Земля пересушена, Но кровь не уходит в неё. И земля здесь контужена Кружится вороньё. Разрушенный город, Чернеют пустые глазницы. Что вам известно про голод, Жители сытой столицы? Он город сжирает каменный, Всё это на яву. Передайте привет мой пламенный Служащим в ВСУ. Покраснели от крови Деркул, Лугань, Донец. Смерть сведя свои брови Разбрасывает свинец! Пожирая младенцев И стонущих матерей, И ряды ополченцев Выстроились у дверей Где апостол в сиянии света Не успевает убрать ключи. Если видел всё это Видел всё это? Не молчи! Если разум твой слеп и слепы твои глаза, Мне тогда, конечно, тебе нечего рассказать. Ведь для тебе это всё, ну такие дали. Лучше планируй как ты полетишь на Бали. Не меняй размеренной жизни, не порти ритм Ходи на свою работу, почитывай интернет. На 9 мая купи наклейку "Мы повторим", И не порти переживаниями иммунитет. В понедельник работа, в пятницу ресторан, А в ресторане всё дорожает картофель фри, А где-то в донецком поле работает Ураган, И сражаются в поле донецком богатыри. Если сердце твое обнаженное не болит, Кровь детей в нём криком не отзывается... Отвернись, и по прежнему делай вид, Что тебя это не касается!

Здравствуйте, мы из России. И сегодня здесь в роли мессии Начинаем гастроли. Маэстро, Дай простор для работы оркестра. Дирижер, со своим беспилотом, Приглашает идти на охоту. «Брось патронов еще полста» Начинает звучать арта. И звучанию наших симфоний, Очень тесно в стенах филармоний. Они лучше звучат на воле, Под Попасной в весеннем поле! В тёрне где-то кричат кукушки, В синем небе пошли вертушки. И вплетает свой звук рапира В направлении ориентира. Весь оркестр уже в работе, В музыкальном водовороте. Пошли залпы, ударил ТОС Взрыв оваций. Апофеоз! У противника песни пресны. Населению неинтересны. Вам гастроль завершать пора. Здесь работают Вагнера! У нас масса наград и премий Пусть не Эвордсы и не Грэмми, Но пока не спасен Донбасс Мы сыграем ещё не раз!

Хочешь увидеть героя? Герои повсюду здесь. Вот у костра сразу трое Греют себе поесть. Один с РПГ и с рыжей Бородой, что ему идёт. Другой с улыбкой бесстыжей, Чистит свой пулемёт Он малость уже свихнулся, Но речь сейчас не о нём, А о том, кто слегка встрепенулся И в рацию бросил: "Приём". А рация криком: "Птица! Почему не выходишь на связь?" "Мне врезали по позициям, И полёвка оборвалась" "Как же вы все достали! Быстро открыть огонь!" Вздохнули, ложки убрали, И дружно надели бронь. Птица поднимается высоко, Птица видит все вокруг далеко Птица заряжает в подствольник вог И заводит певчий свой монолог. "Насыпь им туда побольше! Серёга! Левее бей! Хорошие ВОГи в Польше! Давай, подавай скорей" И после тридцатого ВОГа, И двух пулеметных лент, Противник стал лучше немного Понимать текущий момент А Птица с душевными матами Снова за разом раз, Подствольными им гранатами Объясняет за русский Донбасс. Птица поднимается высоко, Птица видит все вокруг далеко, Птица заряжает в подствольник вог И заводит певчий свой монолог. Противник забился в норы, Комбат удовлетворен, А Птица, расставив дозоры, Говорит: "Мож давай пожрем?" И мы, почти сутки не спавшие, Под странные анекдоты, Галетами с гречневой кашею Отмечаем итог работы. А завтра всё повторится Снова, опять и опять... Придется нам, Птица, смириться И просто довоевать!

Жаркое, жаркое лето. Всё заросло травой. Я верю, что ты там где-то Сражающийся и живой. Ведь ты же неуязвимый, И опытнее всех нас. Что пули тебе и мины? Ведь это же твой Донбасс! В своей неизменной горке, И с натовским вещмешком, Все балки его и пригорки Ты прошагал пешком. Помнишь, как в самом начале? Тебе приходилось ругать Нас, когда мы не знали, Как правильно воевать. Как после боев отдыхали Мы в блиндаже у «камина», И с чаем в руках обсуждали Династию каганов Ашина. Шутили с тобой, что нужно Нам переходить в ЦАХАЛ, А парни ругались дружно Если ты долго спал. Ты говорил «Вернемся Я песню для вас спою. За общим столом соберемся. Любимую песню свою. Но форму пока оставим. Не понадобится, не беда! А мы отдохнем и станем Восстанавливать города» Отдыхай, дорогой. Придется Нам дальше жить, сердце скрепя И пока наше сердце бьется, Мы не сможем забыть тебя. Не волнуйся там. Будь спокоен. Мы тебя здесь не подведем! А когда мы город построим, Мы его в твою честь назовем. Посвящается Губареву Руслану Сергеевичу. В декабре 2022 года, ему исполнилось бы 25 лет. Спи спокойно, братишка. Смерти нет

Войска наступают на Соледар. Вот бы усталость как пот стереть, Нас обжигает донбасский жар. Только бы не сгореть. Окопы, укрепы, блиндаж, окоп Всё повторяется день за днём. Другой бы свалился от этих троп Мы идём Вместо покоя - тревожный сон, Вместо горячего - сухпаи. Мой переполнили регион Бои Вода во фляге как кипяток, Но пьёшь, а значит ещё живой Нужно дойти нам с тобой, браток Домой! Гаси, пулемётчик, огонь костра Противник не будет нас долго ждать. Нам на гашетки пришла пора Жать Возьми побольше боезапас, Смерть в лентах на плечи себе повесь, И скоро свободен будет Донбасс Весь.

Выйди утром на берег реки Пусть замрёт от просторов дыхание, Где слова безгранично легки И далёких зарниц полыхание Разливает по небу огонь, Как предвестник большого пожара Солнце – рыжий, обузданный конь, Ждёт сигнала для контрудара Чтоб отбросив ночные полки, Смяв их строй, их ряды и порядки, Мчаться дальше вдоль синей реки По ковру ковыля и двурядки Преломляясь в упавшей росе Ожерельем бриллиантовых капель, По небесной летит бирюзе Самый первый и древний создатель Сообщая всему, что живёт, Что любой мрак в итоге уходит Темнота, что тягуча как мед С первой искрой рассвета проходит Солнце вновь непременно взойдет Озарив собой ткань небосвода И увидит, проснувшись, народ, Что в огне лишь куется свобода. Ведь огонь наш ещё не погас, Мощь народного многоголосия Мой несокрушимый Донбасс! Золотая моя Новороссия!

Город горит, жернова орудий Мелят из стен бетона муку. Вот бы экспертов из телестудий К артиллерийскому молотку. В жар полемики и дебатов, Где нет времени на слова. Где лишь мощь боевых автоматов Защищает твои права. Все мосты через реку взорваны И железные кони хрипят, Все их сбруи и упряжь порваны, И моторы давно кипят. Город горит и плавится, Черным дымом клубит. Нужно с пожаром справиться Тем, кто еще не убит Тем, кто устал до одури, Чьи руки от грязи черны. Смотрите, трусы и лодыри, Как бьются страны сыны! Бьются за справедливость Победа не чья-то милость Победа – это сокровище! И нужно добить чудовище! Чтобы уже не встало, Вырвать клыки и жало. И топит вода реки Его бронированные кулаки 28.07.2022

Август, 12-е число. Целое море вдруг затрясло. Вспышка, огонь и уже темно Атомный крейсер залёг на дно. Не вышел на связь и молчит эфир И вдруг зазвучит в тишине квартир Новость, с нажатием на кнопку «пуск», «Бедствие терпит подлодка «Курск». Но жив еще, борется экипаж! Пусть море нас взяло на абордаж, И какая бы нам не досталась участь, Отсеки борются за живучесть! Без команды не умирать! Карандаш и писать, писать! В темноте, в углекислом дыме, Мы останемся молодыми. По воде скользит солнца луч, Выбираясь порой из туч И мы чувствуем здесь, на дне, Как он прыгает по волне. И мы живы, мы просто в море, Позабыв про тоску и горе, Мы в далёкий ушли поход И он длится который год. Я не знаю, что вам сказать, Что в письме своем написать Из подводного, злого ада Я пишу Вам «Отчаиваться не надо!» В жизни нужно всегда сражаться, И не сметь без борьбы сдаваться! Будем жить, выполнять приказ… Пока ты не забудешь нас!

Обожжённая степь под синим Небом лежит впусте. Ещё отдохнём и двинем К окопавшейся высоте. "Сука! Ну, где там пушки?" В "Азарт" командир орёт. Уже прилегли братушки В травы жёлтые, словно мёд Обильно полита потом И кровью родная степь. Ползёт к ненавистным дотам Пехоты живая цепь. Стреляют по целям птуры, Стараясь их разобрать, А Витька бормочет суры, Чтоб маты не повторять. Хватая ртом такой сладкий Воздух степей родных, Понимаешь, какой же краткий Срок наших путей земных. И хочется в жарком июле, Встав под воздушный поток, Пока не ударят пули Сделать ещё глоток...

Город лежит на его ладонях. Здесь и Чернухино и Дебаля. Флаг Новороссии нашит на бронях Людей, изучивших закон Паскаля Пушек работает батарея, Залпы за залпами кроют точки. Как вам такая вот лотерея, В своей металлической оболочке? Арта расчищает пути пехоте. Боги огня и смертельной стали. Дайте поддержку соседней роте, Дайте, чтоб звёзды с небес упали! Пусть по нарезам стволов Д-30, Рвутся на волю твои жар-птицы. Пусть даже вода закипит в Днепре В листвою пылающем сентябре! Много скопилось за восемь лет. Пусть пушки дадут нам на всё ответ. А порох с рук, в объективе прессы, Мы смоем с тобою в порту Одессы. Ну, а пока, по степным дорогам, Вышли к днепровским бойцы порогам. Порядки противника разгромя, Гонят вперёд целый шквал огня. И бьётся под Харьковом за Донбасс, Артиллерист с позывным "Тарас".

Если ты не убьешь врага, Он придёт за тобой. Если жизнь тебе дорога, И дорог тебе покой Бейся насмерть с врагом своим. Ничего ему не прощай. Будь в борьбе своей неумолим, И ударов не прекращай. Как только видишь - уничтожай! Как только находишь - бей! Свои возможности - умножай, Потери врага - не жалей! Пусть не будет покоя врагу Не дома и не в гостях. Пусть живёт он лишь на бегу, На бешеных скоростях. И только тогда зачехли стволы, Прекратив череду атак, Когда безопасными будут тылы, И не сможет воскреснуть враг!

Тих шахтерский поселок ночью. Режет тьму лишь собачий лай, Да и лунного света клочья Осыпают рабочий край. Но лишь время пойдет к рассвету, Время женам мужей подымать, Чтобы снова дробя планету Злато чёрное добывать. Вот в автобусе едет смена, Мимо спящих в домах людей, В темноту подземельного плена, В мир конвейеров и клетей. Кто расскажет чем сердце жило, В первый раз отправляясь сюда? Но тогда всё иначе было, Всё иначе было тогда! Были деньги, почет и слава, Уважаем шахтерский труд, И жила тем трудом держава, А не хитрый, лощеный плут! Утомился? Езжай на море. Заболел? Так ступай, лечись. Мало знаний? И то не горе! Хоть в Москву ты езжай, учись! А теперь день и ночь в забое, Грязь, нет воздуха и жара, Ярко сердце горит живое, А в кармане давно дыра! А случится попасть в "нулевые", Вдруг обвал или вспыхнувший газ, О нас скажут слова любые, Чтобы тут же забыть о нас. И тогда разрыдаются жены, Упадут на пустую кровать. Не придется им, горем сраженным, Тормозки по утрам собирать. После все их мужей позабудут, Ведь не «звёзды» они, не певцы, И ходить на могилы к ним будут Жены, матери да отцы. Но представьте, что завтра будет, Коль не даст вам шахтер угля! Всю страну темнота остудит, И погаснут звезды Кремля! Потому то, мечтая о чуде, Чтобы мир наш во тьме не зачах, Его держат великие люди, На могучих, шахтерских плечах! Чтобы сытно жилось человечеству На-гора дают тонны угля, Чтобы было богатым отечество, И как прежде крутилась Земля!

Взлетают ракеты и вой канонад Окутывает Донбасс. С закрытых позиций стреляет Град И целится прямо в нас. И роняет слюни зверьё, По земле по моей паля. Вы пришли отобрать её? Но это моя земля! Здесь сады мои и поля, А теперь и могилы друзей. Здесь на шахте работал я, А теперь вывожу на дисплей То, что видит в сиянии дня, Мой поднявшийся беспилот. Ты хотел победить меня? Ну а будет наоборот! А ведь мы говорили вам, И просили вас восемь лет! Но вы бьёте по городам, И теперь вам пощады нет! И за смерти своих детей Я с вас в тысячу раз спрошу. И чтоб не было здесь смертей, Я войну эту завершу!

Товарищ Артём! Ныне ваш город, Крепость окопами окруженная. Но в бреши вворачивается как ворот Пехота, пламенем вооруженная. Земля эта к слабым давно сурова, Страницы истории её кровавы. Топтала степная её подкова, Теперь траки танков сминают травы. Горит бронетехника, брызги стали. Где раньше ходили степные орды, Где стрелы с вощеных тетив слетали, Теперь бьют свинцом "калаши" и "корды". Но я полюбил её нрав суровый, Сердце степное и взор палящий. Запах её по весне терновый, И народ без сомнения врага разящий! Ах, Новороссия! Родина крепких Людей и просторов неповторимых, Стрелков и артиллеристов метких, И мстителей самых неуловимых. Досталась нелегкая нам дорожка, И каждый шаг её кровью мечен. Но нужно пройти нам ещё немножко, За всех кто погиб на ней и искалечен. Однажды мы выйдем и на Крещатик Споём там красивых казачьих песен, Выпьем Массандры с тобою, братик И флаг Новороссии там повесим! Автор фото Евгений Дитковский

Посмотри, вот стоят резервисты, Чиновники, шахтеры, артисты Слесаря, инженеры, юристы А все вместе - сепаратисты В старых касках стоят и без броников, Но дослали патроны в патронники. Воевать не умеем? Научимся! Здесь уж точно мы все не соскучимся. Вспышка в темноте, огневой контакт "Слушай, может нам подписать контракт?" "Хочешь на контракт? Что ж, давай, валяй! А пока заткнись, целься и стреляй!" "Вышка, Вышка! Ответь Бороде! Мы нуждаемся в бк и воде, И работает по нам миномёт Перелёт, недолёт и прилёт" Быстро на огонь передвинь флажок! Бой такой, что я чуть стволы не сжёг Жизнь похожа на фарфор здесь. Тонка, хрупка Вот такая вот она, Новоалександровка Вот такой вот бой, вот такой здесь ад, Нужно лишь вперёд и нельзя назад. Затянуло черным дымом небо голубое, Вот такое вот оно, наше Золотое Раскалилось, жжёт огнем солнце красное. Собирает свою жатву Попасная. Всё согласно Святому Писанию, Всех антихристов под списание Будем помнить погибших товарищей, Жизнь отдавших на этом пожарище. Всё за мирное небо отдавших. Будь достоин товарищей павших! Их забыть никому мы не разрешим! Кто попробует, память разворошим Так себе и запиши, журналист Нашу Родину спас резервист! "Резервисты спасли республики." Александр Сладков

Стрелок, невидимый для врага, Его рассматривает в прицел. Как китобойная острога В руках его точная ДВЛ*. Мир замер, лишь ветер и тишина, А с ветром стрелок уж давно знаком. Их сделала спутниками война, С отважным сдружившаяся стрелком. Враг улыбается, говорит. Стрелок не слышит его слова. Под солнцем улыбка врага горит, И бритая наголо голова. Один лишь выстрел, ошибке здесь Нет места, нельзя ее допустить. Пора с врага сбить весь лоск и спесь, Его преступления предотвратить. Винтовка верна и не подведёт, Спасибо Лобаевским мастерам. В глазах стрелка голубеет лёд, Как у Будды прошедшего чрез ашрам. Поправки и факторы учтены. Во рту ощущая свинцовый вкус, Стрелок отпускает осу войны. Та дарит смертельный врагу укус. Стрелок с напарником словно тень, Уходят с позиции по межполосью. Что ждёт их завтра? Такой же день. Такая же битва за Новороссию. *Диверсионная винтовка Лобаева На фото ДВЛ-10 М2 «Урбана». Красивейшая.

Время музыку играть точную. Слышишь звучных её нот пение? Надеваем мы броню прочную, Наша музыка - это сражение! Эта музыка звучит в вечности, Здесь симфонии оркестровые. В ней мелодия безупречности. Музыканты в строй встают новые. Наши трубы жгут врага пламенем, И не в силах он с огнем справиться. Справедливость стала нам знаменем, Даже если вам и не нравится. Мы научим всех врагов истине. Кто на землю нашу позарится, Тот уверен может быть искренне, Что ему уже не состариться. Наши звёзды на груди светятся Самым чистым на земле золотом. Мы достали их из под месяца, Трудом ратным, громовым молотом. Вы решили вдруг, что вы сильные? Сила в правде, если вы помните. И идут группы мобильные В бой с чудовищем, что вы кормите. Мы взбиваем пыль дорог берцами, Своей родины бойцы славные. Не жалеем своего сердца мы, Лишь бы только защитить главное! Если смерть за нами вдруг явится, Мы бродить не будем заблудшими. В ад пойти, чтобы с врагом справиться? Да мы будем и в аду лучшими!

Лучше быть, чем казаться. Без сомнения – так! Никого не бояться. Даже злобных ватаг. Если путь твой туманен, Не сдавайся врагу. Даже если изранен. Сам не знаю. Смогу? Вот не сдавшийся боли, Настоящий, живой! Человек длинной воли, Говорящий с тобой. Говорящий о братстве И о силе души. Что такому в богатстве? Золотые гроши. Всем сокровищам ржавым Не заставить его, Отступить от державы И пути своего. О борьбе рассуждает Так, что видит любой, Что собой представляет Настоящий герой! Он уверен, что сила В справедливости дел. Что бы там не грозило Всё пройдет тот, кто смел. Если ты прежде ценишь Правду, совесть свою, Не предашь, не изменишь В самом жарком бою Если ты всегда твердо Защищал тех, кто слаб, Смотрел прямо и гордо И не прятал свой взгляд Честь, поддавшись интриге, Не продал за металл, Значит нужные книги Ты в детстве читал! Июнь 2021 года

Мы победим. Точно. Воин - тебе слава! За землю держись прочно, Ведь за тобой держава. Встань у лесных опушек, В щиты барабань мечами. Встреть врага залпом пушек, И лазерными лучами. В укрепах враги монолитных, Над городом вой сирены. Город без стен защитных. Мы теперь эти стены. В нас теперь камня крепость, И мирных людей надежда. Смокинг и фрак - нелепость. Ратник моя одежда. Мне золотую ленту, Смерть, повяжи на грудь К стрелковому инструменту Пару гранат не забудь. Прикроем собою Родину От вражеского огня. За реку ходить Смородину Привычно уже для меня. Встанем стеной как водится За родину, за Донбасс. Нам издавна так приходится, А некому кроме нас.

Дым котельных стоит над городом, Пробираясь сквозь снегопад. Всё окуталось зимним холодом, Холод вьется, как виноград Снегопад засыпает улицы, Крыши, лавки и фонари. "- В снегопад я хочу зажмуриться" "Ой, и правда, не говори". Прощебечут две очень милые Девушки в теплых пуховиках. Город в ветры закутан стылые, Весь в гирляндах, снеговиках Кто-то рад зиме, кто-то хмурится, Кто-то очень спешит домой, Кто-то просто стоит и любуется Ощущая, что он живой Детям радость, раздолье снежное Санки, горки, игра в снежки. Детство в радости – безмятежное! Дома чай ждет и пирожки А за городом, молнией упавшею По земле легли темные рвы, Охраняют солдаты уставшие, Игры солнечной детворы. В блиндажах закипают чайники, Сигареты в руках дымят. Здесь в окопах большие начальники, Превращаются в славных ребят. Но сегодня затихло ратное Буйство, взрывы, огонь и дым. Скрыло всё одеяло ватное, Снегом праведным и густым И мне хочется верить истово, Что не будет здесь больше выстрелов, Что добавит нам всем ума Серебристая и лучистая, Незапятнанная зима! 13.01.2022

Птица Феникс! Пройди сквозь пламя, Стряхни с себя землю и поднимись. Смерть голодную переупрямя, Танковых выстрелов не боись. Пусть она сотню раз старается, В строй тебя свой завербовать, Ей вовек с тобой не управиться. Где уж с нами ей воевать? Кровь бежит и с землёй мешается Капля к капле, земля сыта. Степь питьём таким не гнушается, По весне в степи - красота. Небо синее в бесконечности, Только крыльями и достать. Потерпеть всё же стоит вечности, Рано нам ещё улетать. Слышишь? Снова огонь ведётся. Дан приказ нам не умирать. Говорил же я, что придётся Нам здесь, Птица, довоевать. Мы, последнее дав сражение, Нанесём врагу летним днём Сокрушительное поражение. Вот тогда-то и отдохнём.

Жжёт огонь и враги непокорны. Режут нить седовласые норны. Захлестнула нам шею гаррота, Но Луганская бьётся пехота. Как бы враг в себе не был уверен, Но здесь каждый годами проверен. Восемь лет на краю эшафота, Но Луганская бьётся пехота. Да какая там к черту победа? Дотянуть бы хотя б до обеда. Нас осталась неполная рота, Но Луганская бьётся пехота. До последнего биться патрона. Отступление нам незнакомо. Мокро всё от крови и от пота, Но Луганская бьётся пехота. Мир исчезнет весь в атомном пламени. Вспыхнет лес, пересохнут болота. Но вцепившись в обрывки от знамени, Строй Луганская держит пехота!

Осень шествует по убранным полям, Собирая подмороженный терновник. Бродит по лесам-монастырям, Как усердный и старательный садовник Проверяя отходящую ко сну, За лето уставшую природу, Навевая оной грезы про весну, И про буйственную летнюю свободу. Осень – в ней так много колдовства, Это самое мистическое время. Дни, когда летящая листва, Согревает в почве дремлющее семя. Осень ощущает в ноябре, Снега и мороза приближение, Видишь, листопад в календаре Обещает нам преображение. Всё на свете скроет белый пух, Реки встанут скованные льдами. Вихри белоснежных завирух Закружатся над живыми городами. А пока что осень, посмотри, Завершает свой изящный танец. Вот недавно прилетели снегири, И последний осыпается багрянец. По утрам, в морозной тишине, Я слышу, моя милая подруга, Как зарождается в небесной вышине Первая декабрьская вьюга! 16.11.2021 Автор фото - Евгений Дитковский

Пусть всё это кончится. Только как? Чтобы упился победой враг? А нам сдать "калашников" и жилет? Я отвечаю на это - нет! Пусть катят танки сквозь сизый дым, Пехота шагает сквозь снег и грязь Под небом низким, совсем седым, Бойцов не подводит родная связь Пусть вьются дымы и горят мосты, Врагов бьют снаряды из точной Мсты, А в Киеве утром цветёт герань, Под пвошников злую брань. Пусть рации наши хрипят в эфир, В атаки зовёт меня командир, В небе днепровском "Ланцет" летит, И пусть моя Родина победит! Пусть в блиндаже будет кипяток, Чтоб сделать из кружки большой глоток Чая, и ленты потом забить, Поможем Родине победить! Пусть будут туманы как молоко, Пусть будет Победа недалеко, И смерть не достанет своей косой, А если достанет, то я босой Предстану пред Господом, прям и чист Под заливистый, артиллерийский свист Автор фото Денис Григорюк (https://t.me/denyaleto)

Помню, кажется было лето. Чёрно-белый фильм на экране, Я пью чай, за щекой конфета, А он бьёт басмачей в Туркестане. У меня замирает дыхание. Вот бы быть на него похожим! И внутри лишь одно желание, С басмачами сражаться тоже! Точно так же носить фуражку. Быть таким же вот точно смелым. Жить отчаянно, нараспашку, Быть удачливым и умелым! Я смотрел на него и старался, Быть отважным везде и всюду. "Вот Варавва бы испугался? Нет, конечно! И я не буду!" Нас не выбить из равновесия, Нам отваги не занимать! Есть на свете такая профессия, Свою Родину защищать! Это он показал мальчишке, Несмышленому пацану, Всё про верность, любовь и книжки, Всё про Родину и войну! И как ни был бы век наш коварен, Но покуда тот мальчик живой, Он останется благодарен Вам - великий актёр Лановой! Давеча "Офицеры" показывали

Солнце взрывается вспышкой снаряда. Февраль облачился в оттенки наряда, Доспеха для витязей современных. Настала пора для решений военных. Настала пора по машинам грузиться, Мечом опоясаться и сразиться С врагом, что застыл у последней черты, За годы пристрелянной высоты. И кто никогда не держал автомата В руках, оказался вдруг в шкуре солдата. Артисты, экологи и шахтеры, Теперь пулемётчики и сапёры. И кто не бывал даже в уличной драке, Смотрит как в землю вгрызаются траки Техники вражеской, боевой На линии самой передовой. И вот эти люди, учась на ходу, В каком-то неправильном, топком бреду, Кровью горячей согрели февраль, Вскрывая бетон и холодную сталь. Свыкшись со страха прикосновением, К вражеским двигаясь укреплениям, За ратью вступали мы в новую рать. Не мы это сеяли. Нам это жать. И многим уже не вернуться с полей. Они теперь где-то среди журавлей, И смотрят с небесной на нас высоты. Они не сдались. Не сдавайся и ты. Не смей умирать, павших не подведи! И ради святого всего, победи!

Мой город в переплетении рек. За Счастьем идти на север. Я вождь твой, твой атабек, И конь мой щипает клевер У синих текучих вод, Где встали мои отряды, Где светится небосвод, И в гладь реки бьют разряды Грозы, что пошла в поход, И требует покориться. Но мой строптивый народ Ни бурь и ни битв не боится. И сотни летящих стрел, Бьют в грозовые тучи. Так, чтобы воздух гудел. Ведь луки степи могучи. Мы дети труда, боёв. И нам ты сулишь поражение? Услышь наш могутный рёв, И получи сражение! Вот вскинув вверх бунчуки, Конная мчится лава. Я знаю, у этой реки Нас ожидает слава. В ветвях соловей поёт, С призывом за саблю браться. Ведь город мой не умрёт, Покуда я буду драться. Смерть ожидает всех, Но лучше ведь смерть на воле. Начищенный мой доспех, И дикое мое поле!

В небе весна, впереди Попасная. Помню как раньше шутили: "Опасная". Шутили об этом ещё до войны, Живя в пределах одной страны. Теперь здесь все перепахано, взрыто, А то государство давно убито. К щеке небритой прижат ПК, Прощай, Украина. Пока, пока. И мины ложатся в густой лесок, Пока я пью из пакета сок. А Ромка с Изей ведут беседу: "Чего нам враги подадут к обеду?" На лёгкие блюда я не надеюсь, Зато не замёрзну, зато согреюсь. Мы же ребята гостеприимные, И угощения у нас взаимные. А в блиндаже и тепло и сухо, Чуть тесно от фронтового духа, Но смотришь на лица родных ребят, И слушаешь как они говорят И понимаешь, не всё так плохо. Живи от вдоха опять до вдоха, И радуйся молча тому, что есть, А большего, парень, тебе не съесть. Минуты летят, быстрее чем пули Жизнь гаснет, как будто свечу задули, А вы ещё живы, попав в торнадо. Ну, и чего вам ещё то надо? Но речи к вечеру наши схожи Мол, задолбали уж ваши рожи. Домой так хочется. Сейчас взвою! "Схватили оружие! К бою! К бою!" 08.01.2023

Смерть озимые сеет сейчас в полях, У войны посевная не кончится. И воюет со смертью в госпиталях Тот, кому одного лишь хочется, Чтобы стихло всё, перестал металл Рвать тела, вспышкой бить в глазницы. "Доктор! Милый! Я так устал! И когда это прекратится?" И когда перестанут шагать в грязи, Штурмовые взвода и роты? Ведь никто не желал для себя стези Подставляться под артналёты. Вот сражается в белом халате врач Смерть слепя мединским светом, И рукой своей крепкой, как карагач Бьётся скальпелем, как стилетом А в далёкой, холодной, степи сырой Где снарядами, как антоновкой Усыпает землю, упал герой Под проклятою Белогоровкой.

Спичку зажги на плацу И урони под ноги. Отблески по лицу, А впереди дороги А впереди труды И километры фронта. Выжженные сады И пламя до горизонта. Зима - как смешок паяца, Грязь под ногами месится. Ночью передвигаться Только при свете месяца. Девочка просит солдат Привезти черепахам корма. С того, кто попал под Град Срезается униформа. Дадут Лисичанску газ? Да, кажется, уже дали. Штурмует укреп спецназ, Кто выживет - тем медали. Там, за твоей спиной, Белгород и Воронеж. Ветер здесь ледяной Ничем его не урезонишь. А над Донцом в туман Снова уходит рота. Где-то Изюм, Лиман Ждут, что придет пехота Время идёт к весне. Вчера хоронили Гришу. Я много пишу о войне, Но я её ненавижу! 22.01.2023

Я как-то тебе уже говорил, Что жизнь, это то, что здесь. Миг, что мир тебе подарил, Обмерь, посчитай и взвесь. Есть только сейчас и более нет Практически ничего. Есть комната, мебель, неяркий свет. Прими и узнай его Есть только бокал и только глоток, А дальше, зачем гадать? Конечно есть запад и есть восток. Но зачем нам об этом знать? Держи мою руку в своей руке, Держи и не отпускай. Жизнь, это счастье в одном глотке Выпей. Не опоздай Всё мимолётно, успей осознать, Что завтра может не быть. Попробуй истину эту принять, И каждой секундой жить. Ждёт в рюкзаке непрочтенная книга, День завтрашний знаменуя. Но нет ничего кроме этого мига, И этого поцелуя. 23.01.2023 Спрашивают, чего это меня вдруг потянуло в лирику? Да просто вспомнил, что я человек. Живой.

В феврале и за чертой феврали, Сырость, слякоть и туман стелется. И плывут в тумане том корабли, И туман водой морской пенится. Всё меняется и всё неустойчиво, За чертой будь аккуратнее стократно, И сражайся, как обычно, настойчиво, Чтоб вернуться поскорее обратно. Здесь, конечно, нет покоя ничуть Бьют в нас тучи стрел остро заточенных, Только ты там за чертой не забудь, Что здесь дел ещё полно незаконченных. Нужно вражеские орды громить, Посшибать с небес их все беспилотники. Без тебя то, как в прицел их ловить, Будут злые сурикаты-охотники? Что бы там враги нам не прочили, На больничную загнав нас кровать, Но пока мы здесь ещё не закончили, Я приказываю - не умирать! Берег! Живи!

Удивительно как начинается новый день, Тучи - кляксы чернил, а за окном мороз. Я проснувшись всё думаю, как не лень Времени заново начинать свой кросс? Улыбается дочь и кричит: "Просыпайся, пап! Давай включим мультик и будем его смотреть" День приходит на мягких подушках лап, Чтоб февральским морозом на лавочке похрустеть Чтобы свежим, пшеничным хлебом на стол упасть, Окунувшись в холодное молоко и тягучий мед, А соседка на улице скажет мне: "Вот напасть! Уж который день по городу гололёд." Здесь же в узком дворе соседские пацаны, Розовощекие на нашем степном ветру, Поправляя шарфы и шапки, подтягивая штаны, Начинают очередную свою игру А пока она улыбаясь, и подставив свою щеку Поцелую, жалуется на ветер, да на мороз, День из ребристой гранаты выдергивает чеку, И бросается под времени мчащийся паровоз Удивительно как начинается новый день, Только начался, а будто здесь уже старожил. Так вот скоро в городе вновь зацветёт сирень, А я всё удивляюсь, что я дожил... 23.02.2023

Садись, угощайся. Вот чай и сушки. В заснеженном поле стреляют пушки. Седой капитан протирает глаза Светлей, чем небесная бирюза. Кружка измятая жжет ладони, Сухие галеты не пеперони, Они вкуснее во много крат. По тапику просит доклад "Арбат". Выходишь на воздух из блиндажа, Где небо, как стекла из витража, За кронами ясеней и дубов Выходит из рамок и берегов, И сыплется снегом в мои леса На небе след огненный колеса, А ты под звук реактивного рёва Стоишь и цитируешь Гумилева. Тают снежинки коснувшись кожи, И нет для тебя ничего дороже, Чем то, что спасаешь в холодном рву. Я это Родиною зову. Вернёшься в блиндаж, почитаешь книгу, К чаю порежешь себе ковригу, А ляжешь спать и Победа снится, И нигде некончающаяся граница. 26.02.2023 P.S. 1.«Граница России нигде не заканчивается.» 2.«У России нет никаких границ. У России есть только горизонт!»

Это счастье со вкусом ладана. Кем же ты была мне нагадана? Мой подарок под Рождество, Ясноглазое озорство. Как прошло уже столько лет? Это самый большой секрет. Помню как ты ещё была, Легче ласточкиного крыла "Папа! Папа! Ты почитаешь?" Книгу нам с тобой выбираешь, И бегут чудеса со страницы, Вырываясь из под десницы "Почитай мне про Бабу Ягу, Про кота в сапогах на лугу. Как дают где-то сахар слону, Не читай только мне про войну" А зачем про неё читать? Сядь на стул или ляг в кровать, Спрячься в шкаф или халабуду, Всё равно ведь она повсюду. Небо летнее нынче хмурится, Задрожала от влаги улица Побежим отыскать ответ, Зазвучавший как флажолет На тропе, в придорожной пыли, Мы песок золотой намыли, Рассуждая, что облака Вкуса птичьего молока. Выйдем в русское вместе полюшко, Дорогая, родная Полюшка! Зелень леса, а рядом речка. Моё крохотное сердечко Посмотри - этот мир весь твой. Проведи по нему рукой, И не бойся его огня, От него я твоя броня, Что б ни выпал тебе за бой, Я отправляюсь в него с тобой!

Красота спасёт мир, красота. Так однажды сказал Достоевский. На спине у большого кита Проплывает закат королевский На Донбасс проливается свет, Ярких звёзд засиявших над нами. Надевает сигнальный жилет Бог, шагая земными путями Стрелки, рельсы, пустынный перрон, И составы с войной и утратой. Бог цепляет на форму шеврон С одной малоизвестной цитатой Бог приносит дрова для печи, Доставляя их в пункт обогрева, Бог-то знает как мёрзнуть в ночи, Посреди равнодушного хлева Бог шагает по мёрзлой земле, По нехоженным тропам и шпалам. В кровоточащем феврале, Воздух пахнет сгоревшим сандалом А солдатик в окопе куря, Дым табачный в колечки сплетая, Хитро щурится, говоря: "Красота-то на свете какая!" Бог возьмёт себе утром билет Выйдет где-то в районе Попасной. Есть ли тьма на земле или нет, Жизнь была и жизнь будет прекрасной! 03.03.2023

Я знаю, что ты умеешь Надеяться, верить, ждать И иногда не смеешь Судьбу мою угадать Поскольку на тех дорогах, По которым она идёт, В минно-взрывных ожогах Потрескался гололёд У пчёл у весенних жала Сверкают как серебро, Смерть ими обожала Ставить на нас тавро И обожает дальше, А может ей всё равно, Как какой-нибудь генеральше, Играющей в казино. И вот дождаться оттуда Как ты меня смогла? Ведь есть в этом капля чуда, Что я не сгорел дотла Что смерть меня не измерила, Скрутивши в бараний рог, Ответь же мне, как ты верила? Когда уж я сам не мог Брала с нашей книжной полки Книги, читала их. И как в тебе голос колкий Веры той не затих? Мне-то тогда осталась Только моя усталость, И лучшей бронеплитой Письма был квадратик твой Когда-то придется снова Отправиться за горизонт, Где вспышкой сияет лилово, Изломанной линией фронт Когда я снова оставлю Кольцо на микроволновке, И ленту в короб заправлю. Во всей своей экипировке Снова пойду в прорывы, Врага своего тесня, Знай, вести плохие - лживы И снова дождись меня. 30.03.2023

Теперь я просыпаюсь по утрам И думаю, куда ты подевался? Я шарю взглядом по побеленным стенам, А после вспоминаю, ты остался Остался там, где старые дома Разбиты обезумевшим железом, Там где война ,сошедшая с ума, Всё топчет металлическим протезом Остался, где весенние цветы, Где поднялись высокие тюльпаны, Где посреди пасхальной красоты Стреляют грады, смерчи, ураганы Где я развел костер, чтоб вскипятить Нам кружку чая, пока артдивизионы Не перестанут землю молотить, И мы не двинем штурмовать укрепрайоны Тогда то я возьмусь за пулемет, А ты за РПГ капризный свой, И если нам с тобой повезет Нас ждёт короткий и бескровный бой Нет, не остался. Верю, ты не там... Ты там, где заповедные равнины Бегут к широким лиственным лесам, Где горы, реки и зелёные долины Где есть рабочий стол и море книг, Где ты свою напишешь диссертацию, Где не придет встревоженный комбриг, Чтоб сообщить нам про мобилизацию Но гром войны поныне не угас, Кипит её заваренный бульон, А отсидеться, это не про нас И значит нас и там ждёт батальон И рая нам, конечно, не видать. Прошу тебя мне место придержать В той роте, куда ты определился, В которой нам придется воевать, За тех кто этому пока не научился... Сергей Витальевич Заика. С днём рождения, брат. Уверен, что у вас там не менее интересно, чем у нас здесь.

Победа не неизбежна. Победу нужно ковать. Когда страна безмятежна, Где уж ей воевать? Ей бы ходить по салонам, На фитнес да макияж, Чем строясь по батальонам Примеривать камуфляж. Таращиться в телевизор, Ныряя в коньячный угар, Ей лучше, чем в тепловизор Фиксировать артудар. Она не желает тревогой, Свои светлые дни омрачать. Окутавшись белой тогой Смутьянам велит молчать. Шампанское да паштеты, От кутюрье наряды, Важнее, чем бронежилеты, И какие-то там снаряды Где уж ей в гневе неистовом Обрушивать на врага, Ярость народную выстрелом, Разящим как батога Где уж ей быть с бойцами Там, на переднем краю, Где кровью своей и сердцами Рискует страна в бою Где пальцы свело от холода Снаряды все на счету, Где смерть преисполнившись голода Выкашивает высоту Однажды она вернётся, Израненная страна. Тогда-то, поверь, проснется Та, что сейчас пьяна Заплывшие жиром веки В ужасе приоткроет, Как было в прошлом веке Вспомнит и сразу взвоет. Лучше бы ей, конечно, Проснуться уже сейчас. Раскаяться чистосердечно, Снять поволоку с глаз И броситься на подмогу Тем, кто едва живой, Торит себе дорогу Лишь яростью волевой. А то ведь потащат волоком, Приготовив стволы к стрельбе. И спросишь политтехнологов: "По ком звонит медный колокол?" А он звонит по тебе! 13.05.2023

Будь красной нитью на тонком запястье, Сложи её сложным узлом. Я ухожу в эту ночь и ненастье Сражаться с отчаянным злом. Чтоб не остался я в выжженном поле, Чтобы я не упал в траву, Вышей мне тропку к победе и воле Красной нитью по рукаву. Чтоб в лабиринта витках не остаться Выдай мне ниток клубок, И по нитке идя нужно очень стараться, Запутан ведь он и глубок. Пусть бы по тропам, сплетаясь узорно, Меня красная нить вела, И чтоб ни одна седовласая норна Обрезать её не могла Чтоб не свалила предсмертная дрёма, Чтоб нитка вела меня прямо до дома... Стань для меня этой нитью красной Пролегшей от Счастья и до Попасной. Фото от @Ugolok_Sitha

В городе солнца и пламенных абрикос, Часто звучит затертый до дыр вопрос, И жалит порою больнее чем жала ос, За что умирает солдат, воюющий на износ? И часто звучит пронзительный, злой ответ, Что никакого смысла в гибели этой нет. Что тот, чей сегодня стоит на столе портрет, Пал за подонков, растаскивающих бюджет. Нет! Он пал, чтобы в городе были тепло и свет, Чтобы детишки ходили в школу и детский сад, Чтобы мы жили, сколько каждому дастся лет, И чтобы в городе этом не разверзся кровавый ад. Чтобы росли здесь здания и сады, Чтобы хватало чистой, живой воды. Чтобы играла без страха резвая малышня И чтобы не лопались в небе цветы огня, Разящего немилосердно земную твердь. Солдат вот за это на фронте встречает смерть! Чтобы цвет яблони, вишни и алычи, Кровью невинной не залили палачи. За это вот русский солдат в свою землю врос, Там среди дыма артиллерийских гроз. И если живёшь спокойно, не гол, не бос, Больше мне этот не задавай вопрос! 27.05.2023

Поэзия русского лета - Артиллерийский бой. Вспышки, удары света, И нет никакой другой. Утром туманно-мглистым, Среди фронтовых огней, Выводит её со свистом В терновнике соловей. Поэзию русского лета Нельзя не купить, не продать. Лишь с тяжестью бронежилета Можно её испытать. Где-то среди изумрудных, Забрызганных соком трав. На тропах безумно трудных, И у речных переправ. Она опаляет брови Там, у завода "Азот". И пишется брызгами крови, Огнем пулемётных рот. Очередью в тумане Звучит её слог без конца, На поле великой брани, У берегов Донца. Она ударяет гулко Силой своей фугасной, У дымного переулка Разбитой в куски Попасной. Смертелен, как взмах стилета, Вал её огневой. Поэзия русского лета. И нет никакой другой! 05.06.2023 P.S. Может когда смотришь из Московских кабаков, это и кажется возвышенно прекрасным. На самом деле, это страшно и больно.

Вот шеренги бойцов как строчки, Но у строк на страницах точки Знак итога и завершения, А у нас здесь разгар сражения. В ярких вспышках сгорает порох, Дел и битв ещё целый ворох, Но огонь, свою мощь утроив, Забирает у нас героев. И сменяются лицами лица. Сколько это ещё продлится? На какой всё замрёт границе? Что же там на последней странице? Где цвели васильки на поле, Разлились океаны боли. Поле выжжено до предела, И нас всех здесь огнём задело. А на небе Илья да Сашка, Белый хлеб, разносолы, бражка. Здесь огнём захлебнулась "Дашка", И промокла в крови тельняшка. Не закончена эта книга. Враг лелеет мечту блицкрига, Продолжая к границам рваться. Что же делать героям? Драться. И уходят на небо полки, Тормознув у начала строки, Чтоб снарягу проверить и прочее, А в конце строки - многоточие... На фотографиях - Михаил Лучин (Миша на Донбассе), Даниил Сухоруков "Карлссон", Артур Богаченко комбат "Призрака", Вячеслав Макаров "Барнаул" командир 4-й бригады, Игорь Мангушев "Берег"

Яркие сны и книги, Песчанная в море коса. По звездам уходят бриги, Ветер набрав в паруса. По ним затоскуют порты, Но по новым землям идут Просоленные ботфорты, За редутом штурмуя редут. Клинки все покрыты пылью И кровью до самых гард. Легенду делает былью Передовой авангард. Так было во все эпохи, Любую книгу открой, Когда дела очень плохи, Необходим герой! Не нежный, домашний мальчик Не видевший жизнь вблизи, Полистывающий журнальчик, А тот, кто в сплошной грязи Вражьи берет столицы, Окопы и блиндажи, И подвигает границы На новые рубежи. Героев частенько ранят, Но героя нельзя убить. Судьба его - поле брани. Герой - значит вечно жить! Так было, так есть и будет, Раньше, сейчас и впредь. Скажите тем, кто забудет: "Герою - не умереть!" Толкают вперёд планету Упрямые наглецы, И зло призывают к ответу Отчаянные бойцы. 07.09.2023

Скоро обнимет холод сонные города, Кровь загустеет в жилах, застынет в реке вода. Память накроет градом блеск фронтовых огней, Мне ничего не надо, кроме любви твоей. Вот тебе русское поле, сажа летит с небес Арта порезвилась вволю, выкошен русский лес Застыли в степных объятиях горящие БМП, А кто-то летит на отдых, куда-нибудь в Сен-Тропе. Если мобилизован, то будешь здесь до конца, Покуда не смоет краску смерть с твоего лица. Снаряды все лимитированы, пехота идёт в зерг раш. Как, соловей московский, это ты мне продашь? В небе Тверском горящий, падает самолёт "Ща Вагнера подъедут" каждый из нас поёт А душа опаленная, смята и искорежена. Любит моя Россия Вагнера и Пригожина. Пусть будет метель и холод, но будем сражаться мы Посреди самой лютой и ледяной зимы, Поскольку нам ныне жизни Господь иной не припас, Послужим своей Отчизне, ведь некому кроме нас. Некому рыть окопы, некому бить врагов, Исследовать новые тропы у солнечных берегов. Некому жить и плакать, радоваться и любить И кроме нас, уставших, некому победить. Будет сметён и холод, будет раздроблен лёд Я верю, что день победный когда-нибудь да придёт. В этих полях промозглых не лягу и не засну, Лучше в китайский баофенг я дозовусь весну... P.S. А пока победы огонь далёк, И сияет как маленький уголёк, Положи ты руку мне на плечо Пусть не холодно будет, но горячо. И под песню по радио "let it be" Жизнь свою, как есть она, полюби. 03.10.2023

Ты заходишь в блиндаж. После прибытия на сборный пункт, с абсолютно непонятными перспективами в будущем. После сумасшедших суток, одних из самых сумасшедших за неполные твои тридцать лет. После того как в кромешной, послеполуночной темноте, ты получаешь вещевое довольствие и оказываешься в казарме, чтобы вздремнуть несколько часов. Потом краткий световой день, и вновь в кромешной темноте получение оружия и боеприпасов. А перед этим построившиеся на плацу люди слышат: "- Боевая задача. Не допустить прорыва противника". И вот с оружием и вещами вы грузитесь по машинам, чтобы во мраке, с выключенными автомобильными фарами подкрасться вплотную к линии боевого соприкосновения, в какой-то посёлок, уничтоженный годами боевых действий. Где остались лишь призраки убитых надежд и робкие проблески электрического света, пробивающиеся из забитых фанерою окон здания, отведённого под штаб. Практически невидимые, если только не подойти вплотную. Потому что видимый свет, это смерть. Потом, вновь организованный батальон делится на группы, и расходится по позициям. И ты, в составе группы из десяти человек, постоянно поправляя на плече пулемёт, который получил час назад и к которому просто не успел привыкнуть, идёшь по мокрому, незнакомому, мрачному лесу, наматывая на берцы килограммы грязи. Идёшь к позиции, где должен не допустить прорыва противника. Ещё не зная, что твоя позиция располагается в сотнях метров от населенного пункта Попасная. И что многие, уже не ждут того, что когда-нибудь вы вернётесь обратно. Но вы вернётесь. Вернётесь, чтобы пойти вперёд. И этого ты тоже не знаешь. Ты вообще ничего не знаешь. А всё, что делаешь, делаешь как бы на автомате. Словно мозг, желая спасти тебя от перегруза, отключил все функции, кроме освоения новых навыков и возможности совершать стандартные действий. Ты не можешь даже испугаться. Пугаются люди. А ты не человек. Штатная единица подразделения. Часть механизма. А механизм, и тем более его составная, не могут бояться. Они этого не умеют. И вот сквозь раскисшую грязь, через мрак февральской ночи, где ничего не видно уже на расстоянии в пару метров, ты добираешься до линии окопов. Своих окопов. Которые ты будешь любить так, как мало какое место в своей жизни. Но и этого ты ещё не знаешь. Ты заходишь в блиндаж. Электрический свет, места для сна, стол, стул, буржуйка, рыжий кот. На стене висит парочка гранатомётов. И в груди у тебя разливается приятное, согревающее тепло. Тебе нравится это место. Но ты не понимаешь почему. Ты поймёшь это только через несколько дней. Оно нравится тебе потому, что здесь жизнь. Свет, отдых, твоё подразделение, кружка чая или кофе, выпитого напополам с Изей или Птицей, три страницы книги на экране телефона, беседа. Островок жизни. Потому что вне этого островка, вне блиндажа, там за его стенами, ожидает только смерть. И ты не знаешь, какое обличье она примет. Но она ждёт. Постоянно. Что бы ты не делал. Идёшь ли на передний край позиции, или на "Вышку" в сотне метров позади, таскаешь ли заряды для УРа, или воду и бк, стоишь ли за пулемётом вглядываясь в ночную темноту. Она рядом. Постоянно. И единственное место где ты можешь почувствовать, что её взгляд стал не таким ощутимым, это блиндаж. И ты любишь его. Всем сердцем. Но сам ещё этого не знаешь. Пока у тебя нет сердца, как нет его у всех механизмов. Пока что ты, повинуясь короткой команде Изи, подхватываешь снаряженный пулемёт, и выходишь из блиндажа в ночь. На передний край позиции "Борода". Но и её названия ты тоже ещё не знаешь. Ты узнаешь об этом только утром, когда взойдет солнце, которого ты не увидишь из-за низко висящих, мокрых зимних облаков. Утро 21 февраля 2022 года. До начала СВО остаётся три дня. Но и этого ты тоже ещё не знаешь. P.S. В ходе боёв с вооруженными силами Украины, позиция "Борода" полностью уничтожена и прекратила своё существование.

Серёга вошёл в блиндаж через три минуты после того, как я закрыл глаза. Даже ещё не открыв их я знал, что это он. - Командир. Есть идея. После этих слов, я глубоко вздохнул, откинул бушлат и сел на лежанке, прогоняя пригрезившиеся мне сны. Серёга стоял у входа в блиндаж и потирал замёрзшие ладони. Электричество пропало несколько дней назад. Оно пропадало и до этого, и пришлось идти по всей полёвке от "Бороды" и до самой "Вышки". Тогда мы нашли порыв и соединили провод. Но через несколько дней, вражеские минометы нашинковали полёвку на столько кусков, что легче было протянуть новую. Если бы она была. Так что света не было, и Серёжкиного лица я не видел. Но мне было и не надо. Я и так знал, что он довольно, предвкущающе улыбается. Как и всегда, когда ему в голову приходит очередная интересная идея. Правда интересными они кажутся не всем. Птица с Изей пили кофе. Одну кружку на двоих. Какое-то проклятие этого места. Никак не напиться. Невозможно заварить нормальный чай, потому что его здесь нет. А если пить кофе, то тебе достается лишь половина кружки. Потому что всё время не хватает воды. Если вода вообще есть. Если её нет, то можно по дороге на пост пожевать снега с края окопа. Грязного, скрипящего на зубах. Но это всё равно лучше, чем если нет и его. Как только вернусь, сразу же выпью чайник чая в гордом одиночестве. Слово "вернусь" мгновение подержалось в сознании, чтобы тут же утонуть в омуте мыслей, вязких и тёмных как Попаснянская грязь. - Думаю сходить в соседний блиндаж. Может чего интересного найдём. Птица оживился, и отхлебнул кофе. - О, сходи. Только возьми кого-то. Серёга без раздумий спросил: - Даньку возьму? Ещё одно проклятие этого места. Ты постоянно всем нужен. Прекрасная площадка для реализации своих амбиций, и укрепления чувства собственной значимости. Если бы я разувался, то сейчас бы мне пришлось обуться. К счастью, вот уже несколько дней я не помнил, как это делается. Вроде бы для этого нужно развязать шнурки. Но даже если бы я вспомнил все детали процесса, осуществить его у меня бы не вышло. Поскольку там, где по всем законам обувного дела должны были располагаться шнурки, имелся лишь толстый слой мерзкой, никогда не высыхающей грязи. Поэтому вот уже несколько дней я ел, спал и отдыхал в обуви. И либо берцы с каждым днём становились всё меньше, либо мои ступни становились всё больше. Когда я видел их в последний раз, я даже не поверил в то, что это мои ноги. Свои то я помнил. И они не имели с нынешними ничего общего. Изя взял в руки кружку и ухмыльнувшись, судя по голосу, спросил: - Данька. Не хочешь идти? Вопрос не нуждающийся в ответе. Хочу ли я, после того как пришёл с поста, выходить наружу и брести по колено в грязи, под мерзко моросящий дождём, мгновенно пропитывающим одежду? Кто захочет то, кроме Серёги? Тем более, что я уже второй день не мог выкроить время и почистить пулемёт. Изя постоянно твердил, что без пулемёта мы все покойники. Птица говорил, что мы все покойники без пулемётчика. Но я был склонен больше верить Изе. Не думаю, что пулемётчик без пулемёта, это сильное подспорье в нашем общем деле. У пулемёта было преимущество. Он мог отказаться работать без чистки. Меня такой привилегией никто не наделил. Как показала предыдущая попытка противника прорвать наши позиции, даже отсутствие патронов не является для пулемётчика уважительной причиной, чтобы не выполнять приказ. Птица, не дождавшись моего ответа, нетерпеливо произнёс: - Давайте сходите. Если разгрузку найдёте, то мне подгоните. Изя оживился. - И мне тоже. Я там, кстати, короба на пулемёт видел. Как раз возьмёшь себе. Они грязные там. Возьмёшь и почистишь. Я надел бушлат. Подумал, стоит ли мне брать каску? А, да чёрт с ней. Достало всё. Пусть в блиндаже валяется. Тут идти всего ничего. А если что, то эта металлическая кастрюля всё равно меня не спасёт. Уже на пороге я приостановился, и взял протянутый мне Изей автомат. - Давайте там недолго. Тебе пулемёт ещё чистить. Я ответил ему кривой ухмылкой, и вслед за Серёгой вышел за дверь.

Вчера был первый штурм Попасной. Перед началом штурма мы узнали, что Попасную уже взяли. Мы тогда с Изей удивлённо переглянулись и решили, что видимо есть какая-то третья сила, которая захватила Попасную ещё до того, как наши войска начали её штурмовать. Удивительно, но мы и сами не поняли, как у нас получилось пережить вчерашний день. А может и не получилось. И вот эта липкая грязь, заполнившая наши окопы, это посмертие доставшееся нам за наши грехи. Если и так, то я не против. Один из наших товарищей с позывным "Синька", постоянно смотрит на меня с таким выражением во взгляде, как будто задаёт мне немой вопрос: - Неужели тебе всё это нравится?! Когда мы будем в Золотом, вопрос перестанет быть немым. И я буду знать на него ответ. Но пока что, это не так. Как только мы вышли из блиндажа на хмурый свет мартовского дня, рассеянный слабым дождём, я убедился в своём предположении. Серёгино лицо светилось, как ёлочная игрушка на новогодней ёлке. Я не удержался от вопроса: - Серёга. А ты когда Красную книгу создавал, такой же был довольный? Серёга улыбнулся ещё ярче и ответил: - Это дело поинтереснее будет. - Оно будет интереснее только в том случае, если когда-нибудь закончится. Серёга засмеялся. - Если будем стоять посреди окопа, то всё может прямо сейчас закончиться. Я отмахнулся и проворчал: - Пошёл ты со своими шутками. Впереди. Мы двинулись к цели. До которой идти было несколько десятков метров. Вроде и недалеко. Если не учитывать то, что идти было невозможно. По центру окопа, рыжая, ржавая глина засасывала ботинки по самую щиколотку. Если обувь плохо зашнурована, то обратно ты вытаскивал ногу уже без ботинка. И вытащить его из этой глиняной смеси, было очень проблематично. Идти можно было лишь если расставить ноги, и стараться шагать не по центру окопа, а по его краям. После чего стенки окопа понемногу осыпались, добавляя новый материал в перемешиваемый глиняный раствор. В некоторых местах окоп сужался до неприличия. Из его стенок, торчало великое множество древесных корневых отростков. Всех возможных видов и форм. Всё это природное многообразие норовило разорвать бушлат, вцепиться в ремень автомата и всячески тебя затормозить. Природа Попасной, выражала самый решительный протест любым формам вооруженных столкновений и приготовлений. Оставалось надеяться, что противнику окружающий ландшафт мешает так же, как и нам. Иначе, было бы не совсем справедливо. Наконец преодолев все древесные и грязевые заграждения, мы добрались до двери в блиндаж. У двери Серёга остановился, и показав на нору в стенке окопа сказал: - Вон там короба в вещмешке. Я с сомнением проследил за его жестом и спросил: - Точно? А выглядит так, как будто кто-то решил печку промазать, и набрал для этих целей целый мешок глины. Причём мешком и набирал. Это ж грязи комок! Серёга пожал плечами и нырнул в блиндаж. Я покачал головой и подумал, что не так уж мне и нужны лишние короба. Тем более, пока я очищу их от грязи, мне стукнет где-то лет 45. А столько я здесь торчать не собираюсь. Да никто и не даст.

В блиндаже стояла тьма. Такое ощущение, что света здесь не было с тех пор, как было уложено последнее бревно на крышу. Я выматерился и полез за телефоном. Индикатор заряда горел красным цветом, остановившись на 11 процентах. Серёга уже рылся в каких-то шмотках и кажется, нашёл себе бронежилет. Я тоскливо стоял у входа. Есть в жизни занятия, к которым у меня нет склонности. Например свалиться в огненную круговерть боя, и забыть обо всём на свете, склонность у меня есть. А рыться в плодах победы - нет. К счастью, со мной был Серёга. Вот кого нужно назначать каким-нибудь зампотылом. Склады будут ломиться от ценных вещей. Нужно было дать ему позывной "Домовой". Но потом он будет "Директором". Тоже подходяще. Он подлетел ко мне и всучив мне вещмешок, стал складывать в него сухпаи. И их количество определенно подняло мне настроение. Закончив сгружать провизию, он ткнул пальцем куда-то в угол, и с огнём в глазах произнёс: - Плитник классный! Возьми себе. Я на мгновение представил, как я буду тащить всё это через грязевые заслоны, и подумал, что не так уж я и ценю свою жизнь, чтобы обзаводиться броником. - Да ну его на хрен. Себе возьми. Серёга улыбнулся, и подобно коту, утащившему с хозяйского стола рыбу, довольно сказал: - Я нашёл себе уже. А ты возьми. Он же классный! С системой Молли. Отличный! Я отмахнулся и двинул к двери. Но как только мы к ней подошли, Серёга схватил меня за руку. - Может подождём немного. Я посмотрел на него в полном недоумении. - С чего это? Тихо же всё. Серёга пожал плечами и неуверенно произнёс: - Да не знаю. Тревожно как-то. Обождать бы. Моё чувство опасности не работало. Видно сели батарейки, или мозг забыл повернуть нужный рычажок, и я сказал ему, чтобы он не выдумывал и двигал вперёд. Идти всего ничего, а мне ещё оружие в порядок приводить. И вздремнуть бы хоть немного. А времени всего ничего. Путешествие по знакомой грязи. Вот я уже вижу вход в блиндаж. Осталось метров пятнадцать. Предвкушение того, что я сейчас брошу всё, что мы нагребли и вытянусь на лежанке, уже завладело моим сердцем. И тут мы поняли, что Серёга был прав. И нам действительно нужно было обождать. Первый взрыв раздался метрах в ста пятидесяти от нас. А дальше взрывы покатились к нам. Я уже говорил, что меня достала эта чёртова окопная грязь, этот дождь и пропитывающая всё тело сырость. Но я забыл упомянуть, что летящие в моё тело куски металла, я не люблю ещё больше. Видимо, Серёга тоже не жаждал с ними встречаться. Потому что на дно окопа, мы упали абсолютно синхронно, всем телом вжимаясь в родную, Попаснянскую глину. Чуть приподняв голову, я увидел, что Серёжка накрылся бронежилетом. Оценив это решение как верное, я тоже накрылся вещмешком, который нёс в руках. Взрывы с каждым разом становились всё ближе. У меня есть одна отвратительная черта. Неуёмное любопытство, даже в моменты опасности. Слушая приближающиеся разрывы, я поднял голову вверх, пытаясь увидеть...Бог его знает, что я хотел там увидеть. Но в этот момент, последний, самый близкий разрыв бросил мне в лицо всю грязь скопившуюся на краю окопа. Я почувствовал как по моей шее бегут теплые струйки, и с перепугу решил, что это кровь. Но подбежавший Серёга с удовольствием сообщил мне, что это просто грязь течёт по моей шее под бушлат. Мы поднялись и со всех ног кинулись в блиндаж. И только залетев в него, я осознал весь комизм ситуации. Я лежу в грязи на дне окопа и прикрываюсь от возможного попадания снаряда, мешком с сухпаями. Серёга то хоть броником накрылся. Ещё 10 минут после рассказанной мною истории, стены блиндажа вздрагивали от дикого хохота. И противник проявлял чуткость, не открывая по нам огня. Видимо подозревая, что мы и так небоеспособны, в связи с тем, что сошли с ума от нервных потрясений выпавших на нашу долю. Довольный Сережка перебирал собранные трофеи. А Птица изучал наши физиономии, и не уставал с удовольствием повторять: - Ля вы грязные. Як свиньи. Через час начнётся новый штурм Попасной, и придёт время совсем другого веселья. А наша позиция в это время уже приближалась к концу своей тяжёлой, но славной жизни. Но мы об этом, ещё ничего не знали.

Я устало потянулся и откинулся спиной к дереву, у которого стояла импровизированная скамейка. Будь я в другом месте, её назвали бы дизайнерской и продавали за большие деньги. Здесь вообще у нас очень много всего дизайнерского. Даже ландшафт. Который творческие дизайнеры стараются менять каждый день. Получается не всегда. Иногда они меняют те элементы дизайна, которые лучше было бы вообще не трогать. В голове царила абсолютная пустота, достигнутая интенсивным физическим трудом. Весь день мы со Сторожем потратили на укрепление позиций, рытье окопов и улучшение, во всех возможных смыслах, пулемётной позиции. До проведенной нами работы, она напоминала избушку лешего с завалившейся крышей. Причем, судя по внешнему виду избушки, леший не посещал своё обиталище последние года три. Теперь, с укрепленной дополнительными опорами крышей, выложенными снарядными ящиками стенами, она, по меткому выражению Сторожа, выглядела так, что на входе не хватало только золотой таблички с выведенной надписью "Пулемётка". Хотелось пойти и завалиться спать. Вот только смысла в этом не было никакого. Оставался примерно час до смены постов, и как раз была моя очередь заступать на следующие два часа. У меня ещё оставалось немного времени, чтобы насладиться долгожданной возможностью отдыха, после чего спуститься в блиндаж и вскипятить себе чай. На горизонте расцвел небывалой красоты закат. Отсюда вообще открывался невероятно живописный вид. Позиция шла вдоль края леса, укрываясь под сенью деревьев. Впереди же расстилалась, ровная как стол, степная поверхность. Сейчас, в начале апреля, она была покрыта короткой щеткой зеленой травы. Справа от степной красоты лежала Катериновка, хороша различимая отсюда красными крышами своих коттеджей, слева лесополоса, за которой скрывалась Попасная. Далеко впереди, среди складок местности, невысоких холмов и глубоких оврагов растянулись позиции врага. По ночам, из глубины их позиций растягивались в ночном небе сполохи реактивных ракет, бивших по нашим окопам и укреплениям. Маленькие черточки мин и трассирующие очереди, словно мазки на картине художника. Словно связывающие нас нити, или щупальца гигантского спрута, который ворочаясь в чутком сне своем, выстреливает их в надежде захватить раздражающую его добычу. Но потом оказывается, что у добычи тоже есть щупальца. И так изо дня в день. Солнце опускалось всё ниже и ниже, скатываясь прямо за позиции украинских войск. Вот бы прокатилось оно по ним своим огненным жаром, и мы бы разошлись по своим домам. Но солнце не занимает ничьей стороны. У него свои небесные дела. А нам оно оставляет грязь, смерть и усталость. Димка с Джином сидели рядом и обсуждали какие-то тактические хитрости. Джин активно жестикулировал, и указывал в сторону неприятеля прицелом от снайперской винтовки, который он привез с собой из увольнения. Димка слушал и периодически отпускал свои реплики по обсуждаемой теме. Мальчик сидел неподалеку и копался в своем телефоне. Женька со Сторожем были в блиндаже. Сторож вот уже час как сидел на тапике. А Женька занимался кулинарными делами. Всё было благостно и спокойно. Но сосущее чувство тревоги, угнездившееся в глубине моего сердца, не отпускало меня. Как назойливый писк комара, не дающий тебе расслабиться. Знаете, когда ты предвкушаешь некое тревожное событие, словно пружина сжимающаяся все туже и туже внутри тебя. Вчера, во время нашего похода на Малину, Сержант спросил, не желает ли кто-нибудь пойти добровольцем в штурмовые отряды? Такие вопросы звучали и раньше. Но когда они звучали раньше, на лицах вопрошающих всегда светилась ухмылка, которая четко говорила о том, что вопрошающий и сам понимает, что добровольцев он здесь не найдет. Сержант тоже улыбался. Но было в его лице что-то еще. Что-то, что он усердно прятал за этой улыбкой. Что-то что не давало мне теперь расслабиться, и терзало отдаленные уголки моего сознания, как зуд терзает больного. Возможно, что причина была в том, что хоть он и улыбался, задавая свой вопрос, но глаза его были абсолютно серьёзны.

У Джина зашипел «Байкал» и он, прервав свою тираду на полуслове, зажал тангенту. - Слушаю. - Джин. Подойди к тапику. Срочно, - зазвучал в эфире голос Сторожа. И с меня сразу же слетели последние остатки благодушия, а в груди началось ледяное покалывание. Джин шел в блиндаж, а я почему-то уже твердо знал, с чем он вернется обратно. Димка наклонился в мою сторону. - Ты звонить сегодня не ходил? Я покачал головой. - Когда бы? Весь день на пулемётке и в окопах корячились. Завтра сходим. Едва я договорил, как из блиндажа вышел Джин, посмотрел на нас, и мгновение промедлив, двинулся в нашу сторону. Я смотрел, как он приближается, и уже слышал то, что он скажет через 5 секунд. Говорить он начал, не дойдя до нас два шага. - Так. Указание поступило. Выделить по два человека с позиции в отряд. Отряд уходит утром. В Новоалександровку вроде. На помощь. Сразу говорю. Сказали, что штурмовать ничего не надо. Просто помогать. Джин еще не договорил, а я уже чувствовал, как моя кровеносная система переполняется адреналином, и у меня начинают подрагивать пальцы рук. Когда говорят: «Штурмовать ничего там не надо», это значит, что там придется штурмовать. Это то же самое, когда говорят: «Идите. Там никого нет». Это значит, что там точно кто-то есть, и этот кто-то знает, что ты к нему идёшь. На меня никто еще не смотрел, меня никто еще ни о чем не спрашивал. Но в моем мозгу уже зажегся огонек, наполняя тело каким-то нездоровым весельем. И это напугало меня даже больше, чем начавший подниматься в сознании страх. Сначала Джин обратился не ко мне. Сначала, он задал этот вопрос другому. - Поедешь? Другой покачал головой и проронил: - Джин. Я не хочу умирать. Джин скривился и сказал: - Так никто не хочет. И я не хочу. Чего сразу умирать? Там просто помочь нужно и всё. Потом он посмотрел на меня. Я встал. Мы смотрели друг другу в глаза. Вопрос можно было и не задавать. Но я молчал. И Джин его задал: - Данька. Поедешь? Никогда не знал, что отвечать на такие вопросы. Тем более сейчас. Я пришел на пятый несколько дней назад. На штабе наше отделение раскидали по разным позициям, и в первый день я чувствовал абсолютное одиночество. Те люди, с которыми я прошагал столько времени, вдруг оказались отдельно от меня. Рядом не было Изи, Синьки. Хорды и Раската. И Серёги. Но прошло несколько дней, и я немного обвыкся. Узнал, где находятся мои парни и выяснил, что периодически могу навещать их. Да и здесь оказались славные люди. Джин и Сторож. Димка и Лёха. Женька. И вот теперь передо мной в полный рост встала перспектива того, что нужно вновь ехать неизвестно куда, и, судя по лицу и взгляду Джина, ехать не в зону релаксации и медитативного отдыха. Можно было отказаться. Можно было сказать да. Но нет в таких ситуациях я не говорю. А сказать да, у меня не поворачивался язык. Просто сказать да, мне не давал страх. Да, мне было страшно. Но я знал, что есть вещи и пострашнее, чем то, что мне предстояло. И я не хотел с ними сталкиваться. Поэтому я качнулся с пятки на носок, и, пожав плечами, ответил: - Надо, поеду. Джин еще 5 секунд смотрел мне в глаза, а потом протянул мне руку. - Спасибо. - Да хорош тебе. – Я пожал его руку и сказал, - Ладно. Пойду чая попью. А то мне на пост скоро. - Давай. – Джин оглядел остальных и скомандовал, - Давайте тоже рассасывайтесь. Нечего здесь торчать. Темнеет уже. После чего взял в руки «Байкал» и бросил в рацию: - Пятый. Передай на Малину, что от нас Данька и Повар. Через секунду голос Сторожа подтвердил: - Принял. Я посмотрел на красную полосу заката. Как и всегда в такие моменты, воздух стал нестерпимо сладок, жизнь беспредельно прекрасна и хороша, каждый кусочек природы немыслим в своем великолепии. Я прекрасно знал это чувство. Его название состоит из четырех недлинных слов. Я не хочу умирать. Но хоть мне и было страшно, у меня не было ощущения, что я умру. Только лишь осознание того, насколько хороша жизнь. Я постоял еще мгновение и отправился в блиндаж.

В блиндаже было тихо, уютно и светло. Пахло едой, оружейным маслом, огнем и деревом. На Пятом вообще был очень уютный блиндаж, который понравился мне сразу. Джин крайне строго следил за порядком, вплоть до того, что если кто-то оставлял после себя грязную посуду, найти её он мог уже на улице. С первого взгляда было видно, что здесь уже продолжительное время живут люди, которые относятся друг к другу с уважением. За несколько дней своего здесь пребывания, я постарался принести как можно больше пользы для этого места. Во-первых, потому что я не люблю сидеть без дела, а во-вторых, когда ты занят делом, весь твой мыслительный процесс сосредоточен исключительно на нем. А поскольку я тосковал по своим ребятам, работа было прекрасным способом отвлечься от этой тоски и сработаться с новой командой. Сейчас мои мысли снесли все выстроенные в сознании преграды, и гудели в голове подобно диким пчелам, налетевшим на цветочную поляну. Даже раскаленная металлическая кружка с чаем, которую я обхватил двумя руками, не особо меня отвлекала. Кто другой уже заработал бы себе ожог, но мне нравилось ощущения горячего металла в руках. Конечно, после 24-го февраля я приучил себя пить чай любой температуры, но это вовсе не значило, что я перестал любить кипяток. Персик потянулся на лежаке и прижался к моему боку, отвлекая на себя внимание. Я погладил его по голове, почесал за ушами и, взглянув в глаза, в который раз уже задался вопросом. О чем думают кошки? Понимают ли они, что происходит? Когда даже я понимаю это очень условно. Димка вошел в блиндаж и сев на соседнюю лежанку начал расшнуровывать берцы, периодически поглядывая на меня. - Как это вы так быстро соглашаетесь? Я посмотрел на него и спросил: - Ты это о чём? - Ехать туда. У меня вот запасной жизни нет. - А, ты об этом. - я отхлебнул чай из кружки, - Всё просто же. Если я не поеду, значит поедет кто-то другой. И там с ним может что-то случиться. И я всё время буду думать о том, случилось бы это со мной, если бы я поехал вместо него. Лучше уж я сам поеду. Димка покачала головой и, бросив берцы под лежанку, растянулся на ней во весь рост. На лице его было крайне болезненное выражение. - Спина опять? - Да достала. Джин вошел в блиндаж и поставил автомат в оружейку. - Дима. Шо ты опять там стонешь, как старый дед? - Джин. Спина уже достала. Джин уселся напротив меня и стал разуваться, не прекращая дискуссию: - Спина. У нас с Данькой вон тоже спина. Пободрее нужно быть как-то. Да, Дань? Я пожал плечами: - Не знаю. Мне нормально. Джин переключился на спускающегося в блиндаж Женьку, принесшего с собой дров. - Женя. Аккуратнее. Ты же так перетрудишься. Что ж ты делаешь? Ты береги себя. Не переутомляйся. Женка как всегда отмахнулся и начал разбирать свой вещмешок. Я знал, что делает Джин. Он пытался разговором вскрыть повисшую в блиндаже, тягостную атмосферу. Как острым ножом разрезают опутывающую тебя леску от ПТУРА. Я слушал его, кивал, но не особенно вникал в суть и предмет разговора. Мне не давала покоя мысль, назойливая как комар в летний вечер. Но я не мог её распознать. Она крутилась на границе сознания, и настойчиво привлекала моё внимание. К сожалению, я пока не мог четко выделить её из вороха прочих, гудящих мыслей. - Женя. Ты смотри там. Особо не лезь никуда. Понял? Джин вновь обратил своё внимание на Женю. - Джин. Ну, куда я там буду лезть? Джин удивленно распахнул глаза и обратился ко мне: - Куда. Здесь-то не может, чтобы никуда не попасть. Пошёл мусор выносить и то едва не убили. Я ответил вопросительным взглядом. Скорее, чтобы Джину было о чём говорить, чем потому что мне и правда было интересно. - Ты не знаешь историю эту что ли? – Джин весь аж взмыл в предвкушении. - Нет, - улыбнулся я. – Пока не знаю.

- Тю. Вот это чудо, - Джин показал рукой на Женьку. – Решило ночью вынести мусор. Видно мешал ему. До сих пор не понимаем, чего ему в голову взбрело. Схватил пакет и пошёл. А тут как раз пост наверху меняем. Ну и один сменился, а другой только поднимается туда. Встал. Стоит. Врагов ждет. И тут из темноты Женя, который мусор вынес и идет с чистой совестью в блиндаж. Ну и началось. Стой! Кто! Куда! Чуть не пал смертью храбрых, из-за чистоплотности своей. Блиндаж катался от смеха. Димка смеялся и кряхтел от боли, Сторож хохотал, прижав к груди трубку тапика, у меня от смеха побежали слезы. По-моему даже Персик начал улыбаться. Женька смотрел на нас как на дураков и пытался что-то сказать. - Ой, Женя, - махнул рукой Джин.- Молчи лучше. Собирай вон вещи. Джин посмотрел на меня и подмигнул: - Ты там присматривай за ним. - Хорошо, - сказал я сквозь смех и слёзы. – Считай, что договорились. - Если чай допил, иди Лёху меняй. А то он там уснул уже поди. Я вытер лицо полотенцем, помыл кружку, оделся и, взяв пулемет, отправился наверх.

Солнце село. Царила звенящая тишина, раскинувшаяся под небом полным звёзд. Не было слышно ни взрывов, ни автоматных очередей. Всё было необычайно тихо и благостно. Как бывает перед грозой или бурей. Я кивнул Лёхе и молча встал на пост, поставив пулемёт рядом с собой, у ветвистого дерева. Лёха снял с дерева висящую на нём флягу, отдал мне рацию и, по скрипящим ступеням, потопал в блиндаж. По лестнице, которую как раз сегодня мы со Сторожем немного модернизировали, сделав её более удобной для ходьбы. Ночной холод уже занимал свои позиции и изо рта вырывался парок. Стоять мне здесь было два часа. Недостатка в мыслях не было. Как и в тревогах. Что будет завтра? Куда поедем? Что будем делать? Кто ещё едет? Стоп! Вот оно. Кто едет ещё? Едет ли Серёга. В принципе, узнать это было очень просто. Нужно было спуститься в блиндаж и запросить Лесника. Но как я уже сказал, стоять мне здесь было ещё два часа. Да и время сейчас было такое, что по кабелю всё время кто-то общался. Отдавали распоряжения на завтрашний день, утрясали рабочие моменты и так далее. Занимать эфир было не самой лучшей идеей. Нужно было немного подождать. Пару часов. Лестница снова заскрипела, и наверх поднялся Сторож. Посмотрел на меня и отправился в темноту за моей спиной. Чтобы вернуться через несколько минут и остановиться рядом. Хоть было и темно, но я как-то сразу рассмотрел его напряженное, неловкое выражение лица. И мне самому стало неловко. Знаете, как это бывает, когда человек хочет что-то сказать тебе, но не знает что. И ты не знаешь, что тебе делать. Что говорить самому. Я хлопнул его ладонью по плечу: - Всё нормально, Серёга. Всё будет хорошо. Он посмотрел на меня и скривился как от боли: - Я тебя только прошу. Вперёд там не лезь. Я усмехнулся. - Ты кому это говоришь то? - Да вот поэтому и говорю, - бросил он сердито. – У тебя дети! Если что случится, кому они нужны будут? - Никому, - согласился я. – Как и случись что с нами, кроме наших родных, мы никому не будем нужны. - Вот и я про то. Капиталисты воюют, - применил Сторож выражение, которого я не ожидал от него услышать. – А наше дело здесь уцелеть. Всё равно это всё закончится однажды. Главное с этим справиться и домой вернуться. - Да уж. Закатим гуляние, когда вернемся. Сторож улыбнулся, и в его прищуренных глазах заискрились ночные звезды: - Ну, зеленого змия еще никто не победил. Ладно, православный. Пойду вниз. А то там Джин на тапике слушает, как кто-то с соседней позиции требует от Сержанта гарантии, что если он завтра поедет, то обязательно вернется обратно. - О как! – хохотнул я. – Ты там передай Джину, что если Сержант будет такие гарантии раздавать, пусть он на меня одну возьмёт. Сторож согласно похлопал меня по плечу и ушёл. Все два часа моего дежурства стояла тишина, не нарушенная ни одним выстрелом, словно противник тоже был занят какими-то тяжелыми мыслями. Через два часа меня сменил Женька и я, сгорая от нетерпения, отправился в наше обиталище. Джин спал. На тапике сидел дремающий Дима. - Дим. А разреши я с Лесником свяжусь. Димка протянул мне трубку. Я зажал тангенту: - Лесник ответь Пятому. Через 5 секунду усталый, сонный голос зазвучал в трубке: - Пятый. Лесник на связи. Я выдохнул и спросил: - Лесник. А там такой боец как Заика едет завтра? - Дань. Это Денис. - О, Денис. Извини, не узнал. - Да ничего. Да, едет. Как узнал, что ты поедешь, тоже сразу согласился. Я улыбнулся: - Отлично. Не скучно будет. После секундной паузы, трубка голосом Дениса ответила: - Он то же самое сказал. Я почувствовал, как у меня теплеет на сердце. - Хорошо. Доброй ночи. - Доброй.

Я отдал Димке трубку и уселся на лежанку. Все мои тревоги, все мои дурные мысли и ощущения после услышанной новости моментально пропали. В груди разливалось успокаивающее тепло и предчувствие приключения, которое запомнится мне на очень долгое время. Теперь я точно знал, что всё будет хорошо. Что мы обязательно уцелеем и вернёмся обратно. Я знал, что утром увижу Серёгу. А с ним, я мог отправиться куда угодно. Главное, что там мы будем вместе, а значит, нам будет весело и интересно. Я почувствовал себя ребенком, которому объявили, что завтра к нему на целое лето приезжает его самый близкий друг. И неважно, что там ожидает вас двоих этим летом. Главное, что двоих. Я разделся, торопливо собрал рюкзак и, пожелав Димке хорошего дежурства, провалился в мягкий сон без сновидений.

Я проснулся за пять минут до назначенного мне времени. Проснувшись, я почувствовал себя черепахой, которой бушлат заменяет панцирь. Вылезать из панциря не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Хотелось свернуться в клубок поплотнее, чтобы бушлат обогревал как можно большую площадь тела, и закрыть глаза. Джин прикоснулся к моему плечу. - Данька. Просыпайся. Пора выдвигаться. Я рывком сел на лежанке и откинул бушлат. Сторож уже был одет и сидел на тапике. Женька тоже только проснулся и как всегда медленно приходил в себя. - Да я уже несколько минут не сплю, Джин. Вставать просто не хочется, - пробурчал я. Джин заглянул мне в глаза и участливо положил руку на плечо. - Нормально всё? - Ага. Чувствую себя молоденькой, московской блондинкой, которая волнуется перед первым своим отпуском на Бали. Я когда нервничаю, мои речи становятся очень длинными и пространными. Очевидно, это способ регуляции психики такой. Не помогает, но я его не бросаю. А вот если я начинаю петь в сложной ситуации, значит, что предыдущий этап уже пройден. А пою я так, что это вполне может сойти за неконвенциональный тип оружия, с особой жестокостью примененный к противнику. Собирать мне было нечего. Всё, что надо, я собрал еще вчера. Единственное, что я добавил к собранным вещам, это котелок и пачку чая, выданную мне Джином. Завтракать сейчас я не хотел, да и не смог бы. Во-первых, времени уже не было, а во-вторых, мой желудок нервничал больше, чем я сам. Поэтому я оделся и ждал, пока соберётся Женька. Как только всё было готово, Джин поднялся и отдал команду выдвигаться. На улице было сыро. Раннее утро только забрезжило легким розовым светом на границе неба. Всюду лежали капли росы, в каждой из которых отражалась туманная действительность наступающего дня. Стояла звенящая тишина, иногда прерываемая голосами лесных птиц, которые в отсутствие выстрелов и разрывов, безраздельно властвовали в пространстве звуков. Путь на Малину лежал через железную дорогу, лесок и большую площадь открытого пространства, со всех сторон от которого лежали лесополосы. Через несколько дней, когда весна войдет в силу, здесь будет невероятно красиво. Полевые цветы, покрывающие зеленые просторы, волнами накатываются на одетые в зеленые сережки распускающихся листьев леса, чтобы остановиться у них, как у волнорезов. Голубое безоблачное небо, нависшее над этими пространствами как перевернутая чаша из тонкого стекла, которую лишь неведомая сила удерживает от того, чтобы она не улетела в безграничную высь космоса. Сейчас же всюду висел туман, похожий на плащ-дождевик изрытой земли, в который она старалась укутаться, как в спасительный кокон. Разговаривать особо не хотелось, поэтому тишину нашего похода нарушало лишь наше дыхание и стук патронов в пулемётных коробах, ленты которых я забил вчера. Я наслаждался всем, что меня окружает. Мне и правда нравились вот эти походы с оружием, по зеленеющим просторам Попаснянских лугов. Я вспоминал о том, как будучи мальчишкой, мечтал об этом. Походы, битвы, оружие. Княжеские дружины. Верные друзья. Мечты сбываются. Радуйся тому, о чём просил когда-то. Завтра может не быть и этого. Стоит ли тратить на уныние минуты своей жизни, если они всегда могут оказаться последними? Я так не считаю. А поскольку потратить их пока было больше не на что, я тратил их на наслаждение жизнью и окружающим меня миром. Так вот под наслаждение жизнью, мы и дотопали до Малины. Часовой на воротах уже встречал прибывающих, и молча открыл нам калитку во двор, в котором уже царили движение и суматоха. Мы явно пришли не первыми. Но в сумраке было никого не разглядеть, поэтому я встал в сторонке и стал ждать ясности и ценных указаний командного состава. Которого я пока не наблюдал. Едва лишь я об этом подумал, как из дверного проема штаба нашим взорам явился Сержант.

Когда я первый раз увидел Сержанта, я сразу подумал, что если бы я был художником, то именно с таких людей я писал бы портреты офицеров. Поскольку он полностью воплощал мои представления об офицерском облике. Высокий, стройный, и обладающий изрядной долей харизмы. Человек, которому военная форма идет куда больше, чем гражданские одеяния. С открытым взором серых, почти всегда смеющихся глаз. Тонкие черты лица и высокий лоб только подчеркивали общее впечатление. Как и руки, которые он держал в карманах, придавали всей его фигуре отчетливый образ уверенности. Сейчас в его движениях, во всей его фигуре, просматривалась скрываемая тревога. Тревога командира роты, который отпускает солдат куда-то, куда сам с ними не идёт. Он подошёл к стоящим бойцам и что-то начал им втолковывать. Я не стал и подходить. Конечно, можно было бы подойти и задать массу вопросов. Но я уже знал все ответы. Так стоит ли понапрасну суетиться? Через калитку вошла очередная партия прибывших бойцов, с которыми нам предстояло составить один отряд. Лиц я так и не мог рассмотреть в утренних сумерках, но один из них практически сразу направился ко мне. - Здоров, братан. Ну, шо тут? Я, рассмотрев наконец лицо говорившего, не смог удержаться от удивленного восклицания: - Синька! Братское сердце! Здорово! И ты с нами тоже? Синька, как всегда уставший от всего происходящего, махнул рукой и прислонился плечом к дереву. - Такой же, как и ты. Недавно зашли же на позиции. А там пацаны уже давно стоят. Своих же не хочется посылать. А мне там тоже как-то не очень. Как будто чужой. Я улыбнулся и ободряюще хлопнул его по плечу. - Ничего, братан. Зато вместе не скучно. Синька посмотрел на меня так, как смотрел уже много раз. Как на хорошо знакомого, привычного, но всё равно опасного психопата. - Чему радоваться, особо непонятно. Я уже говорил. Игра эта увлекательная, но непродолжительная. - Надеюсь дойти до логического завершения. - Так мы до логического завершения, можем хоть завтра с тобой дойти. Или сегодня. Я поморщился. Это тема была для нас обычной, все реплики давно знакомы, поэтому и реакция моя была такой же. Это как в танце. Партнеры прекрасно чувствуют еще не начавшееся движение партнера. - Чего стоим? Что обсуждаем? - словно из ниоткуда возник, сверкающий лучезарной улыбкой Директор. - Серёга! – я заключил его в объятия со всей доступной мне силой.- Ты где ходишь? Мы тут с Ромой уж без тебя собрались ехать. - Да поздно вышли. – Серёга пожал плечами. – Сопровождающие наши долго собирались. Так, а в Новоалександровку всё таки едем? - У командующего иди спроси, - кивнул Рома в сторону Сержанта. – Мы тут такие же. И знаем, что и ты. - Так! Построились в две шеренги, - скомандовал Сержант. Я схватил ПК, и отправился в строй. Как мы строились, это слёзы паркетных генералов. Построение, это вообще отдельная наука. Я за два года военки хорошо это усвоил. А тут еще люди из разных взводов, отделений. Друг с другом мало взаимодействовали в этом отношении. Под любое спонтанное построение больше всего подходило слово - бардак. Не строй, а мешанина какая-то. Сержант терпеливо выждал пока мы примем хоть какое-то подобие геометрической фигуры, очень внимательно посмотрел на нас и приступил к вводным: - Сейчас приедет машина, вы погрузитесь и поедете в населенный пункт Новоалександровка. Там вас встретит комбат. Населенный пункт – наш. Сейчас продолжается работа в направлении Попасной. Как мне сказали, вы будете помогать штурмующим отрядам. Сами штурмовать ничего не будете. Больше мне никто ничего не объяснял. Патроны у всех есть, всё есть? Нестройный гул голосов ответил, что всё есть, в полном объёме и вообще всё в огнях, товарищ капитан. Мол, мы готовы и опасны.

Сержант еще раз обвёл нас всех взглядом и закончил: - Давайте, мужики. Вперёд там особо не лезьте. Задачу выполнили, помощь оказали и обратно. Мы тут вас ждём. Так что смотрите. Аккуратнее. Друг друга берегите. Без геройства. Кто там вчера от меня гарантий требовал? Успокоился уже? Я тебе понятно объяснил? В ответ на это Шахтёр из строя завёл шарманку о том, что он не должен никуда ездить, пока ему всё не объяснят. И началась старая, добрая перепалка с командованием. Всегда приятно понаблюдать со стороны. Но тут послышались гул и рычание автомобильного двигателя, и к ступеням крыльца был подан лимузин русского пехотинца, автомобиль Урал. Тентованный. Шик и красота. Я не выдержал и изрёк фразу, которую всегда мечтал произнести в детстве: - Бойцы. По машинам! И бойцы, посмеиваясь, направились к автомобилю. Вообще погрузка в Урал, как и путешествие на нём, это отдельная история, достойная, как минимум, двухчасового спектакля и нуждающаяся в сопровождении различными спецэффектами. Суть в том, что Урал не так велик, а вот людей, которые должны в нём разместиться, почему-то всегда много. Как и поклажи у этих людей. К сожалению, теорема Пуанкаре-Перельмана, которая объясняет многие загадки науки и жизни, это противоречие не разъясняет. Я думаю, это оттого, что Пуанкаре с Перельманом ни вместе и ни по отдельности, не перемещались на тентованных Уралах по ЛБС. Иначе бы наверняка попробовали разобраться, в чём тут дело. На самом деле, всё просто. Машин мало, а людей перемещать как-то нужно. Знаю, знаю, по телевизору сказали, что в армии есть всё необходимое. Я тоже всегда верю телевизору. Люди там серьёзные, и обманывать своих зрителей не должны. Как говорит один очень серьёзный гражданин из командного состава, который тоже никогда и никого не обманывает: "Это же не по-христиански". Так что я уверен, что в какой-то армии на планете Земля, есть абсолютно всё. Но к счастью, нам с этой армией встречаться не доводилось. Тут с одной хотя бы разобраться. Но перспектив сделать это в ближайшее время не просматривается. Возможно потому, что я не очень хорошо вижу, а возможно потому, что их просто нет. В любом случае, сейчас нужно было поудобнее разместиться в Урале самому, и по возможности помочь разместиться ближайшим соратникам. Соратникам проще. У них автоматы. Мне сложнее. Пулёмет вещь полезная, но по сравнению с автоматом, более габаритная. Не говоря уже и про БК. Но с горем пополам разместились. Хорошо, когда есть рюкзак, который можно бросить на дно кузова и усесться прямо на него. Почти что пуфик. Как в лучших салонах Парижа. Сели мы поближе к кабине. Конечно, так меньше шансов при попадании под обстрел, зато более удобно. Умирать когда-нибудь нам всем придется, а вот пока живешь, лишний комфорт никогда не лишний. Наконец распределение мест закончилось, и мы приготовились к движению. Все обменивались какими-то репликами друг с другом, и в кузове царила атмосфера среднестатистического пчелиного улья. Я посмотрел на улицу и увидел провожающего нас Джина. Махнул ему рукой, и, улыбаясь, крикнул, чтобы он не обижал Сторожа, пока меня не будет. Он что-то крикнул в ответ, но тут заработал двигатель и я ни черта не услышал. И вот мы поехали.

Я упер пулемёт прикладом в пол и держался за него, как волшебник за магический посох. Рома, судя по лицу, вовсю представлял себе картины нашего безрадостного будущего, тогда как Директор изучал пейзаж за пределами автомобиля. Не знаю, что он там хотел увидеть. Лично меня уже достали эти бескрайние пределы моей второй родины. Хотя, безусловно, было красиво. Когда в перспективе тебе маячат различные лишения и трудности, жизнь всегда кажется невообразимо прекрасной. Так мы и ехали себе, пока вдруг Рома не произнёс приглушённым голосом магические слова: - Борода. Борода, мужики! Мы с Серёгой подобрались, переглянулись и уставились во все глаза на свою прежнюю позицию, точнее на то, что от неё осталось. Смотреть было особо не на что. Окопов было не видно, а пулемётка, у которой Урал повернул налево, выглядела так, словно в неё на полном ходу влетали танки. Хотя, они же и так в неё влетали. Так что правильно она выглядела. Аутентично. Модное нынче слово. Вообще всё вокруг выглядело аутентично. Даже слишком. Серёга помолчал немного, а потом наклонился ко мне. - После победы, нужно будет тут прогуляться. - Вот с Ромой и прогуляетесь, - усмехнулся я. – А пулемётчики до победы не доживают. Я вообще погрешность в этом уравнении. - А тут вообще кто-нибудь до неё доживёт? – резко бросил Рома. Я наклонился к нему, хлопнул его по плечу и, улыбаясь, произнёс фразу, которая достала уже даже меня: - Рома! Всё будет хорошо. Нам ещё Харьков брать. Рома сжал зубы. Устало поднял вверх глаза и сказал, как выплюнул: - Как же ты мне остохренел с этим Харьковом! А Урал всё ехал и ехал. И это было хорошо! Есть в зоне боевых действий, свои особые сектора. Казалось бы, вот ты на войне. Стрельба, бои, опасность. Но вот ты покидаешь этот сектор и попадаешь в другой. И тебе сразу же хочется вернуться обратно. В ту локацию, из которой ты только что явился. Потому что в ней, ты чувствовал неустанный взгляд той, от которой никому из нас не скрыться. А здесь, в этой локации, куда ты попадаешь, ты ощущаешь не взгляд её, а личное, постоянное присутствие. И сам мир выглядит по-другому. Солнце словно светит через замызганное стекло, облака похожи на грязные, разорванные тряпки. Цвета столь ярки и столь выразительны, что не веришь в правдоподобность наблюдаемого. Словно сама ткань мира истончилась здесь и более не может сохранять свою целостность. Кажется, что еще выстрел или взрыв, и она разорвется, лопнет, обдаст тебя чернильной тьмой и всей сущностью вселенной. И тебе страшно. Как ребёнку, застывшему перед бездной. Ощущающему то, что стоит ему сделать одно малейшее движение, и бездна будет повсюду. И тот страх, который ты чувствовал до того, как оказался в этом секторе, не идёт ни в какое сравнение с тем, что ты ощущаешь здесь. Ты смотришь по сторонам и понимаешь, что здесь нет безопасного места. Смерть может прибрать тебя в любой момент. В блиндаже, в укрепе, с кружкой в руках, или ложкой. Когда ты спишь, в, казалось бы, надежном месте. Надежных мест нет. Весь мир ненадёжен. Потому что он как бы застыл на тонком лезвии и того и гляди развалится, как туман в сжавшейся руке. Какая уж тут надежность? Безопасность. Иллюзия. Тебе вдруг кажется, что ты прибываешь в иллюзии. Смотришь фантасмагорический сон. Потому что этого не может быть в реальности. В реальности такого не бывает. И мозг пытается спрятаться за ощущением того, что это обжигающий бред. Но это есть. И всё, что ты можешь здесь сделать, это быть сильнее смерти. Ежесекундно находить аргументы в споре с ней. Напитать себя жизнью. Чтобы смерть обожглась, при попытке прикоснуться к тебе. Быть островком реальности. Крепкой. Железобетонной. И тогда, у тебя есть шанс отсюда вернуться.

Но одного шанса мало. Нужен ещё шанс, чтобы его реализовать. А это уже два шанса. А такой вариант в этом казино, выпадает не так часто. Поэтому меня всегда удивляли люди, рассчитывающие здесь разбогатеть. Видимо они не знают, что в выигрыше всегда только казино. Я рассчитывал только вернуться. Я рассчитывал, что мы все вернёмся домой. Но попав в эту локацию, я я как-то забыл про свои расчёты, про дом и про вернуться. Зато я начал сильнее ощущать ободряющую тяжесть пулемёта, и присутствие своих друзей. Которые как и я, обозревали окрестности населённого пункта, в который мы как раз прибывали. Первое, на что я обратил своё внимание, были деревья. Если их ещё можно было так назвать. Словно в лесной массив ворвался огромный великан, с интеллектом и энергией трехлетнего ребенка, и начал крушить всё, что попало под его руки, ноги и зубы. Вместо величественных некогда стволов, всюду виднелись огрызки, обломки и древесные останки. При взгляде на этот бурелом мне как-то сразу вспоминалось, что человеческое тело не в пример более хрупкое, чем ствол дуба одного со мной возраста. Как специалист министерства экологии, я находил эту картину вдвойне удручающей. Я даже хотел узнать у главного создателя Красной Книги ЛНР его мнение, о таком варварском отношении к природе, но тут мы заехали в сам посёлок. Точнее, в то место, где он когда-то был. Теперь, здесь осталась только его тень, страждущая и желающая забыться в своём посмертии. Дабы более никогда не испытывать тех страданий, кои ей довелось пережить перед гибелью. Если вы считаете, что населенный пункт страдать не может, значит вы никогда не видели их, практически сметённых с лица Земли, но продолжающих жить и мучаться от невыразимых горести и лишений. Безумный великан уничтоживший деревья, вдоволь порезвился и среди жилой застройки. Оставив от неё лишь смутные очертания того, чем она была прежде. Вот этот кусок стены был жилым домом, здесь стояла хозпостройка, а вот эти куски шлакоблока, придавившие металлическую конструкцию, являлись останками гаража, машина стоявшая в котором, лежала ныне на дне огненной Смородины. Узок мост через эту реку. Не каждому дано перейти его до конца. Или переехать. И всё это великолепие, освещал свет солнца, пропущенный словно сквозь закопчённое стекло. Словно густой чёрный дым, въелся в сам небесный покров и ничем его было оттуда не смыть. Черные, пухлые тучи гуляли по небосводу, грозя вылить этот дым обратно на исстрадавшуюся землю потоками дождя. И не будет этому ни конца, ни края. И будет лишь дым и дождь. И мы как мифические эйнхерии будем сражаться друг с другом до скончания веков. Созерцание окружающей обстановки, придавало моим мыслям довольно странное направление. И всё таки, несмотря на все ощущения и тягостные эмоции, я не чувствовал того, что останусь на этом клочке земной тверди. Словно в моей фляге вместо воды, плескалась божественная амрита, дарующая мне надежду на бессмертие. Амриты там не было, но и предчувствия неминуемого, скорого окончания моей жизни, так же не ощущалось. Тревога осталась, но это была тревога человека, стоявшего у клетки со львом и видевшего, что замок в клетке сломан и лев может выскочить в любой момент. Но я в одно мгновение уверился в том, что я сильнее этого льва. И успокоился. Как раз к тому моменту, когда мы прибыли на место. Под штаб нашим командованием был определен комплекс строений, чудом уцелевших в развернувшейся здесь пляске огня. Несколько домов, гаражей и хозяйственных построек. Едва мы выгрузились из транспортного средства, как нас оперативно сопроводили в двор штаба, где кипела и бурлила жизнь. Туда-сюда сновали люди с оружием и без, таскались ящики, мешки, баклажки с водой, портпледы с зарядами для РПГ, в которые Директор тут же вцепился взглядом. Цинки с патронами и без стояли по всем углам, как и пустые ящики из под БК.

Где-то вне зоны видимости надрывался голос Ювелира, требующего от неких союзников активных действий. Не успел я осмыслить происходящее, как началась классика обращения с личным составом в зоне боевых действий. Из ниоткуда перед нами, столпившимися под открытым небом, вырос некто и начал орать: - Какого хрена встали здесь?! Демаскируете позицию! Рассосались! В дом заходите быстро. Не успели мы послушаться бодрых наставлений гражданина в форме без опознавательных знаков, как точно такой же гражданин, возможно даже родственник только что оравшего, вылетел из указанного дома и встав на пороге, тоже начал орать: - В какой, к чёрту, дом?! Пусть вон в гараж идут и сидят там. Не хрен здесь делать! После такого напора и ряда безапелляционных заявлений, мы дружно покосились в сторону гаража, в который нам было велено идти. И поскольку оттуда никто не выскочил и новых ценных указаний не отдал, мы отправились прямиком в данное строение. Оказалось, что при приближении к гаражу, мы приближаемся и к источнику голоса комбата. И едва я об этом подумал, как тут же увидел и его самого. Собственно с тех пор, как он стал нашим командиром, я его чаще слышал, чем видел. Особых сожалений по этому поводу я не испытывал, да и не испытываю до сих пор. Если бы помимо того, что я его практически не видел, я бы ещё также редко его слышал, настроение моё бы от этого нисколько не пострадало. Последний раз мы виделись, когда он ещё был нашим ротным. Времени с того момента прошло предостаточно. Причём судя по его облику, для нас это было разное количество времени. Хотя, это я просто не видел сейчас свою морду. Уверен, что тоже не шибко то помолодел. Во всяком случае, никак этого не ощущал. Но комбат выглядел значительно прибавившим в годах. Седины добавилось, и он словно стал ещё грузнее, чем прежде. Сейчас, находясь за столом под импровизированным навесом укрытым масксетью, сжимая в руке рацию и изучая расстеленную перед ним карту, ни на секунду не останавливая радиопереговоры, он походил на командующего целым фронтом. Хотя, фронты бывают разными. У каждого он свой. Голос его стал более хриплым, но энергии своей не утратил. В целом выглядел он довольно бодро и я бы перестал за него переживать, если бы вдруг когда-нибудь вздумал начать это делать. В гараже царил густой сумрак, всё пространство было заставлено ящиками всех форм и конфигураций, но одного при этом цвета. Мы с Серёгой и Ромкой побросали свои вещи в одну кучу, и немедленно расположились отдохнуть. Серёжка бросил к вещам свой небольшой, зелёный рюкзак и я не преминул узнать: - Серёга. А ты его специально под мобилизацию приобрёл? Серёга проследил за моим взглядом и покачал головой. - Я с ним в лазертаг играю. - Вот вернёмся, будем вместе играть. Рома посмотрел на нас и спросил: - Не наигрались ещё? - В лазертаг я вообще никогда не играл, - отмахнулся я. - Мы вон с Серёгой ещё на игру в Ростов поедем. Когда она там кстати? - В конце апреля, - пробормотал Директор, уже успевший немного задремать на своём ящике. - А, нет. Её же на осень перенесли. - Да, - задумчиво произнёс я, - до осени можем и не успеть. Нам же ещё в Харьков ехать. Рома одарил меня равнодушным взглядом. Видимо эта заезженная уже шутка, перестала приносить ожидаемый мною эффект. Или обстановка была не та. - Ты сначала отсюда уедь, - предложил он. - А то не знаю как Харьков, а по-моему и здесь есть шансы без башки остаться. - Если бы у нас была голова, мы бы здесь и не оказались, - сквозь дрёму пробормотал Директор. - Я в шоке, - осклабился я, - от того, какие бездуховные личности меня окружают. Серёга! Ты же учёный. Смотри на мир шире. Серёга никак не отреагировал на мою тираду. Рома отреагировал так, как всегда реагировал на доставшие его реплики: - Пошёл ты знаешь куда, со своим миром! Сейчас отправят куда-нибудь. Вот там и будешь умничать. - Ага, - согласился я, - например в Харьков.

Рома открыл рот для ответа, но сказать ничего не успел. В гараж влетел один из тех, кто орал на нас во дворе, а может это был ещё один их дальний родственник, и тоже начал орать: - Какого хрена расселись здесь? Давайте на улицу. Вещи здесь оставляем. Оружие с собой. Бегом к Ювелиру. Шевелитесь! - Рома, - обратился я к Синьке, пока мы вставали с мест. - Какого хрена они орут всегда? Ответ был просто и лаконичен: - Потому что они дебилы! - Да. И зачем я такие очевидные вопросы задаю? Глупею видимо. Серёга. Рюкзак не трогай, - сказал я поднимающемуся и трущему глаза Директору. - Вещи сказали оставлять. Только оружие и бк берём. Серёга пожал плечами и мы потопали к выходу. На выходе я пропустил вперёд парней, и выходя за ними следом, нос к носу столкнулся с Ювелиром. Он замер на месте и изучив меня секунду спросил: - А вы новенький? Недавно в роте у нас? Я слегка...хм, удивился и ответил: - С хрена ли вдруг? Я с Бороды ещё! - С Бородыыы, - протянул Ювелир. Взглянул на меня ещё внимательнее, но, судя по лицу, так и не вспомнил. - Ладно. Проходите. Я прошёл следом за всеми под навес, где перед этим наблюдал радиопереговоры комбата, и найдя себе место уселся на подлокотник старого кресла, уперев пулемёт прикладом в стопу левой ноги. Окинул взглядом лица парней, и увидел лишь тупую усталость и какую-то обречённость. Лишь Шахтёр что-то нашептывал в ухо сидящему рядом с ним бойцу. Не прошло и двадцати секунд, как под навес вернулся Ювелир. Следом за ним пришли ещё несколько человек, больше всех из которых выделялся высокий, худой парень в горке с радиостанцией. На военного он похож не был. Даже с учётом того, что из нас никто не был похож на военных. Скорее на бандитов Батьки Махно. Но он всё равно чем-то выделялся. И не чистотой формы или лица, а неким общим впечатлением. Больше всего он был похож на студента, у которого богатый и влиятельный отец. Через некоторое время я понял, что во второй части я в целом не ошибся. По сравнению с нами, у него действительно был влиятельный и состоятельный "отец".

Один из пришедших почти сразу же обратился к нему: - Гунька. Давай связь. Гунька снял форменную куртку и начал колдовать со своими приборами. В это время где-то рядышком с нами, несколько раз приземлилось что-то тяжёлое и громкое. Даже строение наше качнулось. Ювелир выматерился и зло бросил что-то в "Байкал", который держал в руке. Я не расслышал, поскольку во все глаза смотрел на то, что там делает Гунька. Понимать его действий я не понимал, но было интересно. И тут комбат наконец обратился к нам: - Значит так, парни. Вы прибыли сюда помогать нам разбираться с текущей обстановкой. Ситуация здесь сложная и опасная. Будет очень непросто. Вас будут убивать всем подряд. Танками, самолётами, градами, пушками. Вернутся обратно из вас не все... Когда ты слышишь от командования такие ободряющие речи, выход только один. Оставаться на позитиве. Поэтому я обвёл глазами мрачные лица внимающих оратору бойцов, и вернувшись взглядом к говорившему, принялся улыбаться во все имеющиеся у меня зубы. Комбат, вдохновленный своими талантами декламатора и мотиватора, как раз начал новую фразу про нашу скорую и мучительную гибель в пропитанных влагой полях, как вдруг запнулся об эту мою улыбку. Секунду посмотрел на меня, а потом хлопнув рукой по ноге, с некой досадой даже, бросил: - Вот нравится мне пулемётчик. Я такое рассказываю, а он лыбится сидит. Маньяк! От такого комплимента, моя улыбка стала ещё шире. Комбат ухмыльнулся в ответ и продолжил: - Пойдёте со штурмовиками. Там работают наши парни из четвёртой роты, и работают союзники. Будете помогать. Сейчас прибудет ваш командир. Птица. Поступите в его подчинение и будете беспрекословно повиноваться. Сейчас ещё каждый возьмёт бронежилет. Потом, когда будете уходить обратно, бронежилеты оставите там. Чтобы следующие парни пришли и сразу экипировались. Понятно? - А мы вообще надолго здесь? - задал я самый волнующий вопрос. - Когда обратно? - Обратно? Да хоть сейчас. В пакете. А вообще, когда задачу свою выполните. Ещё идиотские вопросы? - обозрел свою благодарную аудиторию комбат. Я хотел спросить ещё что-то, но тут назойливо гудящая мысль, достучалась наконец до активной части мозга и я забыл вообще про всё. Потому что понял наконец, что Ювелир сказал самую важную вещь вот буквально только что. Он сказал, что сейчас придёт наш командир. Он сказал, что сейчас придёт наш командир и мы поступим в его распоряжение. И он назвал его позывной. Он сказал, что сейчас придёт Птица!

Крайний раз мы виделись с Лёшей в Первомайске, когда уходили из Золотого. И я как-то успел позабыть, что оттуда он отправился в Новоалександровку. Хотя надо бы помнить о том, что Птица всегда находится в самой горячей точке нашей зоны ответственности. Я усмехнулся и подумал о том, как тесны фронтовые тропы. Не успеешь расстаться с человеком, как вот снова его встречаешь. Но пока Птицы не было. Зато вместо него во двор ввалилась целая группа разношерстно одетых и вооруженных бойцов. Один из которых, с «мосинкой» в руках, сразу подошел к Ювелиру. - Командир, - начал он, клацая туда-сюда затвором винтовки, - накрылась игрушка. Затвору крездец, - с чувством и воодушевлением закончил он свою тираду. Ювелир взял в руки винтовку и, покрутив, вернул обратно с вопросом: - Да ей сто лет скоро! Ты чего хотел то? Чтобы она еще сто лет работала? Заменим. Боец пожал плечами и шагнул в сторону. А на его место тут же встал другой, и начал что-то вполголоса рассказывать комбату. Выглядел он интересно. В моём представлении так должен был выглядеть командир разведгруппы. Невысокого роста, в отличного качества шлеме и бронике, он чем-то походил на шарик ртути, который тщательно пытается скрыть свою неугомонную сущность. В этом ему очень помогало лицо, спокойное и сосредоточенное на одной задаче, известной лишь его владельцу. И очень мешали глаза. Нет, на первый взгляд они ничем таким не выделялись на его лице. Даже наоборот, они были под стать всему образу. Спокойные, безмятежные, внимательно изучающие всё то, что попадало в их поле зрения. Но я как-то прочёл фразу о том, что глаза – это зеркало человеческой души, и с тех пор стараюсь смотреть в них повнимательней. И вот на самом их дне плескался бесшабашный задор юности, и какая-то лисья хитреца и энергия. Ничего удивительного в этом не было, поскольку на вид владельцу этих глаз был что-то около четверти века. И в лисьей хитреце тоже не было ничего странного, потому что как раз Лисом то он и был, как выяснится в дальнейшем. Да вот буквально через мгновение, когда Ювелир скажет ему: - Молодец, Лис. Отдыхайте пока. БК потом у Егеря получите. Лис кивнул и пошёл со своими бойцами к соседнему дому. Ювелир повернулся к нам и хотел продолжить свой воодушевляющий спич, но его прервали новые посетители нашей уютной фазенды. Я аж снова заулыбался. Проходной двор какой-то. На точку постоянно приходят новые группы, уходят группы. А мы, значит, демаскировали позицию, когда прибыли. Дурдом на колесах. Честно говоря, я уже задолбался тут торчать и хотел побыстрее выдвинуться на наши новые рубежи подальше от высокого начальства. В том числе и потому, что такое сборище в одном месте, очень уж вкусная мишень. Хотелось бы стоять от неё подальше. Но меня как обычно, никто не спрашивал. Пока Ювелир решал какие-то вопросы, под навес вернулся Лис с бойцами. Видимо, вводные по отдыху изменились. Я рассмотрел у Лиса на бронике интересную нашивку и наклонился к Серёге. - Серёга. А что это за нашивка такая? – я кивнул в сторону Лиса. Серёга посмотрел на Лиса, потом на меня, и с недоумением в глазах ответил: - Значок Карателя. Не знаешь что ли? Я покачал головой: - Откуда бы? Я в Лазертаг не играю в свободное время. - А причём здесь Лазертаг? – в Серёжкиных глазах читалась явная укоризна. – Это же из комиксов вообще. Все знают. - Не умничай. Все знают. Все знают, а я не знаю. Того, что я не знаю, на хорошую книгу хватит. Сёрега улыбнулся: - Самомнение у тебя. Того, что мы не знаем, хватит на бесчисленное количество книжек. - Философ, - скривился я, - Сократ, блин. Серёга отмахнулся и показал в сторону Гуньки. Народу под навесом прибавилось. Кроме Лиса и бойцов подошел невысокий, крепкий мужик в годах, с короткой седой бородой. Я его уже видел, когда мы только прибыли. Позывного его я еще не знал, но об этом можно было не волноваться. Надо будет, узнаю.

Они что-то быстро обсудили с Лисом, а потом он подошел к Гуньке, слушающему радиоэфир. - Гуня. Какие там новости? Гуня поднял правую руку и коротко бросил: - Сейчас, Егерь. Минуту. Егерь. Запомним. Пока я запоминал, Егерь устроился в кресле рядом с Гуней и терпеливо ждал. Лис тоже пристроился рядом, а его бойцы расселись под навесом рядом с нами. Пришлось делиться жизненным пространством для удобного расположения, и сразу стало как-то тесновато. Я вообще не понимал, какого чёрта мы здесь делаем так долго. Стоило нас так рано сюда привозить, если всё равно приходится ждать у моря погоды. В этот момент Гунька прервал мои размышления о тщетности бытия: - Союзники начали движение. Заняли позиции. У противника захватили радиостанцию. Слушают эфир. Противник жалуется на потери и просит помощи. Говорят, что сложно держаться. Просят какую-то группу «Карпаты» на помощь. Отлично! Гунька повернулся к нам и глаза его сверкали нечаянной радостью: - Может весь фронт сдвинется. Было бы отлично. Все застыли в предвкушении чуть ли не того, что сейчас Гунька нам сообщит, что война закончена, противник разбит, и можно отправляться по домам. Я то, в принципе, не против такого исхода, но очень уж он маловероятен в данный момент. Не успели мы порадоваться добрым новостям, как примчался Ювелир, уточнил у Гуньки текущую обстановку и велел Егерю пойти посмотреть бк, которое мы должны будем забрать с собой. - Егерь. Сейчас ещё союзники подойдут. Им тоже бк нужно выдать. Из этих вот ящиков, - Ювелир показал на ряд зеленых ящиков стоявших возле нашего навеса, - пусть берут всё, что им нужно. - Да не вопрос. А кто подойдет сейчас? – спросил Егерь. - Дикий с группой своей. Едва только Ювелир проговорил, а я еще не успел подумать о том, что мы все здесь уже дикие и ни разу не домашние, как от ворот донесся шум и голос с ярко выраженным чеченским акцентом. Егерь с Ювелиром отправились навстречу этому голосу, но владелец его подошёл раньше и перехватил их на середине двора. Дикий абсолютно соответствовал своему позывному. Высокий, массивный, с рыжей бородой и экспрессивными голосом и жестами, он походил на неукротимый клубок огня. Только сделай что-то не так, как сразу же обожжешься. Через пару минут так и произошло. Ювелир что-то быстро обсудил с Диким, и подозвал к себе одного из бойцов. - Сейчас пойдешь с Диким, поможешь бк донести и проводишь их до позиций. Боец, которому поручили столь важное задание, устало вытаращился на Ювелира и спросил: - А зачем? Дикий же дорогу и так знает. Я тут же понял, что не зря первой моей эмоцией, при появлении Дикого, была опаска и настороженность. Во-первых, он не был похож на нас. Скорее уж на круто экипированного и так же круто подготовленного бойца элитного спецподразделения. И парни, которые пришли с ним, выглядели так же. Я как-то в тот момент не задумался, кем они могут быть. Союзники да и союзники. И узнаю я о том кто они такие, только через сутки, и поверю не сразу. Сложно поверить, что ты видишь перед собой живое воплощение легенды, существование которой отвергалось всеми официальными органами государства. И, во-вторых, да, есть у меня такая слабость, что я здраво опасаюсь опасных людей. А Дикий выглядел крайне опасным человеком, способным на резкие действия. Вот и сейчас он взревел подобно медведю и влепил бойцу, сказавшему, что Дикий и так знает дорогу, довольно неслабую пощечину. - Эээ! Ты зачэм это говорыш? Дикий знает дарогу! Тэбэ камандир приказ отдал! Я то дарогу знаю и без тебя. Тебе сказали ыди, значыт беры и дэлай! Боец, опешивший после звукового и физического воздействия, вытаращился на Дикого как мышь на кота и начал что-то вяло лепетать в ответ. Дикий же развернулся всем телом к Ювелиру и с обвинением в голосе бросил: - Ювэлир. Ты извини. Но бойцы твои, ваабще дисциплины нэ знают. Что такое это? Приведи как-то в чувство их, да!

Ювелир пожал плечами: - Дикий! Да они мобилизованные все. - Э, мобилизованные, не мобилизованные. Порядок понимать надо! На войне или где? Я посмотрел на Серёгу, Серёга на меня, потом мы оба посмотрели на Ромку, и молчаливо пришли к единому мнению, что такие вот методы воспитания дисциплины вполне себе подходят для данного места, где любое проявление лени или медлительности подобно смерти. Пока мы рассуждали над вопросом неотвратимости наказания в условиях боевых действий, Ювелир распрощался с Диким и вернулся к нам. Но не успел он ничего сказать, как во дворе возник новый персонаж, при взгляде на которого я не смог скрыть свою довольную, даже счастливую улыбку. Наконец-то к нам пришёл Птица. А значит, наше времяпровождение в этом веселом месте, подходило к своему концу. Если с Сержанта можно было рисовать образ классического офицера, то Птица являл собой такой же классический образ настоящего боевого командира. Командира, который делает всё то же, что и его бойцы, только лучше, чем это делают они. Командира, который командует боем не по тапику из блиндажа, а напрямую с огневой позиции поражая противника всеми доступными видами огневого воздействия. Командира, который делит с бойцами окопную грязь, жажду и голод, все тяготы и лишения, кроме усталости. Потому что усталости он берет себе за троих. Заросшее светлой щетиной, осунувшееся лицо с темными, практически черными кругами под голубыми глазами. Глазами, которые горят на этом лице нестерпимым огнем, лихорадочным блеском, растворяя в этом огне усталость и любое проявление слабости. Если вы можете представить себе человека, который наравне с простыми бойцами окунается в обжигающее пламя боя, умудряясь при этом отслеживать действия своего подразделения, со смехом и шутками выдвигается на самый передний край под огонь противника и не боится, кажется, ничего на всём белом свете, то вы запросто можете представить себе Птицу. Но даже и в таком случае вы не сможете представить себе, что ты чувствуешь, находясь рядом с таким командиром. А чувствуешь ты ровно одно. Что даже если сейчас вдруг Птица позовет тебя в самую отчаянную и опасную из всех атак на свете, ты встанешь и пойдешь в неё за ним. Пойдешь за ним хоть по всем кругам ада, если будет нужно, стараясь при этом хоть немного прикрыть его от вражеского огня. И это, не купишь ни за какие деньги, этого не добьешься угрозами или шантажом, или щедрыми посулами. Нет. Такое отношение к себе можно только заслужить. Ты просто знаешь, что если ты пойдешь за Птицей туда, куда он тебя позовёт, или даже куда и не позовёт, вы дойдете вместе до самого конца. Он не оставит тебя в бою, и если вдруг окажется, что выхода из этого боя нет, вы будете сражаться плечом к плечу до самой финальной точки, какой бы она ни была. Под шутки, весёлый перемат или хорошую песню. А если вдруг ты не вернёшься из этого боя, то можешь быть твердо уверен в том, что никакой вины твоего командира в этом нет. Это просто твоя судьба. Личная. Но идя с Птицей в бой, ты знаешь, что он сделает всё, что от него зависит, чтобы вернулись все. Вот такой вот он – Лёша Птица. Первый среди равных.

Сейчас Лёша больше всего был похож на уставшего, лихого капитана пиратского фрегата. Заросший щетиной, с лихорадочным блеском в глазах, в измызганной, грязной форме и с зеленой банданой на голове. Ему не хватало только красного платка на шее и пары пистолетов за поясом. Отсутствие красного платка, с лихвой закрывали красные повязки штурмовика на плечах. Правда, понять, что они красные можно было не сразу. Не каждый человек смог бы угадать в засаленных, грязных полосках ткани красный цвет. При взгляде на Птицу возникало ощущение, что он сейчас скинет с плеча автомат и крикнет: "На абордаж", добавив к этому призыву какое-нибудь крепкое словцо. Я окинул взглядом наше разношерстное воинство и вынужден был отметить, что хоть Птица и похож на капитана пиратского фрегата, мы не сильно напоминаем собой лихое пиратское воинство. Скорее уж измученный отряд испанской пехоты из книг Артуро Перес-Реверте. Вот только рядом с нами была не осажденная крепость Бреда, а многострадальная, исходящая дымом и вспышками взрывов Попасная. А мы сейчас сидели не в земляных траншеях, а посреди руин, лишь слегка напоминающих о том, что когда-то среди них существовала жизнь. Наше присутствие здесь не сильно напоминало об этой жизни, поскольку мы и сами были не вполне живы. Скорее можно было сказать, что мы еще не совсем мертвы. Ювелир встретил Птицу возгласом: - Наконец-то! – пожал ему руку с вопросом, - Как обстановка у тебя? Птица качнулся с пятки на носок: - Да какая обстановка? Работаем. Раскопали вчера этого в блиндаже, и так пообшмонали остальных. Документы вот принес. Птица вытащил из-за пазухи прозрачный полиэтиленовый пакет, протянул его Ювелиру. Пакет под завязку был забит всевозможными книжечками и бумагами. Пока Ювелир потрошил пакет, Птица вытащил отдельную книжечку, и раскрыв её, показал комбату: - А это вот военник этого, из блиндажа который. 80-й аэромобильный полк. Ювелир схватил военник: - Вот сука! Львовский. – он пролистнул несколько страниц и следующий комментарий был еще громче. – Так он еще и комиссованный! Глянь! Комиссованных уже отправляют. Видно полный крездец с составом. Птица усмехнулся: - Комиссованный или нет, а рубился как Рэмбо. Сдаваться ж даже отказался. Подорвался вместе с бк. Ювелир плюнул под ноги и, подозвав Лиса, сунул ему в руки пакет: - Вот. Передаю в надежные руки разведки. Потом снова повернулся к Птице: - Оружие собрали у них? Птица кивнул. - Тоже разведосам отдайте. Да не ныкайте ничего. Проблемы лишние. Внезапно Ювелир споткнулся на очередной фразе, словно вспомнив о чём-то важном: - А деньги у них были? Птица кивнул и, едва улыбнувшись, извлек из-за пазухи еще один пакет: - Были, конечно. Вот собрали. Ювелир только начал тянуть руку, как Птица перебил его движение тем, что вернул пакет туда, откуда его достал: - И хорошо, что были. Пацанам сигарет куплю. Данная ремарка Ювелиру явно не пришлась по душе, но выбора особого не было. Он опустил протянутую руку, сжал её в кулак и с явным раздражением указал им на нас: - Вот. Забирай пехотинцев своих! Задачу обрисуешь и вперед. Да бк взять не забудьте. Птица посмотрел на нас, как будто только сейчас понял, что мы и есть те славные и безутешно грозные бойцы, что присланы ему в помощь на ратные подвиги. Но не успел он сказать нам ни слова, как слово взял депутат. - А мы вообще надолго здесь? И вот тут наконец-то нашелся тот объект, на котором Ювелир смог сорвать своё внезапно появившееся раздражение: - Так, бл*дь. Это кто у нас умный такой? Депутат! Тебе лично докладываю! За тобой уже был грешок. И из-за этого нормальный пацан вон по морде получил, - я быстро глянул на Серёгу, но тот сидел с лицом исхудавшего Будды и никак на данную цитату не отреагировал. – Если такая херня еще раз повторится, и ты кого-то подведешь, я лично, с*ка, тебя расстреляю. Умник хренов! Рот закрой и слушай! Пойдешь, и будешь делать, что скажут. Укропов мертвых будешь закапывать. Их там вон целые кучи валяются.

Ювелир развернулся всем корпусом к Птице: - Принял? Птица качнул головой и весело ответил: - Да без б. Ювелир вскинулся и ломанулся к зашипевшему "Азарту". Я в очередной раз подумал, что "Азарт" видимо создали именно с этой целью. Шипеть. Пока Ювелир отвлекся на очередную попытку переговоров по непереговорному устройству, Птица вновь обратил на нас свое внимание: - Значит так. Берём бк и выдвигаемся на 167-й. Оттуда я вас развожу по позициям. В дороге слушать меня, и все возникающие в пространстве звуки. Чуть что, на землю и лежим, пока всё не закончится. Не нужно никуда бежать, ползти, катиться и так далее. Упали и лежим. Идем друг за другом. Дистанция семь метров. Там будет участочек, метров двести. Его нужно пробежать очень и очень быстро. Птица посмотрел на нас взглядом человека уверенного в том, что мы не в состоянии вынести смысл даже из двух связанных друг с другом слов и спросил: - Вопросы? – после чего, проигнорировав начавшие открываться рты, добавил, - Вопросов нет. Тогда собирайтесь и вперед. Кто-то, всё-таки не выдержав, спросил: - А вещи брать? А то нам сказали здесь всё оставить? - А ты жить-то хочешь? – вкрадчиво спросил Лёша. – Тогда возьми всё, что тебе поможет продолжать жить. А остальное, можешь здесь оставить. У нас там не караван-сарай. Всё. Десять минут! Я глянул на начавшего подниматься Серёгу, и с улыбкой шепнул ему: - Извините. Но это испанская пехота. Серёга недоуменно уставился на меня, как бы спрашивая "Ты не спятил, друг любезный?". Поскольку спятил я давно и надежно, то просто махнул рукой. Не обращай, мол, внимания. После чего мы направились потрошить и перекладывать наши вещи. Поскольку у меня был один мой надежный рюкзак, то и потрошить мне было нечего. Всё сложено давным-давно, и не требует никаких корректив. Лекарства, шмотки, продукты питания на случай если вдруг забудет о том, что нас нужно кормить тот, кто должен об этом помнить. И четыре короба. Которых, в случае чего, хватит только на то, чтобы умереть не бесславно. А больше не хватит ни на что. Серёга взял минимум вещей и бросил на месте даже свой симпатичный, зелёный страйкбольный рюкзачок. Я спросил: - Не жалко? Вдруг свистнут. Серёга качнул головой: - Снявши голову, по волосам не плачут. - Ох, какие все мудрые, - осклабился я. – Одно удивительно. Как такой дурак как я к вам попал? - Так же, как и все остальные дураки, - усмехнулся Серёга. – Сам пришёл. - А говорил мне папа, - вздохнул я тяжело, - Не женись, сынок, рано. А вот не ходи на войну, забыл сказать. Хотя не помогло бы. Я же и женился тоже. - Не слушаешь умных советов, хоть стреляй хорошо. - А куда я денусь? Плохо стрелять, мало прожить. На улице люди уже вовсю грузились белыми мешками, похожими издалека на большие куски сахара. Собственно, может так казалось потому, что они и были из-под сахара. А может я просто соскучился по сладкой жизни. Где не нужно ходить туда, откуда можно не вернуться. Хотя, вся наша жизнь, даже самая сладкая, состоит из походов туда, откуда можно не вернуться. И всё, что мы можем сделать, сходить не зря. Мне уж точно не стоило обманывать самого себя, поскольку мне нравилось всё происходящее и лишь где-то в глубине души поселилось сосущее сожаление от того, что всё это может закончиться так же резко, как и началось. Но ты никогда не знаешь, что и как будет дальше. Ты живешь в сейчас. И какое бы ни было это "сейчас", другого у тебя не будет. Хотя бы поэтому стоит попробовать насладиться текущим моментом. И я наслаждался, как мог. Мы покинули территорию штаба, выстроились в колонну за воротами, выслушали прощальное напутствие Ювелира, которое ничем не отличалось от приветственного, и двинулись за пиратским капитаном, уводящим нас в неведомые дали. Отойдя метров на сто, я обернулся. Мы поднимались в гору, штаб находился в низине и я смотрел на него сверху. Увижу я это место когда-нибудь ещё? Вопрос этот не имел ответа. А поэтому я вспомнил древний завет предков "Уходя, не оборачивайся" и зашагал туда, куда не шагал еще никогда. И мне было хорошо.

На войне очень странно воспринимается окружающая местность. Одно дело, если ты приехал в зону боевых действий на строго определенное время, срок которого тебе известен. Тогда лес для тебя - это лес, пруд – это пруд, овраг – это овраг. Другое дело если ты находишься в зоне боевых действий уже некоторое время и не знаешь, когда ты её покинешь, и покинешь ли ты её вообще. Тогда местность для тебя изгибается гигантским ковром, который кто-то поднимает с одной из его сторон. И ты видишь рисунок на этом ковре не как рисунок, а как чертеж определенных локаций. В этом лесу можно укрепиться, через это поле нужно перебежать, в этом овраге можно залечь. И овраг перестает быть оврагом. Это часть рисунка на ковре, который вышит красной нитью твоей жизни. Закончится нить, закончится и ковёр. И наоборот. Это взаимосвязанный процесс. Нить и есть ковёр, ковер и есть нить. И чтобы выжить, тебе нужно не сопротивляться тому месту, в котором ты оказался, а принять его и сродниться с ним. Полюбить его и чувствовать себя как дома. Лежать в овраге полном грязи и любить его всей душой. Радоваться этому оврагу. Не было бы оврага, не было бы и тебя. Осознать, что этот наблюдаемый тобой рисунок, это схема твоей собственной жизни. И если ты будешь правильно читать эту схему и с умом ей пользоваться, то есть шанс добраться до следующей локации. Мир на войне неоднороден. Целостного, большого мира на войне нет совсем. Есть набор локаций, и каждая из них должна быть изучена тобой до мельчайших подробностей, до последнего шва. Это поможет тебе переместиться в следующую. Но все-таки моя любимая складка местности в зоне боевых действий, это окоп. Пока ты в окопе, ты чувствуешь себя дома. Как только ты вынужден топать через пересеченную местность или ровное поле, ты чувствуешь себя голым, брошенным и беззащитным. Пока снова не доберешься до жестких, но надежных объятий вырытой в земле траншеи. Где сразу понимаешь, что не так уж и много нужно человеку для счастья тогда, когда у него почти ничего нет. Сейчас окопа не было. Если бы над нами сейчас висел беспилотник, то он увидел бы вереницу людей бредущих с белыми мешками за спиной, по тропинке, бегущей среди холмов, оврагов, прудов, редких лесопосадок и кустов кустарника. А по обе стороны от этой тропинки все было изъедено воронками различного диаметра. На самой тропе не было ни одной воронки. Только по обе стороны от неё. Словно она была тонкой дорожкой жизни, в царстве случайной смерти. Хотя, может над нами и так сейчас висел невидимый для нас беспилотник, выбирая своим механическим оком свежую добычу. Беспристрастно, безэмоционально, без ненависти и страха.

Я давно уже задумывался над тем, что возможно никто из нас ничего не выбирает. Возможно, что выбирает кто-то другой, иначе мне сложно объяснить, почему ты порой тормозишь на пятнадцать секунд на одной точке, чтобы в миллиметрах разминуться с очередной вспышкой огня и металла, которая должна была рассечь нити твоей жизни. Ты тормозишь, хотя вот секунду назад не собирался. Ты замечаешь, что у тебя развязался шнурок, отцепляется ремень автомата, рвется лямка рюкзака, или ты просто падаешь, запнувшись о камень который не мог не заметить, но не заметил. И смерть проходит рядом, опалив своим дыханием кожу на твоем лице. А кто-то идущий рядом не тормозит, и встречает её во всем её ярком и страшном обличии. Хотя еще секунду назад он шёл за тобой, но вот кто-то меняет вас местами, и ты живёшь, а он нет. Почему? Потому что тонкая тропинка жизни, в царстве случайной смерти, для каждого имеет разную протяженность. И смерть не случайна. Она кажется тебе случайной, потому что ты не видишь в ней смысла. А на самом деле люди гибнут в порядке живой очереди, и твоё место в этой очереди знает лишь тот, кто никогда не поделится с тобой этой информацией. А поэтому шагай по тропинке, пока она не закончится. А когда закончится эта, вполне вероятно, что начнется другая. Или нет. Ты не знаешь. Поэтому если уж поставил ногу на тропу, иди по ней до конца. Мне всегда нравилось ходить пешком. В том числе и сейчас. Местность вокруг словно находилась в дремоте, готовая в любой момент проснуться в ярком всплеске весенней зелени, цветов и питающих землю дождей. И я наслаждался тем, что иду, дышу, вижу, слышу и осязаю. А когда очередной свист нарушал тишину предвесеннего ожидания, я наслаждался прохладой измученной земли, к которой мы прижимались всем телом. Судя по лицам бойцов в колоне, не все разделяли моё восторженное отношение к окружающей действительности. Большая ошибка сохранять адекватное восприятие мира, оказавшись в неадекватной остановке. Когда мир сходит с ума, нужно и самому быть немного сумасшедшим. Главное блюсти баланс. Идти по лезвию бритвы. Пока я шёл, падал и рассуждал, мы добрались до глубокого оврага пересекающего нашу тропу, и стали спускаться вниз по довольно крутому склону. Как только спустились все, Птица остановил колонну. - Значит, здесь останавливаемся и отдыхаем. Дальше, наверху, будет поле, которое нужно будет перебегать очень быстро. Поэтому перебегать будем не тесным и дружным строем, а с небольшой задержкой и большой дистанцией. Побежал один, другой подождал и побежал следом. Бежать метров двести. Поэтому отдыхаем и готовимся. Чтобы никто не падал, ни в чём не запутывался, ни за что не цеплялся. Всем понятно?

Даже те, кому было непонятно, уверенно заявили, что им всё понятно. - Да быть того не может! – Птица изогнул губы в саркастической улыбке. – Дальше. Уже говорил. Слышим свист, падаем мордой в землю и лежим на месте. Начало рваться рядом, лежим на месте. Никто никуда не ползёт, не бежит и не катится. А лежит и ждёт окончания концерта. Это если жить хочется. Если не хочется, то набор действий по желанию. Всё. Отдыхаем пять минут и бросок. Я, Директор и Синька рухнули на том же месте, где и остановились. Через мгновение, рядом с нами уселся улыбающийся Птица. Я тоже расплылся в улыбке и протянул ему руку: - Здорово, Птица! Сто лет не виделись. Лёша пожал руку и с громогласной улыбкой спросил: - А Изя где? - Он сказал, что добровольцы бывают двух видов, - расхохотался я. – Дураки и мёртвые. - О как! А вы у нас добровольцы? – Лёша откинулся на спину. - А ты разве забыл, что мы постоянные и неутомимые добровольцы дикой дивизии генерала Ювелира? – продолжил улыбаться я, пытаясь поудобнее устроиться на холодном, сыром клочке земли. - У нас в этом овраге Малыша затрёхсотило, - не ответив на вопрос сообщил Птица. – Помнишь Малыша? Я кивнул, тщательно восстанавливая в голове образ Малыша, которого я видел крайний раз в бане, в славном городе Первомайске. Как он щеголял в галошах с меховыми чунями, потому что наша армия не рассчитана на бойцов с сорок восьмым размером ноги. - Как? - Да так же шли. Начали "грады" работать, а он запаниковал и на склон пополз. В ноги и прилетело. – Птица приподнялся на локте. – А он же здоровый. Как-то бойца нужно было эвакуировать, так он его схватил, на плечи и один потащил. А когда его затрехсотило, так мы ввосьмером его еле вытащили. Я представил себе эту картину и невесело хохотнул. Птица глянул на меня и в очередной раз повторил: - Поэтому если что, лежим и не отсвечиваем. Пока всё не закончится. - А как здесь вообще обстановка? – неожиданно спросил Серёга. - Обстановка? – У Птицы в глазах загорелись весёлые искорки. – Обстановка здесь, полный пиз*ос. Это если без деталей. - А если с деталями? – не унимался Директор. - А все детали ты сам прочувствуешь. Чего о них говорить? - А вот мы сейчас придём, и чего дальше? – спросил Рома. - Дальше по позициям раскидаемся и будем воевать. У меня позиций много. Воевать будем весело, задорно, с огоньком. - Фух! А я переживал, что мы тут скучать будем, – подмигнул я командиру. - Да ты шо? Так можешь успокоиться. - Да я спокоен как стадо бегемотов. Птица потянулся, поднялся на ноги и скомандовал: - Подъём и движемся дальше! Доходим до склона и там по команде. Я поднялся на ноги и, глядя Птице в глаза, спросил: - Что там наверху? - Наверху? – Птица пожал плечами. – Двести метров насквозь простреливаемого поля. Я поднял с земли пулемёт и качнул его в руке. - Я тогда последним пойду? Птица быстро глянул на меня и ответил: - Хорошо. Пойдешь. Только если что, просто быстро беги. Понял? - Обижаешь, командир, – притворно нахмурился я. – Это мой самый главный талант. Главное, чтобы я потом остановился. - Главное, чтобы не остановили, - усмехнулся Птица и отправился в начало колонны. – Так! Живее. Или в овраге решили остаться? Собрались! Серёга тронул меня за рукав камуфляжа. - Я перед тобой тогда. - Конечно. – Я хлопнул его по плечу. – Куда я без тебя? Айда, посмотрим…На дикое поле.

А поле действительно было диким во всех смыслах. И это несмотря на то, что вся окружающая нас местность была диким полем. Этот кусок, который нам предстояло перебежать, резко контрастировал со всем, что попадалось нам до него. Ничего особенного там не было. Поверхность - как крышка идеально отполированного стола, зажатая между нашими позициями и недалече расположенными позициями противника, откуда он осуществлял огневой контроль данной поверхности из всего, что имелось в его распоряжении. Благо для противника, расстояния тут были детские. Я подполз к краю оврага, и молча наблюдал за тем, как мои боевые товарищи с огромным отрывом друг от друга перебегают этот злосчастный участок. Кто-то пытался бежать зигзагами. Лично я, наблюдая со стороны, не видел в этом никакого смысла. Поверхность ровная, нет ни кустов, ни ложбинок, ни более-менее глубоких воронок. В случае открытия по тебе огня, даже вскрикнуть не успеешь. А метаться как таракан по крышке стола – приятного мало. Единственная верная тактика в данном случае, преодолеть это расстояние как можно скорее. Я лежал и просил всемогущее солнце только об одном, чтобы он светило в глаза нашим врагам и дало нам совсем немного времени. А там уж мы сами. Серёга приподнялся и, хлопнув меня по плечу, схватил два моих короба на двести и рванул вперёд. Я подождал немного и последовал за ним. Ничего не в состоянии с собой поделать, даже на такой скорости бега, на которой я мчался сейчас, я всё равно старался отыскать глазами на этом чертовом поле хоть малую складку местности, на которой я мог бы залечь и прикрыть огнём тех, кто бежал сейчас впереди. К счастью, делать этого не пришлось. Солнце услышало мои воззвания, и было сегодня на нашей стороне. За несколько мгновений до того как в моих лёгких кончился воздух и я домчался до противоположного края злополучной шахматной доски, мой слух потревожил шорох, а потом словно само солнце упало за моей спиной в овраг из которого мы начинали этот забег, который по моим ощущениям длился пару недель или пару секунд одновременно. Но поскольку я шёл последним, то упавшее солнце лишь бесполезно стегануло своими горячими искрами по пустым склонам, оставшись голодным до поры до времени. Пусть поголодает подольше. Птица поднял с земли попадавших людей и повел нас за собой по склону, перешедшему в длинный извилистый лабиринт окопов и перемычек. Кругом была доставшая меня желтая глина, осыпающаяся под ногами. Периодически нам встречались какие-то люди, которые что-то нам говорили. Но мы не останавливались, и я не фиксировал их слова. Как шум в радиоэфире. Просто есть и всё. Я даже не запоминал этот лабиринт, по которому мы шли. Как будто не собирался по нему возвращаться. В конечном итоге, Птица довёл нас до блиндажа. Хотя это было больше похоже на заготовку для блиндажа.

Он явно недавно горел, что было хорошо заметно по копоти на участках открытой земляной поверхности. Бревна стен и крыши были уложены совсем недавно, и здесь вкусно пахло свежим деревом. Дверные проемы были открыты и ничем не завешаны. Было очевидно, что еще совсем недавно, здесь базировались совсем другие люди, которые съехали отсюда явно не по своему желанию. Лежанок оборудовать еще не успели и мы, услышав команду располагаться, просто рассосались вдоль стен и уселись на землю. Особо умные представители вида мобилизованных, устроились в проходе. Но после нескольких фраз и поясняющих пинков, постарались его освободить. Птица встал на свет, льющийся из дверного прохода, и оглядел нашу веселую компанию. - Отдыхаем пять минут, потом поведу вас распределять по позициям. - Извините, - Шахтёр поднял руку, как будто хотел спросить разрешения выйти. Лёшка, увидев это, закатил глаза и состроил гримасу максимального охренения. – А что мы должны будем здесь делать? - То, что командиры прикажут. Прикинь! - Как это? – Шахтёр явно решил довести всех до белого каления. – Штурмовать же мы ничего не будем? Я так понимаю, что для этого придут специально обученные люди. - Специально обученные люди? – Лёша резко сменил выражение лица на задумчивое и продолжил. – Специально обученные люди, конечно, могут прийти штурмовать. Только специально обученные люди придут штурмовать нас. А вы, не специально необученные, покажете им, что так делать не надо. А чтобы больше никто не задавал ёбн*тых вопросов, сообщаю. Эту позицию штурмовал лично я! С такими же очень «обученными» и «высокопрофессиональными» коммандос. - Тяжко? – я спросил вовсе не из праздного любопытства. - Тяжко. – Лёша посмотрел на меня и присел на стоявший рядом зеленый ящик, бесцеремонно подвинув того, кто там уже сидел. – Противник – терминатор, мать его. Несколько часов воевал, даже когда один остался. Наших несколько человек затрёхсотил. Один отстреливался, от точки к точке перебегая. А потом, когда мы уже его ранили, сам себе со складом бк подорвал. Сволочь! Слово «сволочь» Лёша произнёс одновременно с ненавистью и восхищением. И я его понимал. В очередной, далеко не первый раз, я задумался о том, что я бы делал в такой ситуации. Один, раненый, без шансов. Я помнил про двадцать четвёртое февраля. Тогда я всё сделал правильно. Но тогда я был не один. Рядом был Рома, и хоть и была команда стоять до последнего патрона, которых и так было немного, я до сих пор не представлял, что бы я делал, когда закончился бы последний патрон. Я мотнул головой и загнал эти мысли поглубже, в темный уголок сознания, в котором я пороюсь когда-нибудь в свободное от работы время.

- Позиций много? - А ты боишься, что тебе не хватит? – улыбнулся Лёша. – Я тебе специально выделю. Я ответил ему такой же улыбкой: - Хотелось бы представлять себе рабочую зону. - Пойдёшь на позицию «Дед». – Лёша показал рукой себе за спину. – Там пулемётчик нужен. Один человек с тобой. Кого берёшь? Мой ответ: «Серёгу!», и Серегина реплика: «Я пойду» прозвучали одновременно. Птица кивнул и бросив: - Ладно. Подождите здесь. Я скоро. – умотал в направлении света. С его уходом затянулась беседа ни о чём. Когда всё закончится. Чем всё закончится. И как мы скоро поедем домой. Хотелось прикрыть глаза, но я уже давно знал о том, что стоит задремать, как обязательно случится что-нибудь малоприятное. Едва я об этом подумал, как рядом жахнуло так, что блиндаж содрогнулся сверху донизу. Рома, сидящий неподалеку, задумчиво поглядел на крышу и пробормотал: - Если прямое, нас эта хрень не спасёт. Глядя на один накат брёвен, я был склонен с ним согласиться. - Боец. Если прямое, нас ничего не спасёт. Пока мы трепались, в блиндаж незаметно пришёл Седой, которого я, как и Птицу, последний раз видел на перевалочном пункте в Первомайске. Было это с неделю назад. За эту неделю Седой заметно похудел и, на мой взгляд, потерял часть своего гонора. А может мне так показалось от того, что выглядел он крайне уставшим. - Хрена ли вы все сюда набились? – он окинул нас презрительным взглядом. – Лучше выйдите и по окопу рассоситесь. А то ляжет сюда, и все покойники. Народ начал суетиться, мы с Серёгой и Ромой остались сидеть, как сидели. Во-первых, я не видел смысла толкаться в окопе, во-вторых, командир приказал ждать здесь, а в-третьих, я был твердо уверен в том, что если косая захочет тебя прибрать, то найдет тебя где угодно. Поэтому лучше побыть в покое и набраться сил. - А вам чего, отдельное приглашение? – Седой встал в сантиметре от носков моих берец. Я поднял голову, посмотрел ему в глаза и ослепительно улыбнувшись, ответил: - Пошёл на хер! Командир сказал сидеть, мы сидим. А здесь сидеть, или в окопе, разницы ноль. Здесь хоть крыша есть. А командовать тут не хрен. Чай не маршал. Седой слегка опешил, а потом прислонился к стене блиндажа. - Ваше дело. Жить не хотите, сидите здесь. Я пожал плечами и спросил: - Частенько прилетает? Седой скривился как от растревоженной раны. - Да каждые несколько минут. Целыми пакетами, бл*! - А говорят, у противника снарядный голод, - хохотнул я. - Говорят? – Седой посмотрел на меня с укоризной. – Слова выбирай правильно. Не говорят, а пизд*т! Не успел я пошутить по этому поводу, как в блиндаж влетел Птица. - Седой! Хера ли ты тут встал? - А чего мне, лечь? – огрызнулся Седой. – Болтаем за жизнь. - Не хрен болтать. – отрезал Птица. – Людей разводим по позициям. Вперёд все. На выход! Я вздохнул и, схватив свои пожитки, двинулся к свету. Как завещали все философы, двигаться всегда нужно к свету. Правда, не уверен, что они были в нашей ситуации. Выйдя из блиндажа, мы двинулись по довольно глубокому окопу, почти в человеческий рост, чтобы через каждые двадцать секунд замирать от тяжелых прилетов поблизости. Возникало чувство, что попасть стараются прямо в тебя. Мы миновали еще один блиндаж, кухню, устроенную под открытым небом и оказались в очередном овраге. Глубокий, заросший деревьями по склонам и начавшей пробиваться весенней, зелёной травой, он что-то сильно мне напоминал, но я пока не мог понять что. Какие-то смутные ассоциации. Лёша дождался всех и, приказав соблюдать дистанцию семь метров между людьми и смотреть под ноги, отправился вперёд. Я обошёл всех и пристроился за ним следом. А в овраге кипела жизнь. Людей встречалось как на базаре в субботний день. То там пост, то здесь. Через метров семьдесят перед нами натянулась леска, которая сразу же опустилась, а кусты на склоне оврага сердито заявили вставшей колонне: - Не надо здесь стоять. Вперёд!

Бойцы, изображавшие кусты, по сравнению с нами выглядели как космодесантники и по экипировке и вооружению. Мне стало дико интересно, что это за банда. Когда позже я выяснил кто это, то долго не мог поверить. Не каждый раз встречаешь овеществлённую легенду, в существовании которой многие вообще сомневались и отвергали саму возможность подобного. Но это случится позже. А пока мы дотелепали до прекрасного вида. Овраг уходил дальше, через метров семьдесят изгибаясь и уходя влево. Склон слева от нас был украшен тропинкой, которую придумали фанаты программ похудения и кардиотренировок, лично я решил, что полезу по ней наверх в самом крайнем случае, и довольно солидным но изрядно побитым укрепчиком. Склон справа от нас был украшен деревьями, невероятной крутизной поверхности и маленькой халабудкой, про которую я сразу подумал, что это моя пулемётная точка, с позволения сказать. Дно оврага впереди, в паре метров от нас так же не осталось без прикрас. Там, похожие на ростовые куклы, лежали бойцы противоположной стороны. Хотя теперь, эти бойцы уже не занимали ничью сторону по причине того, что их сняли с участия в этих странных соревнованиях. Птица показал вперёд рукой и произнёс: - Нужно будет закопать. По свободе. Я решил, что свободного времени у меня нет, но уверен, что у других его хоть отбавляй. Птица глянул на меня. - Это «Дед». Вон там, - он показал рукой на халабудку на склоне холма, - пулемётная точка. Забирай Заику и идите, окапывайтесь, расширяйтесь и укрепляйтесь. Я сейчас командира к вам пришлю вашего. Скажет вам, где противник и какие у вас задачи. - Да я как-то и так уже примерно догадываюсь. И про первое, и про второе, - усмехнулся я. - Не парь, а. – Лёша скривился. – Я в тебе и так не сомневаюсь, умник хренов. Ладно. – он хлопнул меня рукой по плечу. – Я дальше погнал. Потом увидимся. Работайте. Лёшка забрал остальных людей, вместе с Ромой и повел их на тропу для похудания. Судя по его внешнему виду, я подумал, что у него очень эффективная программа борьбы с лишним весом. Вздохнув и покосившись на лежащих впереди упокоившихся, я глянул на Серёгу. - Ну чего? Двинули? Хрена стоять-то? Серёга поглядел в направлении пулемётки и задумчиво произнёс: - Да уж. Позиция огонь. В случае чего, и деваться некуда. В добавление к его реплике, наверху оврага приземлилось и рвануло несколько тяжелых подарков, заставивших содрогнуться земную твердь. Да ладно, - ухмыльнулся я, - Нам и без случая деваться некуда. А вот ночью реально лучше не бродить. А то шею свернём и прикопают вон, - кивнул я головой в сторону недругов, - вместе с этими. А не хотелось бы. Тут место не очень. - Не бойся. – Серёга заулыбался. – Если чего, я тебя где-нибудь на солнышке похороню. - Пошёл ты! – возмутился я. – Что за шутки? - От тебя заразился, - расхохотался Серёга. - А еще культурный человек. Учёный! – произнёс я с укоризной. – Доведёт вас дурная компания, Сергей. Ладно. Полезли окапываться. А то мне соседство это не по душе. Навевает мысли о вечном. А мне от этого есть хочется. - Маньяк, - покачал головой Серёга. И мы полезли на склон.

Пулемётка размещалась чуть выше середины склона. С этой точки открывался великолепный вид на контролируемый нами сектор. Закрепившийся в данной точке пулемётчик, надежно закрывал любую возможность противника продвинуться к нашим позициям по данному оврагу. Сектор немного закрывали несколько растущих впереди по склону деревьев, но они же и прикрывали пулемётчика от возможного огня вражеских гранатомётчиков. И это было хорошо. Поскольку с самого детства я был воспитан человеком, который не очень любит, когда по нему работают гранатомёты и гранатомётчики. В общем, всё было прекрасно, кроме одной незначительной детали. Как я уже сказал, закрепившийся в данной точке пулемётчик, становился костью в горле для любого продвижения противника в данном секторе. И вот с эти закреплением была главная и самая неприятная проблема. Потому что пулемётка в текущий момент была больше похожа на шалаш, углубленный в землю до середины голени ноги среднестатистического карлика, прикрытый сверху ворохом всевозможных веточек и палочек. И что-то мне подсказывало, что они были без броневого покрытия и надеяться на то, что эта хренотень сохранит нам жизнь и боеспособность, было бы одним из самых самонадеянных поступков в нашей жизни. В принципе данное укрепление было столь же полезно для нашего здоровья, как и выданные нам железные каски. КПД 0 целых 0 десятых. И какой дурак сказал, что на войне воюют? На войне копают. Если соберётесь в зону боевых действий, освойте в идеале обращение со штыковой лопатой. Без данного навыка лучше вам здесь не появляться. Даже если вы олимпийский чемпион по стрельбе в рублёвую монету, в условиях пересечённой местности. Я оглянулся на Серегу, стягивающего с себя бронник, и жестом хирурга из какого-нибудь сериала о медицине, протянул ему свою правую ладонь: - Брат! Скальпель! Лишь на секунду его лицо посетило выражение недоумения, а потом оно озарилось спокойным пониманием. - Лопату что ли найти? - Да, - я ковырнул носком берца раскисшую сверху землю. – А еще лучше небольшой экскаватор. Потому что копать нам тут много, нудно и до утра. - В последние несколько недель нашей жизни, эмпирическим путём было доказано, что ожидать чего-то другого было бы просто нелепо. - О, товарищ академик, - проворчал я, стаскивая через голову бронежилет. – Не могли бы вы не вгонять меня в тоску своими глубокомысленными заявлениями. Основанными на выводах, полученных исключительно эмпирическим путём. Я швырнул бронник на землю и, подхватив пулемет, бросил ухмыляющемуся директору: - Прошвырнусь пока по склону. Может более удобное место найдём, для пулемётной точки. Всё равно считай заново делать. - Возможно. – Серёжка пожал плечами. – Ладно, пошёл я на охоту. За шанцевым инструментом. Лишь бы к украм не пришлось идти просить. В рамках международных договоров о трансграничном сотрудничестве. - Ну, если всё-таки придётся, - хохотнул я, - не забудь мне сказать. Пулемёт возьму. Для усиления наших дипломатических позиций на переговорной арене. Пока Серёга отправился в путешествие к краю земли, за одной из самых ценных штук на лбс, я тщательно изучил диспозицию. Конечно, за лопатой мог бы сходить и я, но я бы вернулся без неё. Во-первых, пришлось бы бросить здесь пкшник, а расставание с ним причиняло мне жуткие душевные страдания. Во-вторых, как сказал давеча мой друг и коллега, эмпирическим путём было доказано, что талантами снабженца я нисколько не обладаю. Это вам не по людям стрелять. Тут необходим набор куда более сложных организационных и интеллектуальных навыков. Обшарив половину склона и опасно продвинувшись по нему в сторону позиций неприятеля, я выяснил несколько вещей. Склон был очень скользким из-за обилия дождевых осадков. Разбросанные внизу тела неприятеля, каждые десять минут лишались какого-либо элемента своей экипировки. Более удобное место для пулемётной точки на данном склоне отыскать было сложно, учитывая, что на текущей точке уже было снято несколько сантиметров почвенного слоя. А значит, здесь уже было на несколько сантиметров меньше работы.

В данной ситуации, стоило экономить любые свободные резервы физических сил. Когда я, закончив свои изыскания, вернулся к нашему, с позволения сказать, укреплению, там меня уже поджидал мой напарник, модифицирующий наш бастион высокопрофессиональной, остро заточенной штыковой лопатой. А на моем, брошенном на землю, бронике, уютно расположился боец, которого лично я видел первый раз. Серёга поднял на меня взгляд и, указав на меня кончиком штыковой лопаты, произнёс: - Данька. Я уж решил, что у Директора проблемы с кратковременной памятью, как он кивнул в сторону сидящего на бронике бойца и добавил: - Дед. Я сложил в голове два и два, шагнул к старшему нашей позиции, по чьему позывному она была поименована и протянул ему свою правую руку, лихо перебросив пкшник в левую. Он пожал мне руку, не вставая с бронника, и тут меня как током ударило, после чего я не выдержал и расхохотался. А дело было в том, что Дед дополнил собой нескладывающуюся в моей голове мозаику, и я наконец-то понял, что мне напоминает вся окружающая меня обстановка. Деду было лет шестьдесят. Он был невысокого роста, с практически седыми усами. На коленях его лежал автомат, а на лице отражались все прошедшие годы его жизни, которые явно не были обременены легкостью, безмятежностью и чрезмерным покоем. Но самое главное, что на голове у деда была зеленая округлая каска, с которой на его лицо свешивались куски зеленой маскировочной сетки. И я понял, что если добавить к этому образу горящую сигару, то вся окружающая меня картина напоминает мне фильмы и видеоматериалы о войне во Вьетнаме. Овраги, склоны, балки, командир позиции с зелеными кусками маскировочной сети на каске, пулемётная точка на склоне всё того же оврага, ниточки укрепов и практически постоянно льющая с небес вода, напоминающая сезон дождей в джунглях Индокитая. Деда мой смех нисколько не удивил, словно он уже привык к любым неожиданным проявлениям эмоций нестабильной человеческой психики. Серега, бросив копать, смотрел на меня с ожиданием объяснений, почему вдруг меня разобрал очередной приступ смеха. А я, окинув взглядом раскинувшийся внизу овраг, сквозь смех и слёзы смог сказать только лишь: - Тропа Хошимина, блин. Отсмеявшись и присев на край бронника рядом с Дедом, я добавил: - И свирепые партизаны, сражающиеся в дождливых джунглях, против империалистических войск коварных захватчиков. Дед глянул на удивленного Директора. - Он всегда у вас такой, или пока мы шли, он где-то со склона сверзился? - Да он разный, - ухмыльнулся Серёга. – Бывает и такой иногда. - Я разный. Я натруженный и праздный. Я целе и нецелесообразный, - прочёл я нараспев. – Злой и добрый. - Ааа, да, - кивнул Дед. – Как же. Евтушенко. Читал. Серёга воткнул лопату в землю со словами: - Клуб литературных чтений. Давайте только без обширных дискуссий.

Да уж, - ухмыльнулся я, - Как-то обстановка не располагает. Ни чайных столиков, ни юных официанток. - Зато тут рядом много литературных критиков. – закончил Дед. – особенно в части произведений украинской литературы. А внизу там лежат те, которые не смогли справиться с нашими аргументами по данному направлению. - У меня по литературе всегда пять было. – сообщил я. – И по украинской тоже. Так что ежели чего, сыщем аргументы. - Молодцы, что решили пулемётную точку укрепить, - Дед махнул рукой в сторону лопаты. – А то она вообще никакая. Здесь пока только помирать хорошо. До темноты управитесь? - До темноты, - покосился я в сторону солнца падающего за облаками в сторону линии заката, и уже преодолевшего большую часть пути. – Смотря с чем. Помереть здесь до темноты не собирались. - А укрепиться? - прищурился Дед. - А есть выбор? Надо успеть. Дед хлопнул меня по плечу и поднялся на ноги. - Молодцы. Ройте, дежурьте, наблюдайте. Я на вас глянул и за этот сектор спокоен, тем более, если что, ребята с противоположного склона прикроют, - кивнул он в сторону укрепа расположившего на самом верху оврага по другую сторону от нас. – Менять вас до завтра некем, так что дремайте по очереди и вполглаза. Дед глянул на меня. - Если будет жарко, прочти им что-нибудь из Сосюры. Может растрогаются. - Обязательно, - произнес я уже в спину, спускающемуся по склону Деду, - А лучше из Тараса Григоровича. Мы с Директором переглянулись, после чего я со скрипом и стоном поднялся с уютных бронеплит, и приступил земляным работам. Так мы и скоротали всё наше свободное время, поэтому, когда солнце практически совсем опустилось за горизонт, а с неба рухнул настоящий ливень, мы уже вполне свободно помещались в пулемётной точке вдвоем, а вода не лилась нам за шиворот благодаря тому, что Директор притащил откуда-то кусок полиэтилена, на который мы вполне успешно поместили крышу из веток. К сожалению, веток с бронепокрытием Директор не нашёл, но радоваться нужно малому. Хотя бы тому, что можно подремать в относительном уюте, а не в яме заливаемой водой.

Пулемёт я выставил на огневую позицию, прикрыв выдвинутый ствол куском полиэтилена, потому что мне физически было больно ощущать, как на неприкрытый ничем пкшник льются струи дождевой воды. Дремали мы по очереди, но полноценным сном это назвать было нельзя, поскольку даже в полудреме мы всё равно о чем-нибудь тихо разговаривали. Где-то около полуночи, Директор прервал мою очередную полусонную реплику толчком в плечо. - Что такое? – прошептал я, распахнув глаза. - Тсссс. – Серёга сидя у пулемёта таращился на овраг, сквозь тугую завесу дождя. – Движение. - Какое, нахрен, движение? – проворчал я. – От дождя всякое мерещится тебе. Тем не менее, я отлепился плечом от земляной стенки и посмотрел в указанном направлении. В первые тридцать секунд я ничего не увидел, и уже хотел сказать Директору, что тот принял сон за явь, как вдруг в самом конце оврага, у начинающегося изгиба зашевелились сразу несколько теневых силуэтов. Мы с Директором переглянулись, ухмыльнулись, и я одним движением переместился за ПК, прижавшись щекой к гладком прикладу, уперев его в правое плечо и сорвав с матово блеснувшего ствола черный полиэтилен. - Серёга, - окликнул я Директора. - А? - А ты группу AC/DC любишь? - А то! Я глянул на него, оскалился и бросил: - Ну, тогда наслаждайся. И уже через долю мгновения, спокойная дождливая ночь взорвалась огненными вспышками, а к тем, кто решил проверить доступность передвижения по тропе Хошимина, устремился целый веер аргументов, убеждающих их выбрать себе иной маршрут направления. Лучше всего в обратную сторону. Я менял режим огня с очередей, на одиночные выстрелы, наслаждаясь работой механизма, ставшего в это время продолжением меня самого. Поэтому когда лента звонко щелкнула, сообщив об окончании боезапаса, я испытал легкое разочарование от прервавшегося музыкального произведения. Одним движением я открыл ствольную коробку, чтобы заправить ленту из сотенного короба, поданного мне Директором. Крышка захлопнулась, и я, дослав патрон на линию заряжания, снова совместил прицел с темнотой. В мире воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом дождя и шипением дождевых капель мгновенно испаряющихся при соприкосновении с пышущим жаром пулемётным стволом. Я еще немного понаблюдал за сектором, стараясь избавиться от периодически возникающих в глазах световых пятен, и откинулся спиной к стенке пулемётки. Дождь припустил еще сильнее, мы с Директором переглянулись и обменялись блеснувшими в темноте дождливой ночи скупыми белозубыми улыбками. После чего я прикрыл глаза, и, проваливаясь в прерванную дрему, прошептал: - Да, тропа Хошимина она такая. Попытка передвижения имеет очень высокую цену. – я сделал паузу перед полным погружением в сон и добавил. – По монете на каждый глаз.

В местности смерти - сражайся! Сунь-цзы Утро началось с того, что я остался один. Едва я проснулся на пропитанном влагой бронежилете, используемом в качестве спальника, как пришел Дед и забрал Директора, веки которого были под непрестанной атакой закона всемирного тяготения. Только когда Дед с Директором ушли я понял, что ни я, ни Директор даже не спросили, куда его забирают. Впиталось в кровь осознание бесполезности данного вопроса. Директор ушел, забрав свой тактический рюкзак и оставив полбанки недоеденной тушенки, которой он завтракал, когда явился Дед. В принципе, ничто не мешало позавтракать и мне, поскольку желание у меня такое было. К сожалению, оно не совсем совпадало с моими возможностями. А конкретно, за ночь меня здорово задолбал наш овражный склон, и хотелось размять ноги и хотя бы спуститься вниз, чтобы предаться чревоугодию, если кто-то и когда-то в мире предавался ему с помощью армейской тушенки. Тем более, что есть на склоне, возле пулемётки тоже не особенно хотелось, поскольку противник периодически добавлял в утреннюю безмятежность гулких и минорных нот, швыряющих землю со склонов оврага, вкупе с достаточно большим содержанием металла. Конечно же, металл необходим организму человека, и вполне себе попадает в него при приеме пищи, но только вот не таким способом и не в таких количествах. Короче проблема была в том, что нынешнее моё место пребывания, эстетически не годилось для приёма тушеной говядины. Но чтобы это самое место поменять, нужно было посадить кого-то на фишку вместо себя. А этого кого-то только что забрали, и, похоже, пока не собирались возвращать. Я помянул добрым и тихим словом Лёшу, который оставил нас вчера здесь, а сам, небось, занимается сейчас какими-нибудь чрезвычайно интересными делами, пока мы мокнем, чахнем и голодаем. Да уж. Поскольку делать было нехрен, я решил сделать вид, что я на экскурсии в ландшафтном парке. Ну, довольно специфическом, в котором ландшафт постоянно меняется вручную. Но если отбросить моё занудство, вокруг было здорово. Утро было необычайно красочным. Через разрывы в облаках почти всё время струился тёплый, солнечный свет, из-за которого овраг со склона выглядел очень по-осеннему, уютно и как бы это сказать, лампово. Есть такое красивое слово. Весь накопившийся в небе дождь закончился еще в предрассветной рани, но склоны оврага были необычайно сырыми и скользкими, а на ветвях деревьев висели маленькие, светящиеся в солнечном сиянии, аккуратные дождевые капли. Как будто кто-то, расстроенный тем, что деревья до сих пор не спешат укрываться зелёной весенней листвой, рассыпал на каждое целую коробку бисера. Вода проникла даже под черную плёнку укрывающую пулемёт, из-за чего патроны в его ленте казались капсулами сливочного, майского масла, с проступившей на них влагой. Хоть на хлеб их мажь. Которого, кстати, тоже не наблюдалось. Я изучил сектор своей ответственности, не обнаружил ничего тревожного, и решил выбраться из пулемётки и хоть немного обсохнуть под утренним солнышком. Едва я выполнил это намерение, как рухнувший рядом снаряд сбросил с ближайшего дерева всю скопившуюся на нём воду, прямо на мою многострадальную оболочку. Естественно, я высказал в адрес противника всё, что думал о нём в этот момент. Потом соответствующих реплик удостоился и тот, кто разработал и пошил уставную форму для российской армии. Вот в кого бы я с удовольствием пострелял, кабы это существо, ненавидящее весь род человеческий, судя по вышедшим из его рук изделиям, оказалось в зоне поражение стрелкового оружия.

Пока я разбавлял музыкальные мотивы противника соответствующим текстом, ко мне по склону взбирался какой-то брат резервист. Точнее, уже взобрался. - Здорово! Чего ты материшься на всю округу? - протянул он мне левую руку. В правой у него был…нет, не автомат. Сникерс. - Да так. Синдром Стендаля у меня. Стараюсь поделиться эмоциями с миром, чтобы не поехать, - пожал я протянутую руку. Боец, пропустив всё сказанное мною мимо ушей (не хватало ещё слушать всякий бред), уселся возле пулемётки со словами: - Меня Дед послал. На помощь. - Лучше бы он послал бронекавалерийскую команду, с приказом о демобилизации. Очень бы помогло. Как и на предыдущую реплику, реакции не последовало. - Ладно, - пожал я плечами, - раз уж явился, подежурь тут. Я схожу вниз позавтракаю, а то пейзаж с этой точки уже в печёнках сидит. Да и басы тут громкие, ложку уронить боюсь. Я заглянул в пулемётку, окинул взглядом орудие своего промысла, как будто его кто-то мог украсть, и, подхватив банку с тушёнкой, начал спускаться вниз. И вот тут мой коллега недоуменно поинтересовался: - Внизу что ли есть собрался? Там же эти… - Да, да, - отмахнулся, стараясь не скатиться со склона как сёрфингист с волны, - я про них помню, более того – вижу, и трогать их не собираюсь. И на завтрак приглашать тоже. Внизу, прямо у склона, лежало живописное брёвнышко, на котором я и пристроился справить свою скромную трапезу. Мммм, холодная тушёночка. И как я раньше мог наслаждаться чем-то другим? Вот же оно, высочайшее кулинарное наслаждение в мире, несравнимое ни с чем другим. Пармезанисто-трюфельным гурманам – привет. Могут быть спокойны. Пока не запретили тушёнку, жить можно. А если еще разогреть и добавить хлеба, то это вообще уже будет три звезды Мишлен. Окопных, но тем не менее. Вот так вот за скромной трапезой, меня и застал Женька - Повар, спустившийся с противоположного склона оврага. Подошёл, устало выдохнул и присел рядом. - Есть не хочешь? - протянул я ему банку. Он покачал головой: - После вчерашнего вообще есть не хочется. - А что было вчера? – живо заинтересовался я. - Да я вчера покойников закапывал, - с необычайной для себя энергичностью выпалил он. - Да? Хреново вы их закапывали. Вон они валяются везде, - показал я ложкой на лежащих в двух шагах от нас, частично разэкипированных бойцов враждующей стороны. Женька посмотрел на данные тела, потом перевёл взгляд на меня: - Да не, это не покойники. - Да? – удивился я. – Интересно, кто же это тогда? Уставшие туристы? - Да это куклы для снайпера! Я отставил в сторону банку и потер ладонью переносицу: - Евгений! Какие, нахрен, куклы? Кто потащит сюда куклу, да еще такую реалистичную? Если вы мне не верите, то можете сходить лично. Хотя мне, например, и отсюда всё понятно.

Женя поднялся, недоверчиво посмотрел на меня, и направился к ближайшему объекту, глядящему прямо в облачное небо широко раскрытыми глазами. Через секунду Женя уже был рядом со мной с охреневшим видом: - Блин! Это реально убитые лежат! - Пять вам за наблюдательность, Евгений! – постучал я ложкой по стенке банки. – Вы незаменимый товарищ в дозоре и разведке. - Так, а чего ты ешь здесь сидишь? – чуть не заорал во весь голос Повар. - А что, - нахмурился я, - Они вряд ли попросят поделиться. Да и вообще компания для завтрака неплохая. Лежат, молчат, с советами не лезут. Отличные ребята! Женя поднялся с бревна, и, глядя на меня как на маньяка, начал движение по оврагу: - Я пойду. Мне там надо… - Не смею отвлекать, Евгений, - заулыбался я, желая доиграть роль до конца. - Хорошей дороги и добрых друзей. Как только Женька скрылся из виду, я с раздражением бросил банку под ноги. Ходят тут, аппетит портят. Никакого покоя. Я вытянул ноги и откинулся спиной к стволу дерева, как тут же увидел на склоне оврага спускающегося вниз Журналиста. Не позиция, а проходной двор. - Оу, Журналист! Куда спешишь? Эдик слетел по склону как пчела. - Фух! Да Деда ищу. - Куда-то туда уходил, - махнул я рукой в сторону ушедшего Повара. Не успел Журналист ничего ответить на мою реплику, как мы оба рухнули в листья и грязь, заслышав над головой зловещее шуршанье. Через мгновение по склонам оврага жахнули два заряда БМ-21. Я повернулся набок и расхохотался, увидев перемазанное грязью лицо Журналиста. - Коммандос, блин. Журналист усмехнулся: - Ага. Я пару дней назад так спускался по склону, и целый пакет прилетел. А я с кружкой чая как раз шёл… - И? – поторопил я замолчавшего Журналиста. - Чего «И?», - Эдик вытер грязными руками, грязное лицо. – Так и до сих пор кружку найти не могу. Я расхохотался до слёз. Эдик, глядя на меня, тоже начал ржать. Так мы и хохотали, пока этот смех не оборвал резкий окрик. Я глянул на склон. По нему летел Птица. Не знаю как, но он спускался по крутому и скользкому склону широкими прыжками и ни разу не поскользнулся. Слетев вниз, он подлетел к нам и упал на землю. - Птица, - счастливо пробормотал я. – Ты откуда? - Из магазина, - глянул на меня Лёша, как на дебила. – Откуда я ещё могу быть? - Хрен знает, я ж не знаю, куда ты вчера ушел. - А, ну да. – Лёшка помотал головой. – Дальше двигаемся. Со мной пойдёшь? - посмотрел он мне в глаза. – Ты что делаешь здесь? - Пойду, - радостно воскликнул я. – Нихрена! Мы секунду помолчали, а потом я всё-таки решил уточнить: - А куда идём? - В пиз*ос, - мрачно ответил Птица. - А, туда. Пойдем, конечно. Только я без Серёги. Его Дед забрал. - Директора? – нахмурился Птица. Я кивнул. - Ладно. Потом найдём Серёгу. Щас быстро надо. Бери там шо надо, и сюда бегом. - Это я щас, - засуетился я. – Это я мигом.

Подъем. Рывок наверх со всей доступной скоростью, так что чуть вниз не покатился. Брошенная ошарашенному бойцу фраза: - Коллега! Оставляю всё на вас. Кроме пулемёта. Рюкзак на плечи. Пулемёт. Короба. И со всей скоростью вниз, где деятельный Птица уже собрал некоторое количество личного состава. К слову сказать, не у всех были такие довольные рожи как у меня. Когда я спустился, Птица проводил лекцию на тему «Лучше делаешь, дольше живешь»: - Щас заходим на позицию противника. Ни хрена не трогать руками! Телефоны, деньги, незнакомые вам вещи. Хотя, вам всё незнакомо, поэтому нихрена и не трогайте. Найдёте телефон, позовёте меня. Если он нормальный, я вам сам его отдам. Смотрим под ноги! Никуда не лезем без спроса. Сначала заходит граната, потом вы. У кого есть гранаты? Ответом Лёше было грозное молчание профессиональных штурмовиков. - Еб*ть! Понятно. Никуда не заходите без меня. Пулемётчик! - Я здесь, мой капитан, - не удержался я, чтобы не поёрничать. Хотя на самом деле, я так просто со страхом борюсь. - Ебан*ко! – Ухмыльнулся Птица. – Со мной впереди. - Есть! – я лыбился во весь рот. И заодно шарил рукой в нагрудном кармане, пытаясь найти лоперамид. О, нашёл. В таких мероприятиях, без него никуда. - Сейчас поднимаемся наверх, - Птица показал рукой на склон, - Там ровное поле, как всегда. Противник там всё видит и слышит. Бежим быстро и бодро, с дистанцией. Бежим так, как будто хотим жить. Бежать метров сто пятьдесят. За полем окоп. По окопу направо. Ну, за мной короче и за ним, - Птица показал на меня. Вопросы? - А что мы там делать будем и куда оттуда пойдём? – раздался голос из толпы. Шахтёр, по-моему. - Нормальные вопросы, - прошипел Птица. - Нет? Тогда за мной наверх. Бегом! И мы побежали. Видели когда-нибудь, как земля горит? Не в фигуральном выражении, а в самом конкретном. Берёт и горит. Дым идёт и все дела. Не видели? Так вот тут она горела. Не смотря на то, что она была насквозь промокшей. Мы, вытянувшись ленточкой, стояли у расхреначенного блиндажа, который сложился внутрь, но продолжал гореть. Поле мы пробежали быстро. Не смотря на то, что как только мы поднялись по склону, тут же пошёл дождь. Мелкий, противный, пропитывающий всё подряд. А раньше я, дурак, любил дожди. Хотя, я и сейчас бы их любил, смотри я на них через окно. Поле было обычным. Ни травинки, ни куста. Окоп тоже. Грязный, оплывший. Неоднородный. Где по пояс, где по колено, где выше головы. Позиция 84. Или восемьдесят четвёртый. Линия окопа, два блиндажа, хотя раньше было три, но третий погиб при штурме, со всеми кто в нём был. Блиндаж и его обитатели не пожелали сдаваться, за что им наше уважение. Но вот теперь на одно место проживания меньше. А это уже досадно. Больше ничего примечательного на этой позиции не было. Ну, кроме валяющихся кругом единиц бывшей живой силы противника, и того, что в стене первого, по пути следования, блиндажа торчал фугас. Так сказали, сам я не проверял. Делать мне что ли нечего? Меня такие вещи мало занимают. Пусть кому надо, туда и лезут. Я впереди иду, а значит, и жить буду где-то на краю позиции. Как всегда. В общем, обычная местность смерти. Ничего нового я не увидел, и ничем не впечатлился. И вот мы стоим у уцелевшего блиндажа, дальше горит блиндаж погибший, а сверху льёт дождь. Как же он задрал! Сил нет. Я плюнул под ноги, и пока Птица позади меня рассказывал, что пока в блиндаж не заходим, потому что всё надо проверить, я откинул одеяло с входа, ввалился внутрь и уселся на лежак. А ничего тут, уютно. Снаружи раздался трёхэтажный мат и за мной в блиндаж ввалился Птица. Окинул взглядом обстановку, посмотрел на меня и, развернувшись, тормознул всех, кто пытался войти следом: - Так! Давайте осмотрите позицию, присмотрите точки огневые и всё такое. В первый блиндаж не лезть! Потом придёте и доложите. Гул согласных голосов отвечал уже спине Птицы, севшего за стол возле лежака напротив меня.

На столе были следы прерванной трапезы. Раскрытый хлеб, майонез, какие-то укропские пайки и прочая тряхомудия. Парни и доесть-то не успели, как пришлось драпать. И удрали не все. Чтобы убедиться, достаточно из блиндажа выглянуть. - Как тебя ещё не убили? - Птица смотрел мне прямо в глаза. - Погоди. Ещё не вечер. – проговорил я, опираясь сложенными ладонями о компенсатор пулемётного ствола. Птица помолчал. Посмотрел на меня и сказал: - Спасибо, что приехал. Мне стало неудобно, и я попытался свалить в сторону вопросом: - Что тут за люди у тебя? - А, люди. – Птица махнул рукой. – Ты один десятерых стоишь. Мне стало ещё неудобнее. И я поднялся с лежака, бросив на него пулемёт. А ничего так, удобненько живёт противник. Два яруса лежаков, стены утеплителем изнутри обшиты. Свет явно был, пока мы не заявились. Книжная полка. На стене календарь з вiйськовим і вiтанням iз Рiздвом, а так же напоминание о том, що потрiбно слухати вiйськове радiо. Звоните в студию. Нормально. Интересно, они отсюда звонили? Не успел я обсудить это с Лёшкой, облокотившимся об стену, как в блиндаж ввалились грязные сотоварищи. - Всё нормально, командир,- сказал Миша – Поп. – Кроме покойников, никого. - Ладно, - потянулся за столом Птица, - Располагайтесь пока. Щас пойдем, я вам места дежурства отведу. Пока суд да дело, я закинул свой рюкзак на верхний ярус и прикрикнул на Депутата, убирающего с лежака мой пулемёт: - Куда, блин? - Я тут сесть хочу, - заявил Депутат. - Да ты что? – неподдельно удивился я. – Там уже пулемёт сидит. Так что сядь в другом месте. Сесть он хочет. Депутат надулся и свалил в сторону, а я сел на своё место. Птица встал и потрошил книги, на книжной полке? - Есть чего читать там? – спросил я. Да погоди ты с читать, - отмахнулся Лёша. – Я смотрю писем тут нету? А то находили мы на позициях письма им от детей. «Татусю. Коли вже ти повбиваєшь всіх сепарів и повернешься до дому?». - Серьезно что ли? - Нет, - скривился Птица. – Я тебя на*бываю. - Да. Дела. Я заметил, что рассевшиеся по лежакам пацаны, мало обращают внимания на литературу и все как один глазеют на продуктовый бардак на столе. Я ухмыльнулся и откинулся к стенке, ожидая продолжения затянувшегося молчания. Наконец Шахтёр не выдержал и спросил у Птицы, вернувшегося к столу: - Птица! А как ты думаешь, эту еду есть можно? Птица обвел взором явно снедаемый жаждой голода народ, и, улыбнувшись одними глазами, ответил: - Попробуй. Реакция не заставила себя ждать. Все налетели на еду, как голодные дети Африки. Хлеб, майонез и т.д. Всё пошло в дело. Не ел только Птица, и я. Мы просто сидели и довольно лыбились. Не знаю как Лёша, а я с нетерпением ждал момента, когда же все это заметят. Наконец Шахтёр увидел, что мы соблюдаем какой-то особый пост и осторожно задал вопрос: - Птица? А почему вы не едите? Лёша изобразил вполне натуральное удивление, и, наклонившись к Шахтёру, вкрадчиво спросил: - А зачем нам сейчас есть? Мы щас на вас посмотрим, а минут через двадцать решим, будем мы есть или нет. Парни прекратили жевать и недоуменно уставились на Птицу, потом посмотрели друг на друга, а глаза их стали округляться до формы пятирублёвой монеты. Мы с Птицей переглянулись, и расхохотались от всей души, как люди, у которых не так уж и много поводов для смеха. А через минуту, хохотали уже и все остальные.

Помнится, я обещал вам забавную историю про подготовку артиллеристов, времён начала СВО. И история готова, и препятствий никаких. Но вот внезапно, после определенной беседы с людьми, которые приехали издалека, приходит осознание, что к этой истории требуется предисловие. Поскольку выясняется, что практически никто из тех, кто не проживал или не проживает на территориях Луганской и Донецкой Народных Республик, не представляет себе, как и в каком виде, мы встретили начало СВО, и, как и в каком виде на наших территориях происходила мобилизация. И кем она проводилась. Поэтому начнем с предисловия. Иначе «забавная» история про артиллерию, может показаться действительно забавной. Жителям большой земли, при слове «мобилизация», представляется та картина, которую они наблюдали лично, либо в средствах массовой информации. Повестки, в первую очередь людям с боевым опытом, журналистское сопровождение проблем, возникающих при проведении этого мероприятия, полигоны, подготовка, скандалы - что выдали не то обмундирование, либо не провели должную подготовку, либо призвали не тех, кого положено призывать. И многое другое. Если, по словам многих наблюдающих за проведением мобилизации осенью 2022 года, в ней было множество моментов недостойных нашей великой державы, то мобилизацию проведенную в феврале 2022 года в Народных Республиках, её участники зачастую называют не иначе как преступлением. Уже в 2021 году жителям Луганской и Донецкой Народных Республик было очевидно, что ситуация накалявшаяся много лет, вскоре закончится масштабным конфликтом. Тем, кто смотрел на ситуацию здраво, это было очевидно с 2014 года. Мертворожденные Минские соглашения давно исчерпали свой и без того жалкий потенциал, и всем сторонам уже было понятно, что решения перезревшей проблемы в них найти не удастся. Украина на протяжении всего времени с 2014 года непрестанно наращивала свои боевые возможности. Готовилась боеспособная, мотивированная пехота. Строились укрепления, которые мы взламываем и по сей день. Налаживалась связь, взаимодействие подразделений, обеспечение войск. Существовала четко декларируемая цель – нанести нам тактическое, а еще лучше стратегическое поражение, подкрепляемая тщательно пестуемой идеологией ненависти к противнику. Безусловно, в стане противника существовали проблемы, но это не помешало им явить в 2022 году однозначный результат. Точнее говоря, этот результат Украина продемонстрировала ещё в период проведения Дебальцевской операции. Просто тогда практически никто из тех, кто должен был, не взял на себя труд, этот результат проанализировать. И отсутствие этого анализа, в том числе, и привело нас всех к февралю 2022 года. В 2014 году, армия Украины была разбита, деморализована, и бросала позиции и города под холодным дуновением «Северного ветра». Тот же Мариуполь, был оставлен боевыми подразделениями Украины без боя. И на тот момент, у противника можно было забирать практически всё и без особых усилий. Но настал Минск. И противник, а в большей части его кураторы, использовал его по максимуму. Дебальцево стало иллюстрацией того, что ни о каких легких прогулках и встречах с цветами, можно больше не мечтать. Но большая часть страны, предпочитала обитать в мире, созданном теле-шоу-программами, в котором мы были самыми сильными, а армия Украины была жалкой и ничтожной. Реальность ударит в розовые очки позже, вонзив их кровавые осколки прямо в наши глаза. Самое жуткое, что в этом мире пребывали те, кому надлежало готовить вооруженные силы к приближающемуся…столкновению.

И так. С Украиной понятно. А что же происходило в вооруженных силах непризнанных Народных Республик Донбасса, с лета 2014 года? А происходило следующее. После окончания ожесточенных боев 2014 года, остуженных «Северным ветром», наступила Минская пора и строительство регулярных вооруженных сил. Что в свою очередь, вылилось в череду конфликтов уже внутри Республик. Не все командиры подразделений, выросшие из пламени боевых действий 2014 года, были согласны с теми порядками, которые вводились в вооруженных силах советниками, прибывшими от союзнических держав. Авторитетные командиры ЛНР и ДНР, часто обращались в медийное поле, чтобы представить на суд общественности всё то, с чем они были не согласны. В то же время, и между самими этими командирами не было мира и согласия, что так же негативно влияло на складывающуюся ситуацию и могло привести к вооруженному противостоянию уже внутри самих Республик. Но всё-таки до этого дело не дошло, поскольку практически все существующие на тот момент противоречия были устранены украинскими диверсионными группами вместе с самими непримиримыми командирами. В то время украинские ДРГ изрядно зачастили вглубь территорий Луганской и Донецкой Народных Республик, и, казалось, чувствовали там себя как дома. Отдельные лица и по сей день высказывают еретические и осуждаемые всеми рассуждения о том, что никаких украинских диверсионных групп не существовало в природе, но сие, как я уже сказал выше, признано ересью и обречено на забвение. Происходили и случаи разоружения тех подразделений на территории Народных Республик, которые не желали принимать новую реальность. Случаи эти в медийное поле практически не попадали, и мало обсуждались даже в самих Республиках. Кто же разоружал эти самые подразделения? «Не прикасайтесь к идолам, иначе на ваших пальцах останется позолота». Кто-то. И так. В конечном итоге победило единоначалие, все подразделения ЛНР и ДНР оформились во Второй и Первый Армейские Корпуса соответственно, в них были назначены советники из дружественных держав, и начался тотальный и неприкрытый дерибан всего, что плохо и хорошо лежит…ой, то есть началось боевое строительство и слаживание. Слажали по итогу знатно.

Качество большей части советников, прибывающих из дружественных держав и взявших под контроль «строительство» вооруженных сил, оставляло желать даже не лучшего, а хотя бы хоть чего-то не настолько плохого. Основной задачей этих людей, которые приезжали сюда на время, было создание красивых фото и текстоотчетов, а также разворовывание любого ценного имущества. Помню историю о том, как прибывший в часть ПВО для боевой службы офицер, поручил подчиненным…разбирать две установки ПВО «Оса», с целью добыть из них драгметаллы. По документам установки числились на боевом дежурстве. Другой присланный советник, толкал налево солярку, выделяемую для заправки техники и проведения военных учений, а солярку для техники заставлял покупать солдат. Кстати солярка эта воровалась в подразделении, которое являлось на тот момент ТАНКОВЫМ РЕЗЕРВОМ КОМАНДУЮЩЕГО. Поневоле вспоминается «А вдруг война?». Война пришла, и вдруг. Но об этом далее. К чему приводило тотальное воровство, а также неискоренимый идиотизм в приказах, отношении и прочем? К оттоку личного состава из подразделений. Вот это уже было проблемой, и могло повлиять на качество отчетов, превратив их из красивых в некрасивые. И здесь началась экранизация одного из лучших произведений Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души». Второй том автор сжег. А у нас вторая часть экранизации, сгорела в феврале-марте 2022 года. По документам и отчетам, корпуса Народных Милиций были укомплектованы до не могу, а личный состав только и ждал команды двигаться в сторону вражеской столицы. На самом деле, в войсках наблюдалась тотальная нехватка людей, имеющийся личный состав постоянно выхватывал на линии боевого соприкосновения без возможности ответить противнику, трехсотился, двухсотился и выбывал из строя. Одно время, следуя неугасимому дух Минских соглашений, командование запрещало солдатам на передке досылать патрон в патронник, чтобы не провоцировать эскалацию. Запрет сопровождался периодическими проверками и угрозами тюремного заключения для ослушавшихся бойцов. Издание мертвых душ увеличивалось в объеме, в прямом и переносном смысле, а деньги выплачиваемые мертвым душам, разворовывались командирами, как водка - угорелыми алкашами. Стоит заметить, что очень часто и те бойцы, которые погибли на линии боевого соприкосновения, по документам оформлялись как погибшие где-то там, в свое личное и свободное время, чтобы избежать уменьшения объемов финансовых средств поступающих в чей-то личный карман.

С целью укрепления боевой мощи и обороноспособности Республик, в них проводились мероприятия по подготовке резервистов, военные сборы, чтобы в случае чего, призвать этих резервистов в войска для боевой работы. Ну, вы же запомнили про отчёты? Не знаю как там в отчётах, уверен, что всё было отображено красиво и безмятежно, а в реальности это всё выглядело полной профанацией. На сборы резервистов людей привлекали с предприятий, ведомств и организаций. Понятно, что никакое предприятие не желает, чтобы его ценного сотрудника отрывали от производства даже на малый срок. Поэтому отправляли, как правило, тех, кто не особо влиял на качество работы. С государственными ведомствами и учреждениями было проще, там готовы были расставаться с ценными и полезными специалистами ради общего блага. Как формировались списки, неизвестно никому. Меня, например, на сборы резервистов не отправляли ни разу, хоть я и изъявлял такое желание. В общем, с комплектованием боле-менее понятно, теперь с проведением. Как правило, сборы эти были и близко никому не нужны на местах. Никакой толковой программы составлено не было, и что делать с этой прибывшей толпой было не особо понятно. Людям вручалась форма, личные вещи упаковывались в мешки. Помню ситуацию, когда личные вещи упаковывались в мешки из под муки, в которых мука вполне себе присутствовала. Представьте лица людей, когда они переодевались после сборов обратно. Грустный мельник. После этого людям выдавали оружие, по сходу определяющимся специальностям, после чего начиналось уныние. Погрузка, разгрузка бк, отстрел пары тройки «морковок» из РПГ за всё время проведения сборов, да некоторого количества автоматных да пулемётных патронов. После чего сборы признавались успешно состоявшимися, люди отправлялись обратно, составлялся красивый фотоотчет, и все были довольны. И так вот, за все время с 2014 года, повторялось пару-тройку раз. Боевой резерв на бумаге был полностью подготовлен. В 2022 году, значительная часть этого резерва осталась в оврагах, про которые на бумаге успешно забыли. Все были уверены в том, что в случае войны придёт регулярная Российская армия. А значит, всё будет хорошо, и ни за что не нужно будет отвечать. Цена этим взглядам, тысячи человеческих жизней. И вот, наступил февраль 2022 года. Точнее говоря, 19 февраля. В Республиках объявлена мобилизация резервистов. Всё, что происходило до этого, признано забытым и бесполезным. Списки, сборы, и т.д. Мобилизация проводится так, как не должно проводиться ни одно мероприятие на свете.

19 февраля 2022 года предприятия, ведомства и организации обзванивают своих сотрудников и сообщают, что им необходимо явиться на сборные пункты. Звонят из военкоматов. Многих забирают прямо с рабочих мест, многим из тех, кого просят явиться, говорят, что брать с собой не нужно ничего, кроме паспорта. Например, так поступили с коллективом Украинского Драматического театра города Луганска. Мол, там вас отметят, и всё. В дальнейшем это приведет к тому, что люди окажутся на передовой без самых необходимых вещей, и будут вынуждены одалживать предметы первой необходимости у своих более удачливых товарищей. Мобилизуют всех подряд. Неважно, есть у тебя боевой опыт или нет, участвовал ли ты в сборах, есть ли у тебя проблемы со здоровьем. Неважно. Ты годен. Давай паспорт и садись в автобус. Непонятно ничего. И никому. Как сказал мне мой друг, участвовавший в боевых действиях с 2014 года: «Да вас просто для массовки набирают. Ну, какой от вас толк? Пару дней и отпустят». Для меня, ждавшего и желавшего мобилизации, всё выглядит как фантасмагорическая картина с элементами фильма ужасов. Но реальность всегда предстает такой, какой не может её представить и самое смелое воображение. В этот и последующие дни, тех, кто не явился на сборные пункты, будут паковать прямо на улицах, в магазинах, общественных местах. За отказ от мобилизации угрожают уголовной ответственностью. Но всем мобилизованным заявляют, что они добровольцы. После того, как нас мобилизуют вечером 19 февраля, ночью 20 февраля нас доставляют в расположение воинской части в город Стаханов, где по лицам и реакции ответственных лиц становится понятно, что они просто не представляют, что с нами делать. Первая фраза от офицера встретившего нас на КПП: « - Опять мобилизованные? А куда мне их? Что мне с ними делать?». Всё делается в спешке, в сумбуре, с колес. Много лет готовившаяся к войне Народная Милиция, напоминает человека проснувшегося посреди пожара. Мы упаковываем свои личные вещи в мешки, и оставляем их на пункте приёма личного состава. Бойцу, который слишком тщательно упаковывает свой мешок, солдат стоящий в охранении говорит: « - Да не парься ты так. Тебе это больше не понадобится» Те из нас, кто выжил и приехал потом за своими вещами, выяснят, что их уже давно распотрошили и растащили. Я даже не ездил. Еще раз. Те, кто отправил людей защищать Родину, украли их личные вещи, пока они были на фронте. Так что сказанная мужику фраза, была чистой и кристаллизованной истиной. Взамен личных вещей резервистам выдается обмундирование. Уставная форма, не зимние берцы, советский вещмешок, железная каска, котелок да ложка. Касок и котелков хватает не всем, поскольку каждый вещмешок укомплектован черт его знает как. Котелки покрыты толстым слоем старого солидола. Выданный перевязочный пакет состоит из бинта 1971 года выпуска и старого жгута. Выданные медицинские средства этим не исчерпываются. При получении вещей выдают медицинские маски и заставляют надеть. Ковид-с. Бронежилетов не дают никому. Оружие выдадут за два часа до того, как людей отвезут на передовую. Бронежилеты выдадут через пару месяцев, и только единицам. Перед тем, как выдать этим людям оружие, их распределят по должностям. Просто так, в случайном порядке, зачитывая фамилии из списков. Иванов - стрелок-радист, Попов – снайпер, Егоров – гранатометчик…Зенчугов – пулемётчик. Вооружение, выдаваемое вновь назначенным снайперам, поражает воображение. Это старые винтовки Мосина, на одной из которых стоит царское клеймо.

Всем плевать на физические кондиции, зрение, наличие рук и ног, и всё прочее. Всем плевать на всё. Нужно срочно сформировать подразделение и отправить его на фронт с боевой задачей «Не допустить прорыва противника». После чего, в ночь с 20 на 21 февраля 2022 года, в кромешной тьме, эту кое-как обмундированную массу резервистов доставят на фронт, и заменят ею боевые части на линии соприкосновения. И оставят весь участок фронта на людей, которых вчера еще взяли буквально с улиц. Необученных, необстрелянных, не умеющих обращаться с выданным вооружением, не умеющих банально снарядить автоматный магазин, без средств связи, оставят на боевых позициях посреди ночи, даже не сообщив, куда их вообще привезли, что делать и как дальше быть. Всё, что им скажут: « Укропы там, стреляйте туда» Правда, позабыв спросить, умеют ли они стрелять. Да и зачем? Они же всё равно не умеют. И это только наш участок фронта. Многих сразу кинут в штурмы, в километровые ночные марш-броски по чавкающей, тягучей зимней грязи Донбасских степей. Многих отправят под Харьков, Мариуполь и ещё в кучу прекрасных мест. Все истории про то, что резервисты будут стоять в третьей линии и на блокпостах на занятой территории, так и останутся историями. Многие из тех, кто уедет в ночь 21 февраля, утра 21 февраля уже не увидят. Еще раз для закрепления понимания. В ночь с 20 на 21 февраля 2022 года, с огромного участка фронта снимают все боевые части, заменяя их необученной массой людей, которые даже не представляют себе, где они находятся. Не представляют себе, что им делать. Которыми командуют такие же резервисты, просто вдруг назначенные командирами. Если вдуматься в то, что тогда происходило, кажется, что такого не могло быть. Потому что всё, что тогда происходило, противоречит не только здравому смыслу, но и любым самым больным фантазиям. Например, при объявлении ночью попытки танкового прорыва со стороны противника, внезапно выяснилось, что у нас практически нет средств для поражения его танков, а то, что есть, никто не умеет снаряжать, а уж тем более стрелять из этого. И поэтому я всегда буду считать мобилизованных в те дни людей - героями. Именно они, необученные, необстрелянные, перепуганные, удержали фронт в феврале 2022 года, выполнив поставленную задачу. Заплатив за это своими жизнями. Они штурмовали вражеские позиции наравне с обученными солдатами и бойцами ЧВК, они брали под свой контроль сёла и города. Их сжигали в бесплодных штурмах, отправляя выполнять сумасшедшие приказы мясников, лишь по ошибке имеющих воинские звания. Их бросали в бой на железобетонные позиции, без какой-либо поддержки. Им ставили задачи нереальные, и они выполняли их, как могли. Учась всему на ходу, потому что никто другой их этому не научил. Они шли и воевали. И те из них, кто выжил, продолжают делать это, и по сей день. И вся свободолюбивая, вольная, честная журналистика, смотрела на всё это, широко раскрыв глаза, и плотно сомкнув свои велеречивые уста. Потом одного из командиров, угробившего кучу своих людей, бросающего их бой без ничего, и лгущего обо всем этом в каждом видеорепортаже, сделают героем ЛНР. Да, да. Я про тебя, бросающего людей на подвал, отбирающего у них ремни и шнурки, за отказ идти в самоубийственную атаку, обещающего им, что больше они никогда не окажутся в таком аду, чтобы через пару суток бросить их в еще более худший. Ты же помнишь? И мы помним. Всё помним. Вот такое краткое предисловие. Поэтому когда будете читать следующую «забавную» историю про новоиспеченных артиллеристов, или другую написанную здесь историю, не забывайте о том, что лишь малое количество её участников доживет до лета 2022 года. Она забавная для нас. Мы смеёмся над этим, как смеялись и на фронте. Смеёмся, ни на секунду не забывая о том, что всё это называется словом - преступление. Теперь и вы об этом не забывайте.

Ночь с 20 на 21 февраля 2022 года. 2:13 по Москве. Окрестности города Попасная. Линия боевого соприкосновения с вооруженными силами Украины. Зона ответственности 6-го отдельного гвардейского казачьего мотострелкового полка имени Матвея Платова 2-го армейского корпуса Народной милиции ЛНР. Часть 1 С неба падала мерзкая водяная гнусь. Язык не поворачивался назвать это дождём. Такое чувство, что кто-то наверху решил за короткий период времени вывалить на отдельную выборку людей полный перечень испытаний, которые человечество скопило в качестве воздаяния за свои грехи за добрых две тысячи лет. И все эти "за, за, за" меняли друг друга каждый час, заставляя думать, что с момента объявления мобилизации прошли не какие-то сутки, а уже, как минимум, целый месяц. А может и год. Макс вспомнил, как Уралы доставили новоявленную армию в некий посёлок, который получилось разглядеть только очень сильно напрягая зрение. Чернильная темнота вокруг, моросящий дождь и общие впечатления, не особо способствовали тому, чтобы начать быстро разбираться в окружающей обстановке. Учитывая тот факт, что новоявленной армии даже толком не объяснили, куда её, собственно, привезли. В текущей ситуации было просто чудом, что люди, тут же назначенные командирами, смогли сформировать какие-то отряды, чтобы повести их на какие-то позиции. Макс был уверен, что при свете дня охренеют все. И отряды, и командиры. Про противника пока думалось плохо, поскольку как-то не особенно угнездилась в голове реальность его наличия. В том сюрреализме, творящемся вокруг за последние сутки, противник упоминался как нечто нематериальное, не имеющее своего места во времени и пространстве. И от того, что противник таки был, от его количества и месторасположения, ещё тоже предстояло охренеть. Пока же Макс думал о той темноте и неизвестности, в которую отправились кое-как собранные и вооруженные люди, которым поставили задачу не допустить прорыва плохо представляемого пока противника. Макс и доставшиеся ему напарники, остались на Вышке. Мимо Вышки, на Бороду, протопала группа бойцов, в которой были Изя и Данька. Последний, как показалось Максу, даже не зарядил свой ПК. Хотя может быть, Максиму это просто показалось. После того, как личному составу некоего подразделения (интересно, что вообще за подразделение, что это за Вышка и на какой территории мы находимся?) несущего боевую службу на данной позиции было объявлено, что вот эти вновь прибывшие, бравые солдаты заменят их на столь важном направлении, в рядах личного состава некоего подразделения началась крайне нездоровая суматоха. Опустив ряд абсолютно незначительных для истории деталей, укажем главное. Один из бойцов действующего боевого подразделения решил озаботиться боевой подготовкой вновь прибывших солдат, а именно, их способностью овладеть имеющимися артиллерийскими орудиями, для отражения вероятного танкового наступления противника. Точнее говоря орудием, единым во всех обличиях. Для чего, он собрал вновь прибывших на Вышку бойцов, и в кромешной тьме под непрестанно моросящим дождём, повел их в чернильную неизвестность, дабы поделиться навыками артиллерийского искусства. Когда Макс смог рассмотреть, куда они наконец-то дошли, ему стало одновременно невыразимо грустно и невыразимо весело. Особенно после вопроса от бравого инструктора, решившего передать новой смене свои бесценные знания: " - Так, бля. Кто стрелял из "Рапиры"? Макс закрутил головой, но, возможно из-за дождя и густой темноты не смог рассмотреть лес рук своих боевых товарищей, решивших похвастаться своими боевыми навыками. Инструктор (прости, Господи, что мы стали так его именовать), сплюнул под ноги слюну и фразу: " - Понятно. Значит будем учится на ходу. Значит вот она рапира, и её боевая позиция."

По мнению Макса, обе части этой фразы были громковаты для того, чтобы указывая на утонувшую в грязи пушку, стоящую под открытым небом в чистом поле, говорить о какой-то учёбе, да ещё и на артиллерийской позиции. Исходя из текущей ситуации научиться здесь вряд-ли было чему-то можно, а артиллерийской позиции здесь, похоже, не было отродясь. " - Так, - инструктор покрутил головой, явно не зная, с чего начать, - Давайте сначала станины разведём." По субъективному мнению Макса, это была ещё одна громкая фраза. Потому что судя по состоянию этих самых станин, их не разводили с прошлой зимы. А может и тогда не разводили. Станины были утоплены в жидко-густой грязи Донбасской степи настолько, что в этой грязи за малым не утонул маховик поворотного механизма. Конечно в тот момент Макс думал про него не как про маховик поворотного механизма, а просто как про вот ту круглую хрень. Суть в том, что пушка была в грязи настолько, что круглая хрень только чудом оставалась вне её липких объятий. Кстати, чтобы понимать весь масштаб операции по разведению станин (точнее по попытке разведения станин), нужно понимать, что зимой на Донбассе, в одной точке времени и пространства грязь может пребывать сразу в нескольких агрегатных состояниях. То есть быть одновременно растаявшей и замёрзшей. Парадокс Донбасской грязи. Запишите, чтобы не забыть. После того как значительная, по меркам человеческой жизни, часть времени была потрачена на то, чтобы изгваздать в грязи зелёненькую форму личного состава, а станины МТ-12 остались в прежнем положении, до инструктора (Господи, прости меня ещё раз) дошло, что настало время кардинальных решений. И прозвучало прекрасное: " - Так. Человек семь. Идите повисните на стволе, чтобы эта хрень немного приподнялась." После выполнения данного приказа, оставшиеся в стороне от висения на пушечном стволе бойцы, вновь принялись за раздвигание станин. Макс на секунду подумал о том, что если за ними сейчас наблюдает противник, то он явно находится в состоянии глубокого ахера и истерического смеха, одновременно пытаясь выйти на своё командование, чтобы оно объяснило странные манёвры противоборствующей стороны. Макс решил взять этот способ на вооружение, если нужно будет надолго привлечь внимание парочки батальонов противника. После продолжительных мучений и длительного зависания на стволе пушки, она наконец-то была, с позволения сказать, приведена в боевой режим. После чего инструктор (Аааааааааа. Господи Боже мой!) сообщил, что пушка пришла с Алиэкспресса не в полной комплектации: " - Смотрите. Тут вот должна ставиться буссоль. Она есть. Но мы вам её не дадим, потому что вы всё равно ни хера ей пользоваться не умеете, да ещё и сломаете её. Поэтому в случае танковой атаки наводитесь по стволу. Это верняк!" Макс сразу же начал прикидывать на какое расстояние к нему должен подъехать танк, чтобы он смог навестись на него по стволу. Нехитрые подсчёты подсказали, что танковый экипаж в этом случае скорее загнётся от старости или смеха, чем от эффективной работы артиллерийского расчёта.

" - А чем она стреляет? - спросил кто-то из толпы новоиспечённых артиллеристов, - Где снаряды?" " - Снаряды там, - махнул рукой инструктор ( Да, да. Именно) в сторону Вышки." После этого Макс вспомнил, что он реально видел на Вышке снаряды. Поскольку у них с пушкой были родственные отношения, то снаряды тоже были сложены под открытым небом. Только вот в отличии от пушки, сложены под открытым небом они были рядом с блиндажами, в которых жили, или должны жить люди. Видимо, для надёжности. А может быть кто-то из тех, кто их там сложил, в детстве очень сильно мечтал научится летать, причём летать одновременно в разные стороны. Кто знает. Но пока что всё наблюдаемое, несло больше угрозы самим наблюдателям, чем их противнику. " - И самое главное, - вновь заговорил инструктор (*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*#*) - Тут есть такая хрень, которую нужно дергать, чтобы выстрелить. Так она не работает. Вы за другую дергайте, только как-то изогнитесь или отскакивайте сразу. А то вам откатом все рёбра переломает!" Над всем этим цирком, повисла гнетущая тишина, которую разорвал неожиданный, но очень своевременный, исходя из ситуации, вопрос Макса: " - Слушайте! А может давайте мы не будем из неё стрелять?!" Дождь не утихал. А к застывшим возле противотанковой пушки бойцам, стремительно приближался новый день, который нёс им ещё много вопросов, к которым не полагалось наличие ответа. Я не знаю как в фехтовании называется укол рапирой, который невозможно осуществить. Но в данном случае, это был он. Укол рапирой, нанесение которого, опасно для самого фехтовальщика. О, сколько нам открытий чудных, готовил сказочный февраль. Рапира - МТ-12 100-мм противотанковая пушка

Кредиты на графику, картинки:
open_book.png:
    Downloaded from: http://www.clker.com/clipart-open-book.html
    Shared by: OCAL 26-Mar-08
    Profile: http://www.clker.com/profile-1068.html
    Web site: http://www.openclipart.org
closed_book.png
    Drawn by: CrazyTerabyte / Denilson Figueiredo de Sá
    Homepage: http://my.opera.com/CrazyTerabyte/blog/
    Profile: http://openclipart.org/user-detail/CrazyTerabyte
    Downloaded from: http://openclipart.org/detail/9358/book-by-crazyterabyte
    Created: 2007-12-03 18:49:27
    Description: A simple SVG book based on a drawing made on Gimp by Sam Switzer.