дальше. Я если останавливаюсь, он мне по берцу стучит. Я в ответ пяткой качну - живой, мол, - и дальше потихоньку ползём. На каком-то моменте поворачиваю голову к противоположной стороне моста и втыкаюсь взглядом в лицо Яцыка. С этим, отпиленным на всю голову, уже почти семь лет бок о бок служим. Уникальный тип: дерзкий, косит под гопоту периодически, но иногда вдруг как выдаст фразочку на уровне профессора филологии... Сейчас, понятно, не тот случай. - Здорово, Док! - орёт мне это родное чучело через всю ширину моста. - Здорово, Яцык! - отвечаю. Ну да, блин, целых двадцать минут не виделись. - Как жизнь? Весьма своевременный вопрос. Ну как она может быть, когда по мосту гвоздят из чего ни попадя так, что головы не поднять? Рядом хлопает очередной "ВОГ", и Яцык вовремя втыкается носом в бетон. Дождавшись, пока по каске отбарабанит асфальтная крошка, снова поднимает на меня шальные глаза. Ответа, блин, ждёт? - Да за@бись! - ору в ответ. Хорошего, конечно, вообще ничего. Но вот этот короткий переброс совершенно глупыми фразами, неожиданно воодушевляет. Да вот хрен вам, падлы! Яцык живой, я живой, Игорёк вон, периодически в берцы тычется. Пацаны ползут, впереди и сзади, огрызаются короткими очередями поверх голов. Половина - трёхсотые, но тоже ползут, упираются до последнего. А вот выползем, всем чертям и смертям назло. Держимся, братики, нам бы до конца моста добраться, а там... Где арта́, мать её?! Ну жахните по ТПП, нам уже легче будет. Молчит арта́. Ладно, потом разберёмся. В радейках - мат подсердечный, злой. И про арту, и про командование, и про саму ситуёвину. Уже больше в прикладном варианте, просто пар выпустить. Все понимают, что уже случилось и надо просто выбираться. - Под мостом! - орёт Макик. - В дырки шмаляют. Дырки - это стоки ливнёвки. Правда ли стреляют снизу, или показалось парню - разбираться некогда. Кто-то первым отправляет через перила "Ф-ку". Потом второй, третий. На стадном инстинкте разгибаю усики, выдёргиваю чеку и навесом перекидываю гранату через ограждение. Внизу глухо бухает - в воду упала. Ну, норм тогда, значит подо мной точно никого. Вот что всегда и всем говорил (а до этого говорили мне), так это, что нельзя паниковать. Никогда и нигде, в бою особенно. Губит паника, думать и действовать мешает. Юрка Морган запаниковал. Хороший мужичок был, душевный, а тут нервы не выдержали. Больше половины моста проползли, а Юрок вдруг вскочил и бежать кинулся. Может решил, что проскочит, что бегом быстрее, чем ползком. Не проскочил. На первых же шагах поймал две пули, в бок и в спину. Помню, как кричал, когда пацаны тянули. От боли, от страха. Потом замолчал. Насовсем. Первый бой - и вот так... Мы доползли. На нашей стороне моста закатывались за бруствера, там уже собирались группами, трёхсотых затягивали. И группами же отходили дальше, к ТПП. А ещё Лёха Старко, по-хорошему безбашенный тип, умудрился из-под носа у хохлов с моста "Урал" с кунгом выгнать. И на этом кунге потом в несколько ходок трёхсотых вывезти, кого успел. Уникальный персонаж, я когда-нибудь о нём отдельно напишу, есть о чём. Мы с Игорьком когда за бруствер выкатились, там уже Митяй и Липа сидели. У Митяя пуля в колене, Липа лёгкий - по касательной в плечо поймал. Мне тоже на последних метрах "повезло" несказанно: ляпнулся ВОГ рядом, а осколок рикошетом от бортика того самого, спасительного, мне в правую ягодицу влетел. Не столько больно было, сколько обидно. Ползу и думаю - ну вот как людям сказать? Шёл наступать, ранили в жопу? Не ранение, а сплошное расстройство и позор. Забегая вперёд скажу, что осколок этот, благо неглубоко вошёл, я тем же вечером самолично пинцетом вытянул, дырку йодом залил, пластырем заклеил. И всех, кто моим "ранением" в тот день интересовался, нехорошими словами обзывал и посылал...ну, далеко посылал... Кроме Липы и Митяя мы с Игорьком ещё Витамина за бруствер затянули. С осколком в спине, прямо около позвоночника. Точнее, Витамин думал, что в позвоночник и попало. И что ноги у него теперь парализованы. На одних руках полз. Ладно, задрали бушлат, глянули. Выдохнул с облегчением: тоже на излёте досталось пацану. В мышце вдоль позвоночника застрял и торчит острым краем. Потом я Витамина заставлял ногами шевелить. Убедились, что шевелятся. Затампонировали, перевязали. А после второго шприц-тюбика он уже этими ногами и пошёл. Сначала на меня опирался, а потом самостоятельно. На ТПП уже вдевятером шли. Трое целых, остальные трёхсотые. Под конец пути ещё "градина" рядом прилетела. Только мы устали уже и пить очень хотелось, поэтому внимания на нее обращать не стали. Игорёк только голову повернул, когда рядом с ним осколок в бетон тюкнулся, махнул рукой и дальше пошёл. На самом ТПП уже, подлетела красная "копейка"Ваньки Соколика, дежурного по ТПП: - Парни, трёхсотых грузите! Ну ОК, троих в салон закинули, Сеньку Рыжего (и "Сенька", и "Рыжий" - позывные. По паспорту парень - Серёга, а по жизни - рыжий, как сволочь предпоследняя) - в багажник. Гриба, Липу и Витамина приютили в блиндаже резервисты Васи Дока. Ага, вот ещё один Док на пути встретился. Минут через пятнадцать поймали гражданскую машину, вынырнувшую с поворота на Обозное, закинули туда оставшихся трёхсотиков. А сами, втроём побрели на своих двоих. Ушли недалеко, впрочем. Соколик выгрузил пацанов на Металлисте и примчал за нами. Приехали, блин! На площадке перед больницей "Скорые" туда-сюда снуют и банда эскулапов, готовых кинуться на очередную жертву. - Док, ты трёхсотый! Кужель, мать его так! Тычет мне пальцем в...ну, в окровавленную штанину, в общем, и орёт дурниной. - Толя, иди в жопу! В порядке я! - Ору в ответ. Блин, вот ни разу нет желания светить перед медициной порванной осколком задницей. Ходить не мешает, боли нет, какого вам от меня надо?! - У тебя штанина в крови! - снова тычет пальцем. Непонятливый, пад-дла! Ну, сказали же тебе, какого ты прискрёбся? - Толя, иди к козе в очко! Целый я, не моя кровь! - сгреб за грудки и ору прямо в рожу. Вполне рабочая версия, кстати. Реально, по крови своих пацанов ползли, у многих на штанах и бушлатах коричневые пятна и потёки. Фффух, отстал невменоид, надо валить, пока ветер без камней. Раненых, понятно, по госпиталям отправили, а целых - отдыхать, на базу. А следующей ночью пацаны с "Мальты" Кольку Моцарта привезли. И вот тут мы самую радостную новость за два дня узнали. Бронегруппа, которую утром укры в Счастье пропустили и блокировать пытались, сумела с боем за город прорваться. Почти в полном составе. Комбат наш в том бою погиб, Серёга Дракон, Женька Орех - мой хороший приятель. Но группа успела до посадки прорваться и лесом уйти. А следующей ночью Моцарт через Донец переплыл и до базы добрался. Потом мы всю ночь пацанов лодками на наш берег перевозили. Замёрзших, покоцанных, но - живых. А утром нас комбриг построил. И не приказал, попросил сделать шаг вперёд тех, кто снова на штурм Счастья пойдет. Сказал, что поймёт тех, кто откажется. По-моему, зря так сказал. У ребят сразу лица как-то окаменели и в глазах нехорошее появилось. Тридцать пацанов наш 12-й на том мосту потерял. В общем, шагнули. Все. И утром, 27 февраля, мы снова через Донец шли. На лодках шли, группами, потому что мост укры взорвали. И снова ехали мимо огромного билборда с надписью "Счастье не за горами". Огилько Андрей «Док»  

Выскочили на перекрёсток, за ним дом, на втором этаже пулемёт. Высоко сидит, далеко глядит, как та Машенька. Только вот сказочка эта нам совсем не нравится. Машенька подросла, озлобилась и в ленте у неё не пирожки. Поливает так, что головы не поднять. Но на то взвод огневой поддержки и нужен. По рации докричались до миномёта: — Выручай братец, запиши адрес квартирки. Миномёт: – Пару малых. Для него всего пара малых, а для нас - целых две минуты. Вросли в землю, ждём, вся жизнь перед глазами во всех ракурсах туда-обратно пробежала. Долгожданный голос миномёта: «Наблюдай». Десять секунд, двадцать, тридцать… ну… Тишина. Уже миномёт орёт: — Нууу?!. — Что ну? Нет прилёта. Миномёт: — Может неразрыв? Повторяю, наблюдай. Пулемёт, гад, ни на секунду не затыкается. Лента у него что ли бесконечная? Десять секунд, двадцать, тридцать, нууу…. Миномёт: — Братцы, крепитесь, у нас аборт. — Какой, нафиг, аборт? Миномёт: — Одну малую… Штурм Миномёту: — Мы ведь отсюда выйдем! Но если мы без твоей помощи выйдем, то такое тебе покажем… Немецкие режиссёры до такого ещё не додумались…. Миномёт: — Наблюдай! Десять, двадцать, н-н-ну… Вдруг голос командира штурма: — Миномёт, а ты утром погоду брал? Господи! Так вот почему не наблюдали прилёт-то. А куда же эта сейчас летит? Группа как такое услышала, мигом в бетон закопалась. Перед глазами уже не только своя, но и жизнь всех родственников до седьмого колена пронеслась. Миномёт командиру штурма: - Конечно, взял. РАЗРЫВ!! Миномётик! Ай красавчик, повтори, расход три! Миномёт: — Расход три, наблюдай. Кончилась сказочка. Штурм без поддержки – русская рулетка. С поддержкой – тоже, но в твоей обойме ещё и миномёт. Автор: участник СВО в составе ЧВК Вагнер Николай Сидоров позывной "Лемми".  

Сижу в аэропорту,  пью крепкий черный чай. Долгожданный отпуск, улыбаюсь невзначай . Как же было просто, с дронами над головой. И как же это сложно, возвращаться в дом родной... В далеке от грома взрывов и жужжаний в небе, Чай по вкусу не такой, каким был в окопе. Встретились в аэропорту с другом старым. Поболтали с ним о том, как хохлов сжигали. Слышу объявление, задержали самолёт, Отодвинули на время долгий мой полет. И двоякое сомнение посетило голову, Вылетаю я домой или же в иную сторону. Как же хочется порой тишины гражданской, Отдохнуть от всей фигни, мне родною ставшей . Как же было просто, с "птицами" над головой, Как же это сложно, возвращаться в дом родной. "Боевой Гном" С.Р.  

Мы встретились с ним в магазине цветов Он был ошарашенный, дикий В глазах его тлели пожары боёв Далёких, опасных безликих Он резал глазами как будто ножом И вдруг услыхал за спиною Здорово центральный! Как жив? Как здоров? Как рад я здесь встрече с тобою! И словно меж нами сверкнула искра И будто мы двое тем утром Стоим не у мелкой ветрины стекла А возле руин под Бахмутом Короткая встреча и наш разговор Вообще никому не понятный. Улыбки да шутки весёлый задор И юмор невероятный. Но слово за слово И вот уж кассир на нас поглядит недовольно О чём говорим и о чём мы молчим О чём вспоминать нам так больно Ей тут не в домек и ее осуждать Я права здесь не имею И только от скучного взгляда её Внутри словно бы леденею Кто там не бывал кто не рисковал Кто свиста снаряда не слышал На вряд-ли поймет, что такое Когда в тиши твоя катится крыша Когда в тишине и покое вокруг Покоя найти ты не можешь Когда снова ищешь веселья, подруг Но тем сердце не потревожешь. И как же такие сюжеты нужны Для наших сердец повреждённых Где знаешь, что точно такие как ты Живут в городках запылённых... "Вишня".  

Тот погребок мы нарекли Плацкарт: Как будто бы в прокуренном вагоне На поезде "Анапа - Ленинград" Трясёмся, мчим... Торговки на перроне Суют в окно пивко и пирожки... Работает арта в сырой ночи, И стрелкотней срезает где то ветки. Бьёт "саушка", дрожит соседний двор, Оглохший кот сигает за забор, И значит скоро прилетит ответка. "Не попадут", - закуривает Галл. Плацкарт наш тесен и настолько мал, Что это надо очень постараться В него попасть. Короткий свист. Разрыв. Наш поезд вздрогнул, рельсы укротив, Но не упал и даже не сломался. Мы открываем банку огурцов - Запас семьи, что здесь жила когда то, Довольные, хрустим с набитым ртом... В трех метрах у канавы труп солдата, На рукаве кроваво-синий скотч. Таков удел. Солдату не помочь. Противник мёртв, и нечего тут плакать. Он будет вечно, беспробудно спать. "Хохла с рассветом надо закопать, Пока на запах не пришли собаки", - Промолвил Галл. Мне кажется, что нас, Уставших, грязных, - в предрассветный час Разбудит молодая проводница И пожелает доброго пути. Её улыбка в отсветах зари Потом, через года мне будет сниться. С утра мы закопаем старый труп, На таганке согреем кружку чая. Вернется кот, забывший ласку рук, И мы, любую живность привечая, Откроем ему банку тушняка. Он будет есть, пока молчит арта, Поглядывая нервно, исподлобья, - С него давно слетел домашний лоск... Наш поезд едет к станции Покровск, Но он прибудет завтра - не сегодня. "Вожак"  

Чернил осталось на шестнадцать строчек, И рваный, весь в крови клочок листочка... Наш полк кольцо врага прорвать пытался. Мы не смогли... и я один в живых остался... Двенадцать строк и столько же патронов... Со мной моих друзей гора жетонов. Я знаю, что они уже не дышат, Но до сих пор их голоса я слышу. Вам пишет наш бессмертный полк гвардейцев – Полк воинов, солдат, красноармейцев. Сегодня мы врага не победили, Но мы лежим, что б вы пожили. Две строчки... Не боюсь, я всё сумею! Держись, фашист! Прощайте! Честь имею! *** Автор – гвардии старший лейтенант Никита Самойлов Погиб в начале марта 2022 года.  

Мы ничего не показали, Мы не успели показать! Нас просто сразу разъебали, И не могли не разъебать! Мне не пристало материться, Но слов других не подобрать… Теперь нам долго будет сниться, Как нас хотели убивать. Одно ноябрьское утро. Сереет небо на броне. Один уже застыл «разутый», А через миг другой в огне! Большие грозные машины Горят, как хвойный лес густой! Мы думали, что это мина, А оказалось - дронов рой! Летят разорванные траки, И от катков летят куски. А мы искали цель атаки И страшно было хоть кричи… И первый танк ловил удары, Но не попятился назад. Что скажут после генералы, И скажет что потом комбат? Не храбрецы и не герои, Мы чудом выжили в тот день! Господь отвел своей рукою Нависшей смерти мглу и тень. А сколько там ребят осталось Навек лежать в траве густой… Им раньше солнце улыбалось, Теперь земля, теперь покой… Одно ноябрьское утро… Какой звезде задать вопрос? Как будто выгодно кому-то, Чтоб список павших рос и рос! Как будто есть такие силы, Каким победа не нужна! Кому солдатские могилы - Совсем не высока цена! Кому смешны чужие слезы, Чужих детей и матерей! Кто пишет страшные прогнозы Жизни твоей или моей? Мы ничего не показали, Мы не успели показать… Маршрут зачем-то поменяли И РЭБ, и связь… И что сказать? Пусть кто-то скажет, что я трус. Ведь я действительно боюсь, Что также дальше воевать - Победу долго будем ждать! 3.11.2023 позывной Старина  

Движется поезд под номером 300. Тихо, спокойно, совсем не спеша. В госпиталь он перевозит танкиста- Ранено тело, но цела душа. Верхняя полка¸ ведь я не тяжелый, Многим ребятам гораздо сложней. Выдало время нам жребий суровый Здесь оказаться, на этой войне. Кто-то сумел убежать за границу, Кто-то по липовой справке в больницу, Кто-то, представьте, удачно женился И сразу тройню усыновил! Только страна без солдат не осталась! Есть добровольцы, других призвала. Русский мужик- всё на нем и держалось. Тот, кто не знает, что есть фуагра… Русский бурят, и такой же татарин Вместе в окопе, и вместе на штурм. Ты не убит, ты пока только ранен, И русский русский накладывал жгут. И говорил, обнимая за плечи- Выживи, брат, я тебя донесу! Выжить случилось среди грозной сечи. Богу спасибо, спасибо отцу Что говорил, пусть не много и тихо- Будь человеком, борись до конца, В жизни придется отведать фунт лиха. Только не верь никогда подлецам! Да и, конечно, наврал я про душу, Будто бы целы они у солдат… Столько историй, попробуй, послушай Раненых, взрослых, уставших ребят… Души у нас чуют те же осколки, Те же контузии, ту боль и страх… С номером 300 лежу я на полке… К черту дискуссии- выжил и рад! Мыслей вагон в голове помещается. С номером 300 состав мужиков. Что уж поделать, такое случается. И почему-то война не кончается… Так что вернуться быть должен готов… 15.05.2024 Позывной Старина  

Вечер, смена, тихо вроде. Уезжают по дороге Наши парни отдыхать, Чтобы нас сменить опять. Мы проверили машину, «Огурцов» полна корзина, На земле еще запас. Сохрани Господь всех нас! В лесополке у дороги Начинаем диалоги… - Я такой, ответь такому Слышишь, разбираешь ли? - Слышу, но пока не очень, Точки, цели повтори… Цифры сказаны в эфире. - Всё, готов и наведен. - Понял, принял, плюс, дежурим. - Принял. Лишь бы не клонило в сон. Воду пьем и нервно курим, На огонь команду ждем, Небо слушаем усердно. - Птичка? Не пойму. - Наверно. Ветер, шум, правей стрельба- Видно, мимо нас прошла… Голос в рации знакомый: - Я такой, ответь такому. Всё, работа, мужики! Надо быть в готовности. Я такой – Уже готовы! - Понял, выстрел, ну давай… Палец кнопку жмет сурово. -Выстрел, выстрел, наблюдай… Дым, заряжена машина, Вновь готов и наведен. Жду секунды. Может, мимо? А в ушах как будто звон. - Выше 2 и вправо 3. Повнимательней смотри. - Принял, довожусь, готово. - Ну, один огонь. И снова: - Выстрел, выстрел, наблюдай… - Плюс. И вновь я заряжаю. Сердце бьется в ожиданье, Нарушается молчанье: - Вверх 0,5, готов, огонь! Ручку двигает ладонь, Стрелки с цифрами совпали. Видно, мы почти попали! - Выстрел - Плюс - Давай еще - Всё, по тем же, хорошо! За снарядом мчит снаряд, И противник там не рад, И наемник горько плачет, Не видать ему удачи! А пехота наша рада, Что танкист поможет рядом! - Всё, дежурим, хорошо, Доложи остаток. - Принял, столько- то еще… Ждем, играем в прятки… И по нам пошли прилеты. Вот такая вот работа… Быстрый вой, удар и взрыв, Дальше и правей разрыв. - Промахнулись, пи… Улыбаемся. Но сразу С лиц улыбка вмиг уйдет- Следующий второй прилет… Этот ближе, прям за нами. Захотелось сразу к маме… За машиной, прям в посадку. Вот теперь и нам не сладко. Звон осколков по броне- Очень неприятно мне. Доложили : - Кроют плотно. - Принял, все в блиндаж, на связи. Да, не очень-то охото, Чтобы враг прицел наладил. Мы в укритии переждали Снова близкие прилеты. Вот такая вот работа… Вряд ли мы о ней мечтали… Видно, звезды так совпали, Силы высшие решили- Наши деды воевали, Нам победу подарили, А теперь вот наш черед. Нас Победа тоже ждет! Всё затихло, продолжаем. Всё перепопроверяем. - Я такой-то. Как вы, тихо? Пролетело мимо лихо. - Всё нормально, мы готовы… Повторяется всё снова… Вот такие диалоги В лесополке у дороги. 2.09.2024 Позывной Старина  

Я, вроде бы, такой же, как и был. И, вроде бы, война не поменяла. И мать, конечно же, меня признала, Когда домой я в отпуск приходил. Я, вроде бы, такой же, как и был. Быть может, стал задумчивей и строже. Узнал наверно, что всего дороже, Понять хватило совести и сил. Да я и раньше, вроде, не был шалопаем. Не раз себе войну я представлял, Но в фильме или в книге, что читаем, Не передать войны гнилой оскал. И я в своих строках не попытаюсь Учить или о чем-то рассказать. Приходят мысли, записать стараюсь, Кто хочет – тем даю их почитать. Война одна на всех, но все же каждый Увидит в ней, наверное, свое. Храбрец, и трус, и весельчак отважный, В прицеле танка или сжав цевье. По-разному всегда глядят на войны Простой боец, майор и генерал. И разного, бывает, все достойны. Достойны. Но чего? И кто бы знал… Я, вроде бы, такой же, как и был. Но что-то поменялось и во мне… Но все же как любить я не забыл! И, обращаясь к будущей жене, Скажу – люби и ты меня! И знай, Что без обмана в сердце нужно жить! Не верь, что на земле построим рай, Но все же счастье можно сотворить! А матери скажу – прости меня! Прости, что волноваться заставлял. За все простите, вся моя семья, Что, может быть, не сделал, не сказал… Я, вроде бы, такой же, как и был. А, может быть, немного стал другой… Но как любить я точно не забыл! А значит, что мы встретимся с тобой! Ну а сейчас в открытый люк смотрю На звезды, что на небе так блестят, И ветер нарушает тишину. Лишь ветер. Уже два часа подряд Как будто бы и нет вокруг войны. Начало сентября, прохлада, ночь… Но вот уже разрывы так слышны, Я убираю лист и ручку прочь… 5.09.2024 Позывной Старина  

 

 

 

 

 

 

Кредиты на графику, картинки:
open_book.png:
    Downloaded from: http://www.clker.com/clipart-open-book.html
    Shared by: OCAL 26-Mar-08
    Profile: http://www.clker.com/profile-1068.html
    Web site: http://www.openclipart.org
closed_book.png
    Drawn by: CrazyTerabyte / Denilson Figueiredo de Sá
    Homepage: http://my.opera.com/CrazyTerabyte/blog/
    Profile: http://openclipart.org/user-detail/CrazyTerabyte
    Downloaded from: http://openclipart.org/detail/9358/book-by-crazyterabyte
    Created: 2007-12-03 18:49:27
    Description: A simple SVG book based on a drawing made on Gimp by Sam Switzer.